Прогулки с пантерой
Прокрутив в голове несложный логический ряд, мы с Григорием, тактично притихли. Женщина, слегка умерив дрожь в конечностях, продолжила:
— Они все спланировали, они давно хотели от меня избавиться и сделали это…
Опять долгая пауза. Я почти наверняка знала, что за сказку сейчас расскажут нам. Месяца два назад в офис зачастила интеллигентная старушка, внучка Николая второго, которую в младенчестве подбросили бедной учительной семье. Жертва чудовищной исторической несправедливости претендовала ни много ни мало, на трон и считала, что мы обязаны помочь ей изобличить ныне действующую главу российского императорского дома княгиню Ольгу в махинациях и подлоге. А в прошлом году приходила жена Абрамовича, обманным путем сосланная из Англии в Россию, потерявшая документы, поизносившаяся, но страстно мечтающая воссоединиться с мужем. Не из-за денег, разумеется.
— Вы не поверите ни слову, — вдруг вскинулась гостья, в глазах ее заблестели гнев и та опасная сумасшедшинка, по которой легко узнаются люди, не слишком здоровые на голову, — господи, куда, куда мне идти? Что мне делать?
Женщина с вызовом смотрела на нас, страха на ее лице уже не было, а было лишь крайнее отчаяние, полная безнадега и такой мрак, что стало страшно жаль недотепу.
— Как вас зовут? — подал голос Гришка.
Простой вопрос немного успокоил даму.
— Голова кругом, забыла представиться. Арина. Арина Валевская.
Арина… редкое имя. Именно так звали ту женщину в немецком кафе.
— Откуда вы, Арина? — Григорий налил в кружку новую порцию кипятка и кинув туда пакет чая и несколько кусков рафинада, протянул женщине.
— Я… я из Прибалтики, но вышла замуж здесь, в Москве. Пять лет назад. Мой муж, Арнольд, он…
— Как? — спросила я, не дав ей договорить, — как его зовут?
— Арнольд, — удивленно посмотрела на меня Арина, — он этнический немец по матери, поэтому такое имя.
Одно совпадение — это случайность. Но два, да еще каких… Арина и Арнольд… Интересно, сколько в Москве проживает пар с такими непростыми именами? Интуиция подсказывает, что едва ли найдешь вторую.
— Продолжайте, — кивнул Гришка, — что вы хотели рассказать?
— Это случилось около года назад. Мы с мужем пошли в кафе, и там мне внезапно стало плохо. Закружилась голова, ноги онемели. Арнольд помог выйти, почти донес до машины. А дальше… дальше я ничего не помнила. Целый год не помнила ни себя, ни имени, ничего из своей жизни.
Очнулась Арина на влажном, дурно пахнущем матрасе. Над ней суетилась ужасного вида тетка, пытаясь влить в рот мерзкое, пахнущее ацетоном пойло.
— Глотни, девка, враз полегчает.
В помещении было темно, только с потолка, через неплотно пригнанные доски проникал луч света, выхватывая из плотного мрака замызганное тряпье и некое подобие очага, сложенного из разнокалиберных кирпичей. На очаге исходила прогорклым мясным запахом мятая алюминиевая кастрюлька. Хозяйка время от времени шуровала в ней поварешкой и смачно пробовала кушанье.
— Пить не хочешь, может пожрешь? — приставала она к Арине.
— Я не понимала, как оказалась в этом ужасном месте. В памяти не осталось ничего, ни малейшей зацепки. Я только знала, что не должна там находиться, что это какая то нелепость, дурной сон. Что было делать?
— В милицию идти, — твердо отчеканил Григорий.
— Да… — Арина поправила подсохшие волосы, — я пошла. Точнее буквально сбежала. Та женщина, она не хотела меня отпускать, говорила, что я ей должна за услуги, за постой и надо отработать. Конура, в которой я очнулась, находилась на окраине свалки, пришлось долго идти до дороги. Но я так выглядела… меня никто не брал, никто не хотел довезти меня до города. Странно, мне никогда не приходило в голову, что внешний вид может сыграть такую роковую роль в моей жизни. Когда ты выглядишь как бомж, нет ни малейшего шанса, что к тебе отнесутся по-человечески. У меня не было документов, на мне были войлочные сапоги, рваный ситцевый сарафан и пуховик, из которого вылез почти весь пух. От меня ужасно пахло, волосы превратились в грязную паклю. Сколько я провела в забытьи? Куда делась моя одежда? Кто я такая?
* * *Два раза темнело и светало, пока Арина, выбиваясь из последних сил, шла по дороге, надеясь выйти к Москве. Москву она помнила, первый же указатель с названием столицы пробудил в ней воспоминание о красивых домах и сверкающих новой краской машинах. В ее голове проносились образы уютных кафе, просторной светлой квартиры.
— Я вспомнила даже запах салона нашей машины, запах кожи и кедрового масла. Но это были обрывочные картинки. Человек без прошлого, вот кем я оказалась. Первый же постовой, к которому я обратилась за помощью, обругал меня, пригрозил исправительными работами и попросил держаться от него подальше… Когда я стала настаивать, меня отвезли в отделение и там сфотографировали, записали показания. Самое большое, что для меня могли сделать — определить в приют для бездомных. Там я прожила месяц.
В ночлежке Арина познакомилась с поэтом по кличке Пушкин, который принял живое участие в судьбе женщины. У него были приятели в фонде поддержки людей без определенного места жительства. Те похлопотали и оплатили из благотворительной кассы объявление в самой тиражной московской газете с фотографией Арины и просьбой откликнуться всех, кто узнает женщину. Но ни одного отклика не пришло. То ли Арину никто не узнал, то ли не хотели узнавать.
С отчаянья она начала пить и несколько месяцев пролетели как в угаре среди опустившихся на самое дно коллег по несчастью. Арина ночевала в канализационных коллекторах, спасалась от холода в теплом месиве городской свалки, куда после долгих скитаний по неприветливой Москве попала уже по доброй воле. Та бабенка, которая выхаживала ее, была жива и легко признала в потеряшке свою давнюю постоялицу. Видно, какая-то струнка в ее насквозь пропитой душе дрогнула и она отдала Арине чудом сохранившийся браслетик, снятый когда-то с ее руки. Ценности копеечная побрякушка не представляла, но с обратной стороны тонкой металлической пластинки было выгравировано имя — Арина.
— Я увидела это имя и сразу все вспомнила. Взрыв в голове произошел, думала умру, не выдержу. Сначала как волной накрыло, а потом постепенно все до малейших деталей припомнилось. Арина — это мое имя. У меня есть муж — Арнольд. Я из Прибалтики, в Москве друзей почти нет, только подруга Сонечка. Живу здесь рядом, в двух домах буквально от вашего офиса. Жила…
— Вы были в своей квартире? — осторожно спросил Гришка.
Женщина кивнула, маленькая злая слезинка показалась в уголке ее глаза, но высохла, прежде чем упасть. Внимательней присмотревшись к ней, я заметила, что она чем-то смутно похожа на ту германскую знакомую. Такое же узкое лицо скандинавского типа, светлые слегка волнистые волосы, глаза под тяжелыми веками, немного заостренный кончик носа. Впрочем, сходство было формальным, неполным. Та женщина, кажется, была значительно выше, с более грубой, почти мужской фигурой. Арина едва ли доросла до ста шестидесяти сантиметров, была узка в плечах и широка, не смотря на худобу, в бедрах. Хотя при желании, не слишком внимательный взгляд мог их перепутать. Есть такие люди, которых в принципе трудно запомнить.
Освоившаяся гостья допивала уже вторую кружку чая и незаметно подмела огромную гору бутербродов, подарок от хлебосольной Лизаветы. От еды щеки ее зарозовели, еще больше подчеркнув худобу лица.
— В подъезд меня не пустили. Разумеется. Я следила за домом. Два дня, как только немного стемнеет, приходила сюда и смотрела, ждала. На третий вечером увидела их… Арнольда и …ее.
— Кого? — уточнила я.
— Эта отдельная долгая история. Ее зовут Нина, она была любовницей моего мужа. Они знакомы с детства. Она была в моем плаще, кожаном белом, очень заметном. Сапоги мои ей наверняка малы, но сумочка, шарфик, все мое! Вы понимаете?
— Честно говоря, нет, — Гришка захлопнул окно, от резкого стука Арина вздрогнула. Истощенные нервы взяли свое, она упала головой на колени и протяжно завыла, раскачиваясь вместе со стулом.