Когда я был мальчишкой

Федька молча хлопнул Гришку кулаком по спине.
— Давайте бежать прямо сейчас, — задыхаясь, предложил Ленька.
— Впервые вижу такого осла, — снисходительно отметил Гришка. — К этой операции нужно готовиться не меньше недели! Кстати, план я уже разработал на ботанике.
Гришка вытащил вырванный из тетрадки листок.
— Первое: оружие, продовольствие, деньги. Второе: доезжаем до Орши. Третье: садимся на товарный поезд и добираемся до Одессы, где у Федьки дед работает в порту сторожем, если Федька не сбрехал.
— С чего это я буду брехать? — обиделся Федька. — Дед Тимофей, провалиться мне на этом месте.
— Верим, — великодушно сказал Гришка. — Дед поможет нам спрятаться на корабле, который плывёт во Францию. Мы вылезаем в Марселе и на попутных машинах пробираемся к Пиренейским горам. Ночью переходим через горы, встречаемся с республиканцами и просим доставить нас прямо к командиру Интернациональной бригады генералу товарищу Лукачу. Заявление я уже написал: «Дорогой товарищ генерал Лукач! Просим зачислить нас разведчиками во вверенную вам знаменитую своими легендарными победами бригаду. Обязуемся бить врага до победы и до последней капли крови, по примеру бесстрашных испанских подростков». И наши подписи. А дядя Вася подтвердит, что мы — это мы, а не какие-нибудь шпионы. Вопросы есть?
— Какие там вопросы! — возмутился Ленька. — Бежать — и баста!
— Куда бежать? — иронически спросил Гришка.
— Как куда? В Испанию, — удивился Ленька.
— Ленька прав, — недовольно сказал Федька. — Нечего тянуть кота за хвост.
— А деньги, оружие, язык? — набросился на него Гришка. — Ну, чего рот разинул? Кто тебя на корабле кормить будет? А во Франции?
Я поддержал Гришку. Нужна как минимум неделя. Федька и Ленька, ворча, вынуждены были согласиться.
— Главное — корабль, — задумчиво сказал Гришка. — А во Франции пропитаться — плёвое дело. По дороге будем работать на виноградниках за хлеб и харчи. Если хозяева попадутся не сквалыги, то и винограду наедимся досыта.
С минуту мы молча мечтали о винограде.
— А на корабле, — размышлял Гришка, — будем сидеть в трюме. Как морской волчонок у Майн-Рида. Здесь не обойтись без сухарей и бидона с водой.
— Это чепуха, — Федька махнул рукой. — Главное, братцы, — оружие добыть, у республиканцев самих не хватает.
— А где мы его возьмём? — расстроился Ленька.
Мы беспомощно посмотрели друг на друга.
— Подберём на поле боя! — бодро заявил Гришка. — Там всегда валяется. Штыки, наганы…
— Маузер бы раздобыть, — размечтался Ленька. — Как у дяди Васи…
— А я, — признался Федька, — больше всего на свете хочу подбить гранатой танк. Лимонкой — бац о башню! А с экипажем, если кто выскочит, — врукопашную! Э-эх!
Я видел себя на тачанке или просто пулемётчиком, но Гришка вернул нас на землю.
— Вы меня удивляете, — Гришка пожал плечами. — Вы что, забыли, что в заявлении мы просим зачислить нас разведчиками? А оружие разведчика — это кинжал, пистолет и верёвки для связывания пленных «языков».
— У нас дома есть верёвки, — обрадовался Ленька. — Бельевые.
— Вот и возьми, — великодушно разрешил Гришка. — Теперь о деньгах. Я разобью свою копилку, там у меня два рубля сорок копеек.
— А мне, — похвастался Ленька, — мама обещала подарить на день рождения пять рублей!
— А когда у тебя день рождения? — поинтересовался Федька.
— В ноябре, — вздохнул Ленька.
— Раньше нужно было рождаться, — назидательно заметил Федька. — В ноябре, брат, мы будем на Эбро! Или в Толедо… И всё равно я запузырю в танк лимонку!
— А вдруг, — высказал догадку Ленька, — нам всем на четверых выдадут одну винтовку? Кто её будет носить?
Мы заволновались.
— Я считаю, — дипломатически заметил Гришка, — что кто все придумал, тому и носить.
— Такого уговора не было! — Федька повысил голос. И тут же грубо намекнул: — Винтовку должен носить тот, кто самый сильный.
Домогательство было встречено взрывом возмущения. Винтовку мы тут же разыграли, и жребий выпал мне. В глазах друзей светилась чёрная зависть. Чтобы скрыть своё ликование, я выглянул из пещеры.
— Ми-ша! — послышался голос мамы. — Немедленно домой! Ми-ша!
— Завтра после школы — в пещеру, — напомнил Гришка. — Кто возьмёт в библиотеке испанский словарь?
Мы разошлись. Я брёл домой, согнувшись под бременем страшной тайны. На душе было радостно и тревожно. Сзади послышался топот, меня догонял Федька.
— Миш, — сдавленным голосом произнёс он. — Хочешь за винтовку удочку и все пёрышки, штук сорок, а?
Я молча показал ему фигу.
 
ТАЙНА (Окончание)
— Никулин, встаньте!
Гришка вскочил и захлопал длинными ресницами. Усатый начал вышагивать по классу — верный признак того, что сейчас начнётся комедия.
— Надеюсь, вы извините меня, — начал Усатый под сдержанное хихиканье, — за то, что я поступаю столь бестактно. Ведь я мешаю вам заносить свои умные мысли на бумагу, которую вы сейчас лихорадочно засовываете в карман. (Хихиканье усилилось.) Однако я полагаю, что эта бумага имеет примерно такое же отношение к уроку истории, как мяуканье кошки — к приливам и отливам. (Радостный рёв всего класса.)
Усатый с минуту ходил по классу, бичуя позорный поступок Гришки. Эти монологи были нашим любимым развлечением. Усатый был вежлив и изысканно остроумен. К ученикам, даже к первачам, он всегда обращался на «вы», что придавало его речи особую ироничность. Сначала мы были этим потрясены, но потом привыкли и, как положено, стали вышучивать такую странность. Как раз перед самым уроком Усатый застал Гришку на месте преступления, когда тот, подражая баритону учителя, выговаривал школьной кошке: «Вы, кошка, скушали колбасу и тем самым преступили законы человеческого общества. И посему не обессудьте, кошка, но я должен дёрнуть вас за хвост».
Пока Усатый добивал Гришку, я успел передать ему записку, и он подготовил сокрушительный контрудар. И едва Усатый произнёс свои заключительные слова: «…поскольку вы, Никулин, не слушали моего рассказа, я вынужден зафиксировать это прискорбное явление в журнале», как Гришка с обидой сказал:
— Зря вы, Иван Николаевич, на невинного человека напали. Я вас с таким вниманием слушал, что даже в мозгу зазвенело! Особенно в том месте, когда Гектор в честном поединке сразил Патрокла, друга Ахилла, который отдал ему доспехи, которые выковал Гефест, который был хромой, потому что Зевс швырнул его вниз с Олимпа.
Усатый был явно озадачен.
— Гм… гм… — произнёс он. — Вот как?
— Конечно! — подтвердил Гришка. — Поставили бы мне плохую отметку, а потом бы мучились угрызениями совести. По ночам.
— Да, вы, Никулин, предупредили судебную ошибку, — согласился Усатый. — Благодарю вас.
— Пожалуйста, — откликнулся Гришка. — Я всегда, когда надо.
— А сейчас, — предложил Усатый, не желая смириться с поражением, — доставьте нам удовольствие: почитайте вслух бумагу, от которой я вас столь бестактно оторвал. Гришка смущённо вытащил из кармана листок, заглянул в него и хмыкнул.
— Мне…неудобно, Иван Николаевич. Тут о вас.
— Тем более! — обрадовался Усатый. — Читайте!
— Пожалуйста, — Гришка пожал плечами. — «До чего интересно Уса… Иван Николаевич рассказывает о древних греках! Так и слушал бы с разинутой от удовольствия пастью!» Это я веду дневник…
Не веря своим ушам, Усатый пробежал глазами по листку.
— Лесть — одно из наиболее скверных проявлений человеческого характера, — возвестил он. — В данном случае мы имеем лесть, смешанную с ложью. Это не ваш почерк, Никулин. Бумага подменена вот этим молодым человеком, который смотрит на меня чистыми глазами святого. Встаньте, Полунин. Это вы сделали?
— Ага, Иван Николаевич! — выпалил я неожиданно для самого себя. Усатый удивился.
— Хвалю за мужество. И прощаю обоих. Первого — за находчивость и любовь к древней истории, второго — за честное признание. Молодцы! Только, — Усатый погрозил нам пальцем, — не зазнаваться!