Вокруг света за погодой
— А что случилось? — поинтересовался я.
— 180-й меридиан мы проходили 8 ноября, а мой день рождения приходится на девятое. А девятое-то исчезло, сразу десятое ноября наступило.
— Это почему? — поразился я.
— Как почему? — в свою очередь, удивился капитан. — Вы, наверное, прослушали: «Королев» проходил 180-й меридиан с востока на запад.
— Ну и что?
Сидящие за столом переглянулись.
— А то, что в этом случае один день из календаря выпадает. Вот завтра мы перешагнем 180-й с запада на восток, и 13 мая у нас повторится дважды.
— Элементарная география, — мягко разъяснил Юрий Прокопьевич. — На этом меридиане происходит смена дат.
— Совершенно ясная вещь, — подключился Ткаченко, чувствуя, что я с крайним недоверием отношусь к этой версии. — Каждые несколько суток мы переходим в очередной часовой пояс. Сегодня разница во времени с Москвой у нас одиннадцать часов — это если смотреть на запад; а если смотреть на восток — то тринадцать. Но в момент пересечения 180-го меридиана двенадцать часов будет по обе стороны.
— Теперь ясно? — спросил Олег Ананьевич.
— Ага, — кивнул я. — Только одно… не совсем еще…
— Что именно?
— Да так, пустяки… Вот завтрашний день — почему он повторяется?
— Но ведь это элементарно! — начал горячиться Ткаченко. — Потому, что мы идем на восток. А на обратном пути мы один день пропустим. Ну, поняли?
— Конечно, конечно, — торопливо согласился я, — Чего уж тут не понять, ха-ха-ха! Забавный розыгрыш!
Тут же за столом было решено передать меня в руки Шарапова.
Александр Васильевич начал спокойно. Он поставил на стол лампу и взял яблоко.
— Представьте себе, что лампа — это Солнце, а яблоко — Земля.
— Представил, — вдумчиво произнес я.
— Земля, — Александр Васильевич плавно повел яблоком, — вращается вокруг Солнца и подставляет ему то один бок, то другой, чтобы погреться. Полный оборот вокруг своей оси она совершает за сутки. Теперь мысленно разделите земной шар на двадцать четыре часовых пояса…
— Разделил, — с готовностью сообщил я.
— Превосходно. Вот 180-й меридиан. Люди условились — ус-лови-лись, понимаете? — что здесь происходит смена дат. Именно отсюда начинается новый день на Земле. 13 мая начнется здесь! (Очередная манипуляция с яблоком). Для нас тот день повторится, но, преодолев двенадцать часовых поясов, мы обнаружим, что никакого дня мы не выиграли. Обнаружим, что догнали самих себя!
— Здорово! — искренне восхитился я. — Теперь понятно… А завтрашний день и в самом деле повторится или это шутка?
Александр Васильевич изменился в лице. Отбросив в сторону яблоко, он разложил на столе карту мира.
Через полчаса Шарапов сдался. Всегда тихий и спокойный, он начал говорить быстро, сбивчиво и, в конце концов, перешел на крик.
Мне стало жаль этого хорошего, но упорствующего в своем заблуждении человека. Я соврал, что все понял, поблагодарил и тихо удалился, оставив Александра Васильевича в состоянии, близком к ярости.
Но когда 13 мая и в самом деле повторилось дважды, я бросил науке перчатку. Я заявил, что смена дат — просто шарлатанство и никто на свете не докажет мне, что это не так. Тогда за меня взялся Пушистов: он набросал штук сто формул, запутался в них и, к моему глубочайшему удовлетворению, пробормотал: «Гм… в самом деле что-то не так…» Отныне я мог ссылаться на авторитет Пушистова и вещал: «Даже сам Петя!..» За честь науки вступился Вилли. Сначала он нарисовал шар, но я даже отказался на него смотреть, так как был сыт по горло лампой и яблоками. Тогда Вилли потащил меня в штурманскую рубку, где имелась наглядная карта часовых поясов, и ласково, как больного, умолял в нее поверить. Но тут подошел один из штурманов и признался, что тоже не понимает чертовщины с исчезающими и повторяющимися днями. Более того, он сказал, что на этой пресловутой смене дат свихнулось не одно поколение штурманов.
Это меня окончательно убедило в том, что 180-й меридиан придумал какой-то шутник, чтобы заморочить людям головы. Если же вы со мной не согласны, прошу ответить на следующие вопросы:
1. 13 мая повторилось у нас два раза. Как быть с тропическим вином — выдавать одну или две порции?
2. Как за этот день начислять зарплату?
3. Если судно застрянет в этой точке или начнет дрейфовать в районе 180-го меридиана — по какому календарю жить и какие лекарства пить, чтобы не произошел «сдвиг по фазе»?
Ответы на вопросы прошу адресовать в Институт географии Академии наук. Пусть разбираются в этой путанице, они за это зарплату получают.
В день запуска
Представьте себе, что вы неделю, десять дней подряд выходите из дому и не встречаете ни одного прохожего, не слышите скрежета тормозов автомашин и вообще «шума городского». Быть может, в первый день ваши уши и глаза будут отдыхать, на второй день вам будет чего-то не хватать, а на третий вы начнете, нервничать: «Что за чертовщина?» А каково нам? Мы идем по экватору в самой пустынной части Мирового океана, и шансов увидеть себе подобных у нас не больше, чем у бродяги-охотника в глухой тайге. И до самой Панамы, наверное, никого не увидим: рыбакам на неизведанных экваториальных глубинах делать нечего, а пассажирские и другие суда выбирают другие маршруты. И чуть ли не целый месяц мы будем идти в гордом одиночестве — на радость штурманам, которым от встречных судов одно беспокойство. Штурманам хорошо, а наши глаза тоскуют, им не за что зацепиться — кругом зеркальная, залитая солнцем гладь. Даже дельфины, эти скоморохи морей, за все время лишь дважды устраивали для нас цирковое представление, да еще одинокие, отбившиеся от коллектива летучие рыбы. До Панамы идти многие тысячи миль, а на пути никаких островов, кроме острова Рождества и двух-трех атоллов, которые, как и следовало ожидать, мы проскочили в кромешной тьме.
Скука!
— Потерпите, — утешали ветераны, — выйдем в Карибское море, там кораблей и островов будет навалом, как собак нерезаных!
И мы мечтаем о Карибском море, хотя, как известно, именно там злодействуют вест-индские ураганы. Наше погруженное в дремоту море — это замечательно: с точки зрения безопасности плавания. И для здоровья оно очень полезно, укрепляет нервную систему. Но оно поразительно однообразно! Море волнует только тогда, когда оно волнуется. Вот только что оно недвижно лежало у ваших ног, как сытый, обленившийся кот, и вдруг задувает ветер, и зеркальная гладь исчезает, будто ее и не было; ветер крепчает, и море оживает на глазах; сначала оно красиво изгибается, как восточная танцовщица, но с каждой минутой красота эта становится все более грозной: это уже танец с саблями, яростный бой! Волны нарастают, злятся, бесятся до пены, устремляются на корабль и в бешенстве колотят его по стальным бокам. И это море уже волнует… Ладно, уж чем другим, а волнениями жизнь и так обеспечивает нас с избытком. Да будет штиль!
Мы уже второй месяц в плавании. И нам есть отчего задрать носы: никогда еще по экватору не шла эскадра кораблей науки и мы собираем в закрома уникальную научную продукцию.
Генрих Булдовский и Петя Пушистов то и дело атакуют начальника экспедиции.
— Нам нужны четыре радиозонда в сутки! — взывают они. — А мы выпускаем только два.
— Из кувшина можно вылить только то, что в нем есть, — философски замечает Ткаченко. — Где я их вам возьму?
— Ах, если бы мы имели ежедневно четыре зонда! — стонут Генрих и Петя. — И вместо одной ракеты в неделю хотя бы две. Или, еще лучше, три.
— Гм… две-три ракеты… — Ткаченко делает вид, что задумывается. — Это вполне реально. Даже, пожалуй, четыре ракеты.
— В неделю?! — кричат Генрих и Петя.
— В месяц, конечно, — хладнокровно отвечает Ткаченко.
Я увожу расстроенного Петю на корму, и мы усаживаемся в соломенные кресла. Когда работа у него идет, он рассыпает вокруг себя улыбки и остроты, но сегодня Петя, судя по его виду, разгадал не все тайны мироздания.