Малибу

Эмма Гиннес, сидя в первом ряду драматического театра, слилась в экстазе с героиней только что увиденной сцены — Бланш Дюбуа. Улыбка откровенного наслаждения блуждала на ее дерзком лице. Боже! Он великолепен! Этот малый — просто фантастика. Черные кудри, обрамляющие лицо, матово блестели в свете рамп. Да, это было лицо падшего ангела. Тонкое, вытянутое, совершенно отличное от типа лица Брандо, ставшего прототипом главного героя пьесы. Прямой нос, казалось, касался чувственных, полных губ, удивительно соблазнительных. Таких губ Эмма не видела никогда. От него исходила грозная сила. Физически и эмоционально этот парень мог с легкостью крушить сердца, тела, устои мира. Рядом с таким не расслабишься. Чувствовались лишь любовь, страх, небывалое по силе наслаждение и боль.
Она вполоборота повернулась к женщине с огненными рыжими волосами, сидевшей сбоку от нее.
— Кто это такой, Доун?
Доун Стил, в прошлом дизайнер туалетной бумаги, со временем превратившаяся в одну из наиболее влиятельных фигур в мире Голливуда, босс студии «Коламбия», не смогла ответить. Но её тоже заинтересовал этот актер. Откинувшись назад в кресле, она попросила программку у соседей.
— Он, кажется, именуется Тони Валентино. Звучит как-то уж очень театрально, — заметила Доун со смешком.
На лице Эммы Гиннес также возникло подобие улыбки. Боже, она не ждала от этой пьесы ничего, кроме скуки. Вместо этого, никому не известный актеришко зажег огонь ее сексуальности, и, похоже, не ее одной. Эмма обернулась в другую сторону и увидела сидевшую в напряжении девушку. Эта тоже была готова!
Он будет великолепен в нашей рубрике «Звезды завтрашнего дня». Она не ошибается — он то, что надо! Эмма Гиннес предпочитала действовать решительно и властно, так же как ее однофамильцы — из знаменитой пивной фирмы. Мнение Эммы Гиннес, главного редактора журнала «Нью селебрити», было законом. И словно в подтверждение мыслей Эммы, Саманта Люпон, возглавлявшая художественный отдел и сидевшая сейчас рядом с Эммой, поспешила заметить, что Тони Валентино будет украшением любой рубрики. И это прерогатива несравненной Эммы!
— Может, мне поговорить с ним после спектакля? — подобострастно предложила Саманта Люпон.
— Нет! — Ответ Эммы Гиннес прозвучал достаточно громко, очевидно для того, чтобы его услышали все присутствующие. — Я сама с ним переговорю!
Произнеся эти слова, Эмма вдруг почувствовала, как ее охватил внутренний трепет. Господи! Что у него за тело! В Англии уже не было таких самцов, высоких и стройных мужчин, с развитой спиной и рельефной маскулатурой. Наверное, надо было целую вечность провести в спортивном зале, чтобы получить такой результат. Но дело было не только в мускулах и смазливом личике. Он был личностью, в которой проглядывало высокомерие породы. Это ощущалось в его игре на сцене. Но кто знает — может быть, он и в жизни такой? А может быть, и нет. В Тони Валентино чувствовалась противоречивость, очевидно, он был человек из пьес Теннеси Уильямса, агрессивный, готовый идти до самого конца, окрашивающий свою цель, порой и кровавую, яркими красками сильной личности.
Эмма определенно хотела заполучить его, обладать им. Подобно наезднику, она хотела объездить его, как дикого мустанга, а затем, уже прирученного и покорного, водить с собой на привязи и с гордостью всем сообщать, что Тони принадлежит только ей!
Оглянувшись, она убедилась, что он по-прежнему в центре внимания публики. А аудитория собралась самая что ни на есть отборная. Каждый год в мае студенты-четверокурсники самой престижной школы Джуллиарда ставили в своем театре, рассчитанном на двести шесть мест, лучшую бродвейскую или голливудскую пьесу. Стоимость билетов на премьерах достигала двухсот долларов, а на репетицию выдавалось ограниченное количество приглашений. Только истинные поклонники театра из числа деловых кругов могли позволить себе роскошь присутствовать на ней.
Сегодня была премьера, и театральные агенты, актеры группы, прочие гости стали свидетелями появления нового таланта. Это был актер, который гениально сыграл в пьесе роль Стэнли. Это была та самая роль, с которой в свое нремя началась карьера и самого Брандо.
Эмма недовольно поморщилась при мысли о том, что публика в данный момент стала ее соперницей. Она хотела стать первооткрывательницей его таланта. Взглянув на ту бушующую от восторга толпу, Эмма с неприязнью подумала, что вот сейчас ей, такой важной фигуре, придется продираться сквозь группы каких-то агентов, актеров и оформителей, жаждущих поздравить Тони Валнтине. Но все же это был театр. И в театре без таких, как она, новичкам-актерам не было места. Без денег и связей молодые актеры не имели никаких шансов достич артистических высот. Почти девяносто процентов из луженных актеров сидели без работы. Так что у этого юного гения нет никаких шансов, успокоила себя Эмма. Гони прочь все сомнения. Эмма улыбнулась. Она его получит! Недалек тот день, когда они лягут в постель. А публика, кто она такая и что она может для него сделать, Тони будет полностью принадлежать только ей одной! Уххх! У Эммы даже дух захватило от такой перспективы.
А Тони все еще был на сцене и как бы продолжал игру. Он понял, что его роль в спектакле вызвала триумф, наконец-то произошло то, о чем он так давно мечтал. Этот вечер перевернул всю его жизнь. Волнение обуревало его, временами захлестывало с головой, но внешне он оставался спокойным и уверенным в себе человеком. Тони сыграл сегодня не героя пьесы Стэнли Ковальски, он сыграл себя.
И это он испытывал жгучее вожделение к девушке из высшего света Элисон Вандербильт, которая на сцене сыграла роль Бланш Дюбуа. Она была так заманчива и аппетитна в желтом одеянии. Накануне представления Тони успешно соблазнил ее. И это было вроде репетиции перед спектаклем. Уж что-что, а физиология его не подводит! На сцене он как хищный зверь и тонкий психолог добивался, чтобы Элисон Вандербильт захотела его как мужчину. И чтобы каждый зритель это понял, почувствовал это как бы на себе. Это была его манера игры. Перед ним проносились сцены соития с Элисон, чьи предки открывали Америку. Он трахал ее цинично и грубо, оставляя кровавые следы ногтей на нежных ягодицах — все точно так, как это сделал бы герой пьесы Стэнли Ко-вальски. Но это было в реальной жизни. А на сцене он ощущал ее трепет. Глаза выражали желание и испуг. Она явно боялась своего желания отдаться ему. Тело Тони было напряжено, как натянутая струна. И в какой-то миг даже показалось, что он не совладает со своим желанием, позволит ему вырваться наружу. Тони с трудом переключил свои мысли, и тут перед ним предстали как бы две Элисон Вандербильт. Одна — свежая и желанная, другая — грубо растоптанная прошлой ночью. Он вспомнил, как Элисон после их безумной любовной схватки робко попробовала говорить о любви. Но вчера это был вовсе не Тони Валентино, а Стэнли из сегодняшней пьесы. И вчера он грубо заткнул ей рот и оборвал все попытки духовного общения. Сделал это намеренно грубо, как сделал бы это сам Стэнли. При этом Тони не имел ничего против этой девушки из верхов. Она ему просто была не нужна. Его занимал лишь секс. А в этом мире он был кумиром. Его ждала слава, успех, признание, которые могли дать любовные роли в кино.
Доун Стил наклонилась к Эмме Гиннес:
— Отличная физиология, не правда ли?
Эмма неожиданно резко и громко согласилась. Что это? Она его ревнует? Пожалуй, да. И вдруг она поняла, что Тони, ее Тони, занимался любовью с проклятой Бланш Дюбуа. В этом Эмма была уверена так же глубоко, как в том, что сегодня четверг, а завтра — пятница. Да, они были любовниками. И это в то время, как Эмма в одиночестве задыхалась в своей великолепной постели, посреди мягких подушек, атласных простыней, шелковых наволочек и еще черт знает какой роскоши, предназначенной для любовных услад. Эмма даже и предположить не могла, что ревность так ее может ранить. Что же ей теперь делать? И поможет ли ее положение влиятельной и уважаемой персоны? Она понимала, что сексом надо заниматься. И у нее теперь был объект воздыханий. Но все же как же ей заполучить его? На глазах пустяк вырос в проблему.