Темная комната

Но Лора никак не может вспомнить. Она просит потерпеть еще несколько минут. Томас хмурится, и Юри берет его за руку.
– Мне не нравятся эти дома.
Улицы ведут от реки к главной площади, к темным разрушенным зданиям. Чтобы не видеть обугленных стен, Лора смотрит на Петера.
– А сколько туда ехать на трамвае?
– Где-то полчаса.
– Идти слишком далеко, Лора. Сегодня уже поздно.
– А куда мы пойдем?
– Найдем что-нибудь. Пустое здание, например.
– Только не здесь, Томас.
– Нет-нет, сначала мы выберемся из центра. Я что-нибудь для нас найду.
Они идут по берегу озера на север. В воде плавает бревно, от него пахнет плесенью.
Они лежат в пустом доме. То, что некогда было полом, теперь служит им крышей, отделяющей их от ночи. В балках устраиваются на ночлег птицы, с кирпичей сочится вода. Они устраиваются в углу, подальше от разрушенных стен. Когда дети уснули, Томас спрашивает Лору шепотом:
– А что, если в дом вашей ома попала бомба?
– Вряд ли. Может быть. Не знаю.
Лора лежит совсем близко от него, не касаясь, но чувствуя малейшее движение. Закрывает глаза и видит на месте дома развалины. Ни ома, ни фати.
Юри плачет во сне, и Лора берет его руку, прижимает к щеке. Вокруг на холодном полу громоздятся молчаливые развалины. Рубашка Йохана теряется среди бесчисленных рук и ног.
* * *
Утром солнце снова светит вовсю и высушивает грязь, а они собирают вещи и прячут их среди камней. Томас приносит суп, в котором плавают куски колбасного фарша. Этот вкус напоминает мясо, напоминает о слезах тогда, в лесу. Юри опять начинает плакать, а Лора прячет лицо на груди малыша. Если умер Йохан, значит, и бабушка могла умереть. Петер заходится ревом и молотит ее по щекам. Томас что-то шепчет Юри, Лизель сидит молча и ест, и Лора рада, что никто на нее не смотрит.
– Лора найдет вашу ома.
– И фати.
– Возможно, на это уйдет какое-то время, Лизель, поэтому мы все должны набраться терпения.
– И долго ждать?
– Ну, несколько дней. Может быть. Не знаю. Дороги ведь перекрыты, а они могли перебраться в другой дом, так что посмотрим.
У Томаса багровеет тонкая шея, он на вид такой нескладный. Лора улыбается, но он этого не видит. Они условились встретиться на закате под черным церковным шпилем, и вот он с Лизель и Юри выбирается из развалин на улицу.
Как и прежде, шумный город полон людьми. Люди гуляют, разговаривают и будто не обращают внимания на разруху, на обугленные здания вокруг. Прохожие по-прежнему носят шляпы и галантно приподнимают их, когда здороваются. По разрушенным улицам снуют машины, замедляя ход перед завалами. Из труб разгромленных многоэтажек поднимается дым. Из развалин доносится запах горячей пищи, хоть и трудно представить, где там могут разместиться кухни.
Лора идет, замирая при виде руин и внезапно открывающихся пустырей. Петер плачет все утро – низким и ужасным голосом. Люди смотрят мимо, будто боятся взглянуть ей в глаза. Лора всматривается в лица в очередях, видит все тот же голод и отводит взгляд.
Она добирается до Ольштера и, пока это возможно, идет вдоль озера, но из-за перекрытых дорог уходит все дальше от воды. Когда вода совсем пропадает из виду, Лора теряется; не может понять, где тут улица. Спрашивает дорогу, и женщина указывает ей направление, откуда она только что пришла, впрочем, и сама женщина ничего толком не знает. Лора спрашивает у других прохожих, и вскоре здания вокруг становятся все более знакомыми. Улицы широкие, деревья стройные и высокие, на старых ветвях молодая поросль. Ома обязательно жива. Лора несколько раз проходит вверх и вниз по улице, и ей кажется, что она нашла то самое место.
Фотографии все сожжены или закопаны, поэтому приходится вспоминать по памяти. Ореховый сад; гостиная с вазами и тяжелыми, набитыми волосом креслами. Лора замерла посреди дороги и пристально вглядывается. Одни деревья искорежены, другие стоят нетронутые, но ни одно не похоже на то, что рисует ее мысленный взор. Она снова пускается в путь, стараясь выйти к воде.
На улице ссыпан картофель. Мужчина кладет Лоре в фартук немного картофелин и шикает – уходи! Она выпрашивает еще сухого молока и прямо в пригоршне смешивает его с водой из колонки. Пока она вот так поит Петера, он смотрит ей в лицо. Белая масса стекает по его щекам и подбородку, но кое-что попадает на язык. Петер успокаивается и засыпает, и Лора сидит с ним в лучах предзакатного солнца. Смотрит на широкую озерную гладь и шепчет:
– Летом мы плыли домой на пароме, а фати всегда ждал нас на той стороне.
Она хорошо помнит лодку, пристань и автомобиль, но отцовское лицо припоминается смутно. Лора говорит Петеру, что дома стоят на своих местах, уверяет его, что ома должна быть где-то рядом. Глядя на спящего на коленях брата, маленького и бледного, она ощущает уверенность, легкость в голове – и все-таки тревогу. Скоро солнце сядет, нужно идти, искать своих, но в голове вертятся мысли о бабушке. Если ома жива, она спросит о Йохане. А дети будут ныть, где фати. А еще ома спросит, кто такой Томас.
Все стало по-другому. Ей снова придется лгать. Слишком много всего случилось, не объяснишь.
От воды начинает тянуть холодом, и Петер просыпается. Лора встает, крепко прижимая его к себе. Находит взглядом чернеющий в небе церковный шпиль и идет прочь от озера. Петер молчит, смотрит на сестру своими темными глазами, ставшими такими большими на исхудалом лице.
* * *
Лора просыпается из-за шума в темноте. Мужской голос что-то шепчет по-английски. По-немецки воркует женщина. Потом шорох гравия, голоса стихают, слышно только дыхание.
Томас тоже проснулся. Лора ерзает под одеялами, прижимается спиной к холодным щербатым кирпичам. Она не желает слышать, что творится там, под обломками стен. Чтобы отвлечься, считает балки на потолке, но перед глазами настойчиво встают разные картины. Рядом ворочается Лизель. Лора едва сдерживается, чтобы не закрыть ей уши.
Снова шепот, и, наконец, шаги удаляются.
Чуть позже Лору будит другой шум: сдавленное дыхание и всхлипы. Она пытается отвлечься, не слышать, уснуть. На этот раз звуки более отчетливые. Теперь они доносятся из-под одеял, а не снаружи. Лора вслушивается. Это плачет Томас, натянув на голову пиджак и закрывшись руками, чтоб не вырвалось ни звука. В перерывах между всхлипами он судорожно хватает ртом воздух. Его тень мечется на дальней стене. Лора не хочет ни видеть, ни слышать этого. Она бы заплакала, да его слезы сильнее. Злая и разбуженная, она лежит без сна, пока сквозь трещины не просачиваются лучи солнца.
Утром Томас укрепляет их убежище: сооружает ограду из поломанных стульев и ворованной проволоки. Берет с пепелища уголь и пишет табличку, которую Юри вешает на их баррикаду: ЧАСТНОЕ ВЛАДЕНИЕ. Томас шепчет Лоре:
– Если они снова придут, я их прогоню.
Лора решает простить ему его слезы.
* * *
– Ханна-Лора! Ханна-Лора Дрезлер!
Ее зовет молодая женщина на той стороне дороги. Лора затаила дыхание, неотрывно смотрит на трамвайные пути под ногами. Женщина машет снова. На ней мешковатое черное пальто и тяжелые ботинки.