Лебединая дорога
Фиорд здесь круто изгибался к северу, так что Сэхейм не был виден с Эрлингова двора. Когда возвращавшаяся лодка уже подходила к этому повороту, Сигурд кормщик вдруг насторожился и тронул Халльгрима за рукав:
— Халльгрим хевдинг, ты слышишь? Сын Ворона прислушался и кивнул:
— Слышу.
Фрейдис повернулась к нему:
— Ты о чем?
Халльгрим ответил коротко:
— Рунольв.
И хорошо знакомым движением поправил на себе пояс с мечом.
В фиорде появился корабль…
Он шел со стороны моря — длинный боевой корабль с форштевнем, украшенным резной головой не то волка, не то змеи. Хозяин корабля не позаботился снять ее, подходя к знакомым берегам. Или, может быть, хотел хорошенько постращать горных духов, охранявших Сэхейм. Раскрашенные щиты, как чешуя, пестрели вдоль борта, от носа до кормы были наведены яркие полосы. Над кораблем реял парус, темно-красный, словно вымоченный в крови.
С драккара неслась песня — нестройный, но радостный рев нескольких десятков глоток, ороговевших от штормовых ветров. Эту-то песню и услыхал Сигурд еще из-за скал:
С Рунольвом мы на деревьях моря! Дева, встречай, благороднорожденная!
Обнимешь кормильца гусят валькирий…
Песня стоила того, чтобы ее петь. Державший рулевое весло недаром носил свое прозвище: Рунольв Скальд…
Славный народ был у него на корабле. Но предводитель невольно притягивал взгляд. Если бы поставить его рядом с Халльгримом, они оказались бы одного роста. Другое дело, что Рунольв годился ему в отцы. И трудно было представить воина, способного одержать над ним верх. Он стоял как гранитный утес. И правил драккаром с той небрежностью, которая говорит о величайшем искусстве.
Войлочная шапка плотно сидела на его голове. Из-под шапки торчали темно-медные с проседью космы и такая же борода. Если бы не ветер, волосы легли бы ему на спину и укрыли бы ее почти до ремня.
Звениславке стало страшно… Халльгрим хевдинг был и суров и жесток, но даже он ни разу не пугал ее так, как этот чужой вождь.
Видга подошел к Фрейдис и встал рядом с ней, словно готовясь ее защищать.
— Халльгрим, — сказала хозяйка Сэхейма. — Халльгрим, поздоровайся с ним…
Сын Ворона поднялся на ноги:
— Здравствуй, Рунольв Раудссон!
Однако было ясно, что навряд ли он сделал бы это без просьбы Фрейдис. И он определенно жалел, что при нем не было его корабля.
— Здравствуй, Халльгрим! — прозвучал с пестрого корабля голос Рунольва Скальда. Этот голос был похож на морской прибой. — И ты здравствуй, старуха…
Халльгрим свирепо стиснул челюсти и оглянулся на мать. Но Фрейдис не проронила ни звука. Даже не подняла головы. Видга по-прежнему стоял подле нее, держа руку на рукояти меча. Его меч мог разрезать комочек шерсти, подброшенный в воздух.
Ненависть витала над небесной гладью фиорда, и Звениславка чувствовала ее тяжкое дыхание на своей щеке. Смертная ненависть, крепко настоянная на старых обидах. И уже похожая на проклятое оружие, которое до того напитано злом, что рано или поздно начинает убивать само по себе.
Но в этот раз грозе не было суждено прогреметь.
Корабль и лодка уже почти разминулись, когда один из людей Рунольва, не в меру развеселившись, столкнул другого в воду. Парню бросили веревку, но он ее не поймал.
— Эйнар! — обернувшись, прогудел Рунольв. — Если хочешь поспеть к выпивке, поторопись!
Эйнар приподнялся над водой и крикнул в ответ, хохоча и ругаясь:
— Только смотри не выпей все без меня! Сигурд кормщик вопросительно глянул на Халльгрима:
— будем его подбирать? Халльгрим покачал головой.
Вскоре Эйнар выбрался на берег. Вылил воду из сапог и зашагал к дому — в Терехов…
***Госпожа Фрейдис занемогла…
Вот уже несколько дней она не покидала своего покоя. Старуха горбунья, ходившая за хозяйкой, все реже оставляла ее одну. И с каждым разом, появляясь во дворе, выглядела все озабоченней.
— Это Рунольв испугал госпожу, — сказал Скегги убежденно. — Она ведь когда-то была его женой… Неужели ты не знала, Ас-стейнн-ки? И про то, как старый Ворон едва его не убил?
Хельги Виглафссон думал иначе.
— Это Эрлинг накликал несчастье. Нечего было ездить туда. Да еще с подарками!
Звениславка с ним не спорила. Тогдашней ночной разговор Халльгрима с Фрейдис не шел у нее из ума. Однако рассказывать об этом не годилось. Особенно ему.
Горбунья поила госпожу настоями боярышника и наперстянки, но целительные травы не помогали.
Смуглолицая Унн приготовила какое-то диковинное блюдо и как умела объяснила Сигурду, что у нее дома так кормили больных, которые жаловались на сердце. Фрейдис передала Сигурду вышитый платок для жены. Но еда так и осталась нетронутой.
Скегги взял осколок козьей бедренной кости и вырезал на нем футарк — двадцать четыре волшебные руны, приносящие победу, удачу, здоровье… Малыш долго собирался с духом, но в конце концов принес их Видге.
— Возьми, — сказал он сыну хевдинга и протянул ему кость. — Положи это госпоже под подушку. И я знаю, что ты меня убьешь, если ей станет от этого хуже.
Он ждал, чтобы Видга поблагодарил его подзатыльником. Но ошибся. Взяв руны, Видга молча вытащил нож, уколол себе руку и погуще вымазал кровью всю надпись. И так же молча понес кость Олаву Можжевельнику, чтобы тот посмотрел колдовское лекарство и решил, стоило ли его применять…
Еще через три дня Фрейдис велела позвать сыновей. Халльгрим и Хельги вошли присмиревшие, словно двое мальчишек… Фрейдис лежала на широкой деревянной кровати, украшенной по углам изображениями свирепых зверей.
Множество зим эти оскаленные пасти отгоняли от нее дурные сны. От нее и от Виглафа, пока он был жив. Но, как видно, недуг отогнать не смогли…
Лицо матери показалось Халльгриму постаревшим и очень усталым. Ни дать ни взять справила тяжелую работу и прилегла отдохнуть. И велика та усталость, все никак не проходит… Халльгрим сел на край кровати, и Хельги осторожно опустился рядом. Халльгрим взял руку Фрейдис, вздохнул и прижался к ней щекой.
— Ты похож на своего отца, — сказала Фрейдис. — Он приходил ко мне сегодня. Его корабль причаливал к берегу и ушел перед рассветом, потому что негоже им видеть дневную зарю. Видел ли ты след от киля на песке? Виглаф говорил со мной и радовался, что у него хорошие сыновья… — Она помолчала и добавила: