Таинственный обоз

— Капитан, за спиной снова казаки, — сообщил Мишель, останавливая коня возле командира отряда.
— Далеко?
— Самое большее — в получасе хорошей скачки. Нашему арьергарду удалось ускакать от них лишь потому, что драгуны имели запасных лошадей.
— Сколько казаков?
— Полусотня.
— Плохо. Значит, Сези смог только уменьшить их число, а не избавить нас от погони. Правда, людей у нас примерно столько же: два десятка верхом и сорок возницами на санях. Однако казаки есть казаки, и открытого боя с ними нам не выиграть. Остается одно — опять хитрость. Но на этот раз я сам преподнесу русским сюрпризец. Скажите, лейтенант, на сколько саней можно поместить все бочонки с лилиями?
— Думаю, на шесть-семь.
— Постарайтесь уложить на шесть и оставьте в каждых на всякий случай по паре бочонков с настоящим порохом. Как только сделаете это, скачите с шестью санями что есть сил вперед: место условленной встречи с генералом Жювом рядом и вам известно.
— А вы, капитан?
— Пока задержусь здесь. Но думаю, что скоро мы снова будем вместе, — загадочно усмехнулся командир отряда. — А сейчас прикажите остановиться и объявите большой привал. Можно даже распрячь лошадей и развести костры.
У Мишеля от изумления глаза полезли на лоб.
— Но ведь казаки… — начал было он, но капитан не позволил ему договорить.
— Выполняйте приказ, лейтенант, — грубо оборвал он Мишеля. — И не забудьте напомнить солдатам, что чем быстрее они перегрузят поклажу, тем скорее смогут отдохнуть…
Проводив глазами шесть тяжело груженных саней, исчезнувших за ближайшим поворотом, капитан подошел к единственному оставшемуся с ним офицеру.
— Жак, я возьму сержанта с парой солдат и осмотрю предстоящий после привала маршрут. Пока не вернемся, никуда не трогайтесь.
Доскакав до изгиба дороги, за которым их не могли видеть отдыхавшие товарищи, капитан приказал спутникам остановиться и кратко изложил им суть предстоящего дела. Он хорошо знал, кого брать с собой, потому и не услышал в ответ ни одного отказа либо какого возражения. Привязав лошадей к деревьям, капитан с солдатами взобрался на заросший кустарником пригорок, с которого полностью просматривался оставленный ими привал.
— Стрелять только по моей команде, — еще раз напомнил капитан, присаживаясь в кустах на корточки и поворачиваясь лицом к ветру.
Ждать пришлось недолго. Не прошло и десяти минут, как вдали на дороге показалось снежное облачко, превратившееся вскоре в колонну всадников. До слуха капитана донеслись два ружейных выстрела, которыми предупреждали отдыхавших французов об опасности дозорные, после чего к обозу прискакали и они сами. С пригорка было хорошо видно, как охваченные паникой драгуны стремглав бросились к распряженным лошадям, принялись торопливо запрягать их в сани. Однако капитан предусмотрительно выбрал место для привала в стороне от дороги среди деревьев, приказав поставить сани вплотную друг к другу. Поэтому в поднявшейся суматохе их оказалось не так просто растащить и запрячь. Десяток вскочивших на лошадей французов, решив бросить обоз на произвол судьбы и помышляя лишь о собственном спасении, ринулись напрямик сквозь кусты и сугробы к дороге. Однако было поздно: на ней уже виднелись казаки.
Соскакивая на ходу с коней, потрясая в воздухе искрящимися на солнце саблями, они широким полукругом, увязая по колени в снегу, двигались к обозу. От саней и костров навстречу им грянул нестройный залп, трое или четверо русских упали. На этом сопротивление французов прекратилось: побросав оружие, они подняли руки. Достигнувшие обоза казаки густо облепили сани, стали срывать покрывавшую груз парусину, возиться среди поклажи. Капитан выждал, пока к саням подоспели отставшие казаки, и сбросил с плеча ружье. Удобно устроил ствол в развилке куста, прицелился в ближайшие сани. Повернулся к драгунам, тоже припавшим к ружьям.
— Огонь! — и выстрелил первым.
Велев поставить сани как можно теснее друг к другу, капитан преследовал две цели. Первая: чтобы взрыв даже единственного бочонка с порохом неминуемо вызвал детонацию не только в своих санях, но и на рядом стоящих.
Этот замысел блестяще удался: во время казачьей атаки место привала не смогли покинуть ни одни сани. А два взрыва, грянувших после залпа четверых французов с пригорка, тотчас переросли в бушующее море огня и дыма.
— Урядник, собери уцелевших, — приказал Владимир Петрович, когда взрывы стихли.
Урядник, который теперь неотлучно находился с прапорщиком и только поэтому избежал участи товарищей, захвативших обоз, не тронулся с места.
— Некого собирать, ваше благородие, — угрюмо пробасил он. — Из всей полусотни остались мы с вами. Не считая тройки хлопцев, що скачут позади в дозоре. А из людей, що оказались возле обоза, ни один не спасся. Ни наш, ни ихний… всех на куски пошматовало.
— Значит, пятеро, — отвечая собственным мыслям, произнес Владимир Петрович. — Маловато, но… Дождемся своих и вперед.
— Вперед? — удивился казак. — Это куда? Ни обоза, ни францев уже нет, все в огне сгинуло.
— Нет, не все. Смотри, — и Владимир Петрович указал на слабо различимые санные следы, присыпанные падающим снегом. В отличие от тех, что сворачивали к развороченному взрывами месту сбоку дороги, эти продолжали бег дальше по зимнику. — Так что, урядник, наш путь еще не закончен.
Казак внимательно всмотрелся в следы, присвистнул.
— Хитры францы! Сполна расквитались с нами за мост. Только наших сабель им все едино не миновать.
Дождавшись дозорных казаков, прихватив на каждого всадника еще по скакуну, оставшемуся от погибших товарищей, маленький отряд поскакал по оставленным санями следам. Со сменными лошадьми скорость погони возросла, и вскоре урядник указал прапорщику на окутанную паром кучку свежего лошадиного навоза.
— Догоняем, ваше благородие, — обрадовано сообщил он. — А потому ухо надобно держать востро.
Теперь преследователи скакали не тесной группой, как прежде, а растянулись жиденькой цепочкой. Курки их ружей и пистолетов были взведены, сами конники готовы к любой неожиданности. Урядник не ошибся: уже за следующим поворотом дороги впереди между деревьями мелькнули силуэты нескольких саней и скакавших рядом с ними французов. Однако была замечена и погоня: санные упряжки сразу ускорили бег, а все всадники переместились в хвост маленького обоза. В их руках появились ружья, и над головами преследователей засвистели пули.
— Шесть саней с возницами и пятеро конных, — подсчитал врагов урядник. — Примерно по паре францев на каждого нашего. Ничего, сдюжим.
Французы, стараясь держать казаков на возможно дальнем от саней расстоянии, вели на скаку частый огонь. Одна из пуль вскоре нашла жертву, и преследователей осталось четверо. Помянувший от злости одновременно Господа Бога и дьявола урядник вихрем подлетел к Владимиру Петровичу, категорически запретившему вести ответную стрельбу. Прапорщик сделал это из опасения, что какая-либо шальная пуля может угодить в находившийся в санях бочонок с порохом. И в результате случится то, свидетелем чего он недавно оказался, когда от нескольких пуль вмиг исчезли десятки саней и около сотни людей. С тем весьма существенным добавлением, что теперь в пламени и грохоте взрывов будет навсегда уничтожено и бесценное содержимое бочонков с лилиями.
— Надобно давать сдачи, ваше благородие, — прохрипел казак — Иначе перестреляют нас, как куропаток. А за поклажу не тревожьтесь: наш Степан за сотню шагов подкинутую шапку на полном скаку пулей прошивает. И немудрено: покуда в безлошадных числился, не один год в пластунах пешедралом пылюку глотал да заместо сабли кинжал таскал.
Владимир Петрович знал, что пластунами именовалась казачья пехота, в своем большинстве состоявшая из станичной бедноты. Не имея средств приобрести отвечающего жестким стандартам строевого коня, они были лишены возможности служить в конных полках. Прапорщику было известно и то, что пластуны выгодно отличались от обычной армейской пехоты своим непревзойденным умением вести разведку и устраивать засады, никто не мог соперничать с ними также в несении службы сторожевого охранения и искусстве меткой стрельбы. И Владимир Петрович решил рискнуть.