Вредная особа

Похоже на кусок гипса или какого-то алебастра, обклеенного с одной стороны самоклеящейся бумагой.
Похожие осколки валялись тут же, невдалеке.
Кажется, это совсем недавно был тот самый старинный мушкет, которым я запустила в темноте, пытаясь попасть в Кузнеца, — тоже какая-то идиотская самоделка.
Ребенок, если как следует постарается, и то сделает куда лучше.
Нашелся, тоже мне, ювелир-оружейник! Что скульптуры у него получаются позорные, что оружие. Леонардо да Винчи, только с точностью до наоборот — ничего не умеет делать как следует.
Только девушек истязать с ювелирной тонкостью — да и то слабенько получается.
Я с отвращением взглянула на кресло, в котором совсем недавно провела столько пренеприятнейших минут.
И вдруг снова отчетливо вспомнила, как Кузнец, прежде чем ко мне приблизиться, подобрал с пола два пистолета — один газовый — мой, а второй — системы Макарова, новенький, блестящий.
Откуда он мог взяться?
Я еще раз внимательно покрутила в руках осколок, который в одном месте сохранял округлую форму.
Ну, конечно! Как же я сразу не поняла?
На полках перед моими глазами лежали подделки под старинное оружие, за исключением, может быть, нескольких действительно настоящих и ценных образцов.
Под хрупкой оболочкой искусно было спрятано самое настоящее оружие, которое в таком виде было гораздо удобнее доставлять заказчикам.
Ловко придумано, ничего не скажешь!
Этот Кузнец-скульптор-ювелир на самом деле был в лучшем случае простым бутафором, кукольником, который умел видоизменять внешнюю оболочку предметов.
Я подняла голову и теперь совершенно новыми глазами окинула обширную коллекцию.
Интересно узнать, какая начинка на самом деле прячется в этих штуковинах.
Очень даже любопытно.
Ну а в белоснежных телесах «Венер» вообще много чего может поместиться — никто ведь не догадается в них копаться и что-то проверять.
Признаюсь, я невольно про себя восхитилась этой хитроумной выдумкой.
Просто, как все гениальное.
Особенно если учесть, что сейчас все «новые русские» помешались на антиквариате и старинных вещах, и никого не удивляет, что коммерческие банки стали «для солидности» украшать скульптурами и напольными вазами.
Стоп, мои мысли начали лихорадочно раскручиваться в совсем новом направлении.
Разумеется, кому-то удобно продавать и приобретать оружие в виде муляжей и подделок под старину — это бесспорно.
Но ведь в красивую обертку удобно что-нибудь подложить и без взаимного желания — если у кого-то есть необходимость сотворить другому гадость.
Кстати, что они там такое толковали про театр?
"Уж не туда ли теперь повезли безруких красавиц?
Зачем?
Впрочем, есть вещи, о которых невозможно догадываться, — их надо знать.
Увы, в моем разгоряченном мозгу ничего не вырисовывалось, хоть убей.
«Ну ладно, и на том спасибо», — подумала я, поглаживая в кармане пальцами бархатный мешочек.
Признаться, я уже начала изнывать от голода и неизвестности.
Нет, ну какие свиньи!
Держат меня весь день в заточении и хотя бы для приличия предложили чашечку кофе и один, пусть даже и маленький, бутерброд.
Вот мастера-кудесники!
Сами-то там небось сидят и обжираются!
— Есть хочу! — сказала я громко.
Но на мой клич никто не отозвался.
— Эй, я хочу есть!
Снова никакого ответа.
Неужели Кузнец прекратил свое неусыпное наблюдение?
Или в очередной раз сработала знаменитая теория подлости: когда надо — никто тебя не увидит и не услышит.
Можно было бы теперь пошарить вокруг, рассмотреть экспонаты, примерить, что хочется — но теперь необходимости в этом не было.
Мне и так было все приблизительно ясно. Оставалось ждать, просто ждать.
Вечер встречи номер два с моим школьным другом Сергеем Конищевым прошел в форме короткого анекдота. Начать с того, что Конищев снова был пьян, от него издалека разило спиртом, и он еле держался на ногах.
Снова не выдержал!
Вот за что я всегда не любила своего кавалера школьных лет — это за непостоянство и отсутствие воли. Всегда это было так: то любит, то не любит, то учится на «отлично», то тут же скатывается на двойки.
В общем — то взлет, то посадка!
И за годы взрослой жизни, которую мы ожидали с таким нетерпением, ничего в нем не изменилось.
Кавказец, который изо всех сил удерживал Конищева в вертикальном положении, еле сдерживал отвращение и старался глядеть в другую сторону Кузнец поддерживал Конищева с другой стороны.
— Лиля! Ты здесь? — вскричал Сергей пьяным голосом. — Лилечка моя! Мне как сказали…
— Здесь! — отозвалась я и встала навстречу своему «прекрасному прошлому».
Лицо у Конищева, когда он увидел меня, сделалось прямо-таки совсем идиотским.
Во-первых, оно и так было белее алебастра и гипса, которого вокруг имелось в избытке — наверное, по дороге сюда он вообразил самые страшные картины того, что могло произойти с его возлюбленной, вроде сцен группового изнасилования.
Во-вторых, при виде меня его лицо как-то неестественно вытянулось и приобрело вовсе форму огурца, которым он наверняка недавно закусывал.
Кажется, Сергей никак не мог врубиться в ситуацию и сообразить, что к чему.
Вот размазня!
— Иванова… — проговорил он растерянно, и выражение лица его сначала сделалось примерно таким же, каким было вчера, когда он открыл передо мной дверь. — Ой, снова Иванова… Привет! А ты чего тут делаешь?
И он полез ко мне с пьяными объятиями. Я внимательно наблюдала за поведением моего друга, поскольку видела, что не менее пристально за его реакцией наблюдают сейчас еще две пары глаз.
— Ну, Иванова, — сказала я твердо. — Да, Лиля Иванова, а что? Не ожидал, что встретимся?
— Лиля? Как — Лилечка? Не ожидал… — промямлил Конищев и растерянно оглянулся вокруг.
Он смотрел на меня, пытаясь что-то сообразить, и я боялась, что сейчас он начнет задавать какие-нибудь дурацкие вопросы.
От его пьяного лепета в прямом смысле слова теперь зависела моя жизнь.
— Ой, мне, наверное, надо поспать, — пробормотал он, чувствуя вокруг себя поле повышенного напряжения. — Можно я посижу в этом кресле?
— Стоять! — закричала я. — Хватит валять дурака! Ты привез деньги? Мы здесь договорились, что ты за меня заплатишь, а то я тут насовсем жить останусь.
— Иванова, ты чего кричишь? — попытался сопротивляться Конищев. — Кажется, мы с тобой уже — того… Точнее — не того.
— Ладно, говори, ты показывал этой девке свой скрамасакс? — перешел к допросу Кузнец. — Значит, ты ее действительно знаешь? Твоя девка?
— Ну, не то чтобы — моя. Теперь даже и не моя… — пробормотал Конищев, но, наткнувшись на мое свирепое лицо, начал что-то вспоминать об общем деле и вовсе запнулся. — Ну, показывал как-то… И что с того?
— Нечистый на руку женщина — это сильно нехорошо, — снова вставил свою реплику «восточный мудрец». — Зачем такой красивый девушка ворует?
— А мне так — ндравится! Если ндравится, то что? — ответила я точно так же, как говорила когда-то Светка Линькова на родительском собрании, когда ее стыдили за воровство и спрашивали о причинах, которые толкают девочку из хорошей семьи на такие некрасивые поступки.
Ндравилось ей — и все тут!
Кузнец принялся было задавать и другие вопросы по делу, но Конищева еще больше развезло, и он теперь только пьяно, бессмысленно улыбался.
— Ладно — гони тысячу баксов, и я ее тебе отдам, только чтобы больше сюда не совались. Ни она, ни ты… — наконец не выдержал Кузнец. — Ты мне с первого раза, еще тогда не понравился. Учти — чтобы духу твоего здесь не было вместе со своей Лилей!
— С Лилей… — мечтательным эхом повторил Конищев, но больше ничего прибавлять не стал.
Было уже темно, когда мы с Конищевым потопали по направлению к деревне по тропке между камышей.
Сергей все время качался, шатался, спотыкался, и мне постоянно приходилось его поддерживать, чтобы он не рухнул лицом в воду Мне все еще не верилось, что удалось отделаться — пусть даже и не очень легким — испугом.