Свадьба во спасение
Он ушел.
Но он вернется. И если он продолжает считать Гундамурру своим домом даже теперь, когда отца не стало, он будет возвращаться снова и снова.
Тем более что ему принадлежит сорок девять процентов.
Интересно, а если бы она действительно сказала, что согласна выйти за него замуж? Неужели он женился бы на ней, отказавшись от всех других?
Замок на песке.
Глупая, несбыточная мечта.
А действительность такова, что, даже случись это, он бы то и дело покидал ее, возвращаясь в мир, где ей не было места. Гундамурра требует всего ее времени и внимания, и она не выдержала бы, думая все время о том, кто занимает ее место, когда она далеко.
Но она могла бы выйти за Джонни замуж, а потом развестись…
Господи боже! Она думает как настоящая… стерва. Гадкая стерва! А все потому… Меган закрыла глаза. Потому что с самой юности мечтает, что он полюбит ее. Полюбит так, как будто она одна-единственная женщина на земле. Во всяком случае, для него.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Это был напряженный день, и Джонни обрадовался, когда Рик и Митч предложили прогуляться к общежитию рабочих. Женщины были заняты подготовкой к похоронам, мужья Джесси и Эмили предпочли остаться в доме и сыграть в бильярд.
Все намеревались пораньше лечь спать, поскольку назавтра предстоял очень трудный день для всех.
Было большим облегчением оказаться на воздухе под звездным небом Аутбэка, побыть немного втроем — трое друзей, которым не нужны слова, чтобы понять друг друга. Они прожили здесь шесть месяцев, когда им было по шестнадцать, и вот они снова здесь все вместе двадцать два года спустя и молча делят воспоминания, принадлежащие только им одним… воспоминания о человеке, ставшем для них отцом.
— Как Меган обошлась с тобой, Джонни? спросил Рик.
— Согласилась принять финансовую помощь, уклончиво ответил Джонни.
— Джонни, ты же прекрасно понимаешь, что он спрашивает не об этом, — вступил в разговор Митч.
Джонни горестно вздохнул.
— Враждебность сменилась пассивной нейтральностью. Но я работаю в этом направлении, дайте время…
— Как раз времени у тебя не так и много, — напомнил Рик.
— Меган не приемлет моей… мои интересы.
Но мне кажется, что сегодня мы сломали некоторые барьеры.
— Я беспокоюсь о ней, — сказал Митч. — Она выглядит потерянной.
Джонни не понравились слова друга, и он нахмурился. ;
— Меган — дочь Патрика. Она справится.
— Было бы хорошо, если бы вы подружились до твоего отъезда, Джонни.
— Я работаю над этим, — повторил Джонни.
— Она еще так молода, — заметил Митч.
— Не так уж и молода. Она справится, я не сомневаюсь, — заметил Джонни.
— Молода в том смысле… чтобы понять тебя.
Ты же всегда был немного ковбоем, Джонни. — Ты же был… деликатным этим утром, да?
— Черт возьми! Если я ковбой, то она… колючий кактус.
Рик рассмеялся.
— И эти колючки вонзились в твою кожу?
Глубже, чем Джонни хотелось бы признать.
— Я же сказал, что работаю в этом направлении.
— Смягчи ее, очаруй. Ты же мастер в этом деле, посоветовал Митч.
Особенно если учесть, что его обаяние не действует на Меган.
— И все-таки постарайтесь стать друзьями.
Друзьями.
Похоже, с этим как раз и будут проблемы. Конечно, удобнее и спокойнее стать друзьями, объединенными общей целью. Надо признать, после их разговора Меган перестала отпускать в его адрес свои ехидные замечания, согласилась со всеми финансовыми предложениями, которые сделал Джонни и юридически оформил Митч, и даже изложила ему наиболее насущные проблемы Гундамурры.
Но глаза ее были при этом тусклы, голос ровным и безжизненным. И хотя Джонни не мог не испытывать глубокого уважения к тому, как она управляется с огромным хозяйством, он никак не мог справиться с желанием утешить ее и приласкать. Но Меган больше не была маленькой девочкой.
Он поймал себя на том, что все больше и больше думает о ней как о женщине, не может отвести взгляд от ее рта, маленьких ушек, завитков рыжих волос, выбившихся из тугого узла на затылке.
Должно быть, на него подействовал утренний разговор о браке и сексе, породив ненужные мысли и желания, которые отнюдь не отличались благородством. Познала ли она наивысшее удовольствие в объятиях мужчины, или парень — а может быть, парни? — из колледжа был грубияном и эгоистом, заботившимся только о собственном удовольствии? Если так, — то он хотел бы освободить ее от этих тягостных воспоминаний, заставить перестать прятаться от жизни.
А может быть, он просто хотел Меган?
Конечно же, ее пламенная гордость не могла не пробудить в нем пещерного человека, желающего утащить добычу в пещеру, сорвать с нее одежду, под которой она намеренно скрывает свою сексуальность, и заставить ее признать, что она женщина.
Но Меган отказывается видеть в нем мужчину.
Не говоря уже — мужа…
Кроме того, он действительно должен вернуться в Аризону, чтобы закончить фильм. Не самое удачное время для установления отношений с Меган, но вот когда он вернется через несколько месяцев… Джонни вдруг понял, что хотел бы увидеть теплоту и радость в ее глазах, ну, может быть, с искорками насмешки.
Общежитие было пустым — ни одного временного работника. В Гундамурре остались только те, кто жил здесь постоянно.
Все трое одновременно посмотрели на койки, на которых когда-то спали, вспомнили страхи и мечты, которыми они делились друг с другом в ночной тиши.
Джонни твердо решил после завершения съемок сделать перерыв в своей творческой карьере, вернуться в Гундамурру и пожить здесь подольше, чтобы понять, сможет ли он быть здесь счастлив. Он прошел большой путь с тех пор, как ему было шестнадцать, многого добился, но его всегда тянуло домой, в Гундамурру.
А вот теперь и Патрик позвал его.
Это было его последним желанием и последней волей — чтобы он, Джонни, разделил Гундамурру с Меган.
Или он призван только спасти ее от банкротства, убедиться, что дела пошли на лад, а затем отдать свою долю Меган, как ответный жест на тот бесценный дар, каким стала для них всех любовь Патрика.
Что было в голове Патрика, когда он составлял завещание? Но для Джонни было долгом чести выполнить его последнюю волю.
И все же — в чем заключается правда?
Мысли Джонни были отрывочными и противоречивыми, и он чувствовал, что не готов поделиться ими даже с друзьями. Его чувства к Меган… Это было очень личным.
Они покинули общежитие, пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим комнатам. На миг Джонни испытал зависть к своим друзьям, рядом с которыми сейчас лежали в постели их жены — женщины, которые любили, знали и понимали их. Джонни прошелся по веранде, опоясывающей дом по периметру, затем остановился у двери своей комнаты, чувствуя себя слишком возбужденным и неспокойным, чтобы пытаться уснуть.
Он облокотился на перила веранды, взгляд его остановился на единственной сохранившейся зеленой лужайке — она поливалась водой из подземного источника по специально проложенной трубе. Это было лужайка жены Патрика. В каждом из четырех углов лужайки росло перечное дерево, под которым была установлена скамейка.
Именно на этой лужайке и этих скамейках собирались все обитатели Гундамурры в сочельник, пели рождественские гимны и веселились. Джонни обычно играл на гитаре и запевал…
Внезапно он выпрямился.
На одной из скамеек кто-то сидел.
Меган Он инстинктивно понял это, прежде чем разглядел сидевшего.
Меган одна, не спит… как и он.
Он не успел подумать, что, может быть, она хочет побыть одна, — ноги сами понесли его к скамейке. Она не должна сейчас быть одна, он не хочет, чтобы она чувствовала себя одинокой. Патрик велел ему быть рядом с ней.
Пульс Меган участился — Джонни увидел ее.
Он идет к ней.
Она хотела поговорить с ним, перехватить, когда он пойдет в свою комнату, но ее решимость быстро таяла по мере того, как он приближался.