Валентин Понтифекс
Затем появились пятеро жонглеров – три человека, скандар и хьорт – и весьма кстати отвлекли внимание гостей. Они затеяли бешеную круговерть из факелов, серпов и ножей, заслужив одобрение и аплодисменты Коронала.
Нет, конечно, они не принадлежали к мастерам своего дела; ошибки и погрешности не могли ускользнуть от опытного взгляда Валентина. Но жонглеры всегда приносили ему радость. Они невольно вызывали воспоминания о тех беззаботных временах много лет назад, когда он сам был жонглером и странствовал с бродячей труппой. Тогда он был безмятежным, не обремененным властью, по-настоящему счастливым человеком.
Заметив восторг Валентина, Слит недовольным тоном произнес:
– Ах, ваша светлость, неужели вы искренне считаете их безупречными?
– Они выказывают большое усердие. Слит.
– Тем же отличается скот в поисках корма в сухой сезон. На то он и скот. А эти ваши усердные жонглеры, мой лорд, немногим лучше любителей.
– Ах, Слит, будь милосердней.
– Насколько вы помните, мой лорд, в этом ремесле существуют определенные мерки.
Валентин усмехнулся.
– Радость, которую дарят мне эти люди. Слит, имеет мало общего с их искушенностью. Они напоминают мне о былом, о простой жизни и моих тогдашних товарищах.
– Вон оно что, – протянул Слит. – Тогда – другое дело, мой лорд! Это сантименты. Но я – то говорю о ремесле.
– Тогда мы говорим о разных вещах.
Жонглеры удалились, истощив запас своих трюков. Валентин, довольно улыбаясь, откинулся назад. Он знал, что веселье закончилось и теперь наступает время для скучных речей.
Впрочем, речи тоже оказались на удивление терпимыми. Первым говорил Шинаам, министр внутренних дел Понтифекса, хайрог со сверкающей чешуей и мелькающим раздвоенным красным языком. В своем изящном, кратком выступлении он приветствовал Лорда Валентина и его окружение.
Адъютант Эрманар произнес ответное слово от имени Коронала. После него наступила очередь древнего, сморщенного Дилифона, личного секретаря Понтифекса: он передал личные пожелания высокочтимого монарха. Валентин понимал, что это – всего лишь выдумка, поскольку все знали, что старый Тиверас уже десять лет не произносил ни одного членораздельного слова.
Однако он вежливо выслушал произнесенное дрожащим голосом сочинение Дилифона и попросил ответить Тунигорна.
Потом заговорил Хорнкаст – главный представитель Понтифекса, дородный и осанистый, истинный правитель Лабиринта за все годы невменяемости Тивераса. Он заявил, что будет говорить о великой процессии. Валентин тут же навострил уши: в последнее время он очень много думал о процессии длительной церемониальной поездке, в ходе которой Коронал объезжает Маджипур и показывает себя народу, а взамен получает почет, преданность и любовь.
– Кому-то может показаться, – говорил Хорнкаст, – что это – всего лишь увеселительная поездка, пустой и легкомысленный праздник, позволяющий отвлечься от государственных забот. Нет! Неверно! Именно личность Коронала – истинная, физическая личность, а не знамя, не флаг, не портрет связывает в единую общность все самые отдаленные провинции мира. И целостность общности поддерживается лишь благодаря такому непосредственному контакту.
Валентин нахмурился и отвернулся. Перед его мысленным взором внезапно возникла тревожная картина: раскалывающийся, встающий на дыбы Маджипур – и человек, который борется со стихией, стараясь вернуть все на свои места.
– Коронал, – продолжал Хорнкаст, – является воплощением Маджипура.
Коронал Маджипура воплощен в личности. Он есть мир; мир есть Коронал. И когда Коронал участвует в великой процессии, что предстоит сделать вам.
Лорд Валентин, впервые после вашего славного восстановления на престоле, он выходит не только в мир, но и в себя – отправляясь в путешествие по своей собственной душе, вступает в соприкосновение с глубочайшими корнями своей личности…
Так ли? Да, конечно. Он знал, что Хорнкаст пользуется обычными риторическими оборотами, ораторскими приемами, которые Валентину приходилось терпеть слишком часто. Но на этот раз, тем не менее, слова представителя брали его за живое; казалось, перед ним открывается какой-то бесконечный темный туннель, полный загадок. Тот сон – проносящийся по Замковой Горе ледяной ветер, стоны земли, расколотая планета – Коронал воплощение Маджипура – он есть мир…
За период его правления попытка разрушить единство уже предпринималась, когда Валентин, отстраненный от власти предательским путем, лишенный памяти и даже своего тела, был отправлен в изгнание. Должно ли это повториться? Опять свержение, опять нападение? Или надвигается что-то более страшное и гораздо более серьезное, чем судьба одного человека?
Он ощутил незнакомый доселе вкус страха. Пусть пир идет своим чередом, а ему необходимо срочно получить толкование сна. Что-то пугающее, зловещее туманило его мозг. Никаких сомнений. В душе Коронала творилось что-то неладное – все равно, что сказать, будто творится что-то неладное с миром…
– Мой лорд! – окликнул его Аутифон Делиамбр – маленький вроон-сародей:
– Вам пора, мой лорд, произнести заключительный тост.
– Что? Когда?
– Сейчас, мой лорд.
– Ах да, конечно, – рассеянно согласился Валентин. – Да-да, заключительный тост.
Он поднялся, медленно обвел взглядом все пространство огромного зала, замечая всякие мелочи, его мысли были где-то далеко, и он понял, что совершенно не готов. Он очень смутно представлял себе, что должен сказать, к кому обращаться и даже – что вообще делает в Лабиринте. Лабиринт? Это и вправду Лабиринт, ненавистное пристанище теней и плесени? Почему он здесь?
Чего хотят эти люди? Может быть, он видит очередной сон, а на деле не покидал Замковой Горы? Этого он не знал и не мог понять.
Это пройдет, подумал Валентин, надо только подождать. Он ждал, но ничего не происходило, лишь усугублялось странное состояние. Ощущая пульсирующие толчки во лбу и звон в ушах, он с неожиданной остротой осознал, что находится в Лабиринте, расположенном в самом центре мироздания, будучи ядром огромной планеты. Но некая неодолимая сила увлекала его прочь. Тем временем его душа, подобно гигантскому облаку света, оторвавшись от тела, устремилась вверх, сквозь многочисленные уровни Лабиринта, на свежий воздух, а затем охватила всю необъятность Маджипура до отдаленных берегов Цимроеля и опаленного солнцем Сувраеля, до безбрежного пространства Великого Моря на обратной стороне планеты. Она покрыла мир, подобно сияющему покрывалу. В этот головокружительный миг он ощутил, что воплощает собой двадцать миллиардов жителей Маджипура – людей и скандаров, хьортов и метаморфов, всех прочих, что перемещаются внутри него наподобие кровяных частиц. Он присутствовал одновременно везде: был всей скорбью мира и всей его радостью, всей тоской и всей нуждой. Он был всем. Он был вселенной, кипящей противоречиями и конфликтами. Ощущая жар пустыни, теплый тропический дождь и холод горных вершин, он смеялся и плакал, умирал и любил, ел и пил, танцевал и сражался, скакал во весь опор по неизведанным холмам, трудился до изнеможения в полях и прорубал тропу в проросших лианами джунглях. В океанах его души чудовищные драконы всплывали на поверхность, издавали ужасные звуки и вновь скрывались в бездонных глубинах. Ухмылялись окружавшие его лица. В воздухе мелькали костлявые, изможденные руки. Хоры распевали нестройные гимны. Все сразу, сразу, сразу, с какой-то жуткой, сумасшедшей одновременностью.
Оглушенный и растерянный он стоял в зале, который бешено вращался вокруг него.
– Произнесите тост, ваша светлость, – Делиамбр, казалось, повторял вновь и вновь. – Сначала за Понтифекса, потом за его помощников, а потом…
Держи себя в руках, повторял Валентин. Ты – Коронал Маджипура.
Отчаянным усилием он попытался освободиться от нелепого видения.
– Тост за Понтифекса, ваша светлость…
– Да-да, знаю.
Фантомные образы все еще владели им. Призрачные бесплотные пальцы хватали его. Он пытался вырваться. Держать себя в руках. Держать. Держать.