Мегрэ

— Я прошу немногого. Признай только, что сразу после смерти Пепито Кажо зашел за тобой в «Табак».
— Я не знал, что Пепито мертв.
— Вот видишь! Значит, ты, как и сегодня, был в «Табаке» с Эженом и, конечно, с глухим коротышкой, содержателем борделя. Кажо заходил в кафе?
— Нет.
— Значит, постучал в окно. У вас должен быть условный сигнал.
— Ничего я не скажу.
В шесть небо посветлело. По набережной пошли трамваи, и буксир огласил реку пронзительной сиреной, словно собирая растерянные им ночью баржи.
Цвет лица у Мегрэ стал почти таким же ярким, как у Одиа, взгляд — таким же оживленным.
— Хочешь, я по-дружески расскажу тебе, что будет теперь, когда ваши знают, что ты был здесь и мы поговорили? При первой же возможности они опять возьмутся за свое и уж на этот раз тебя кончат. А чем ты рискуешь, заговорив? Тебя ведь нужно только прикрыть, продержав несколько дней в тюрьме. Когда всю банду возьмут, тебя выпустят, и дело с концом.
Одиа внимательно слушал. И словно давая понять, что не отвергает категорически замысел собеседника, процедил как бы себе под нос:
— В таком состоянии, как сейчас, я вправе требовать помещения в тюремную больницу.
— Безусловно. А ты же знаешь, какая санчасть во Френе. Получше любого госпиталя будет.
— Посмотрите, не распухло ли у меня колено.
Мегрэ послушно снял повязку. Колено действительно распухло, и Одна, трясшийся над своим здоровьем, с тревогой ощупал опухоль.
— Как по-вашему, не отрежут мне ногу?
— Ручаюсь, что через две недели ты будешь здоров.
У тебя небольшое воспаление суставной сумки.
— А!
Одна уставился в потолок и пролежал так несколько минут. В одном из номеров зазвонил будильник. По коридорам зашуршали шаги персонала, приступающего к своим обязанностям, затем с лестничной площадки донеслось нескончаемое шарканье сапожных щеток.
— Ну, решил?
— Не знаю.
— Предпочитаешь пойти под суд вместе с Кажо?
— Мне бы водички.
Одна нарочно тянул время. Он не улыбался, но ему — это чувствовалось — нравилось, что за ним ухаживают.
Мегрэ помалкивал. Со спущенными подтяжками он расхаживал по номеру, делая все, чего требовал раненый. Горизонт порозовел. Солнечный луч лизнул окно.
— Кто ведет следствие?
— Комиссар Амадье и следователь Гастамбид.
— Хорошие ребята?
— Куда уж лучше.
— Признайтесь, я чудом уцелел. Чем меня зацепило?
— Левым крылом машины.
— Вел Эжен?
— Он самый. Марселец сидел рядом. Кто он такой?
— Молодой парень, всего три месяца, как здесь. Раньше работал в Барселоне, но, похоже, ему нечего там больше делать.
— Слушай, Одиа. Играть и дальше в прятки нет смысла. Я вызываю такси, и мы едем вдвоем на набережную Орфевр. В восемь появится Амадье, и ты вывалишь свой товар.
Мегрэ зевнул. Он вымотался до того, что с трудом выговаривал слова.
— Почему молчишь?
— Ладно, едем.
Через несколько минут Мегрэ умылся, привел себя в порядок и распорядился, чтобы им принесли завтрак.
— Понимаешь, в твоем положении тюрьма — единственное место, где ты можешь быть спокоен.
— Амадье, это такой высокий, всегда бледный, с длинными усами, верно?
— Да.
— Совершенно его не знаю.
Восходящее солнце наводило на мысль о домике у Луары и удочках, ожидающих на дне лодки. Может, это было следствие усталости, но в один прекрасный момент Мегрэ захотелось все бросить, он удивленно воззрился на Одиа, словно забыв, что тот здесь делает, и запустил пятерню себе в волоса.
— А что же я надену? Брюки-то у меня порваны.
Позвали коридорного, и тот согласился пожертвовать старыми штанами. Одиа хромал, постанывал, всей своей тяжестью висел на руке спутника. Через Новый мост они перебрались на такси, и глотнуть свежего утреннего воздуха было уже большим облегчением. Из ворот предварилки, выгрузив ночной улов, выезжал пустой полицейский фургон.
— Сумеешь подняться по лестнице?
— Пожалуй, да. Во всяком случае, носилок не надо.
Они были у цели. У Мегрэ перехватывало горло от нетерпения. Такси остановилось у дома № 36. Прежде чем высадить Одиа из машины, комиссар расплатился с водителем и, подозвав дежурного в форме, попросил его помочь.
Дежурный разговаривал с человеком, который стоял спиной к улице и, заслышав голос комиссара, круто повернулся. Это был Кажо, с серой двухдневной щетиной на щеках, в темном пальто. Одиа заметил его, лишь когда вылез из такси, а Кажо даже не взглянул на него и продолжал разговаривать с дежурным.
Никто не проронил ни слова. Мегрэ поддерживал официанта из кафе, притворявшегося более пострадавшим, чем на самом деле.
Пройдя через двор, Одиа опустился на первую ступеньку лестницы с видом человека, окончательно выбившегося из сил. И, подняв глаза, ухмыльнулся:
— А ведь я вас обвел, верно? Мне нечего сказать.
Ничего я не знаю. Просто не хотелось оставаться у вас в номере. Разве мы с вами знакомы? Почем я знаю, не вы ли сами толкнули меня под машину?
Кулак Мегрэ сжался и стал тверд как камень, но так и остался в кармане пальто.
 
Глава 7
Первым, около одиннадцати, появился Эжен. Хотя весна еще не наступила, его костюм уже гармонировал с веселой солнечной погодой. На парне была светло-серая тройка из двухцветной нити, такая эластичная, что при каждом движении ткань облегала мускулы владельца. И когда он распахнул застекленную дверь уголовной полиции, вместе с ним в коридор проник легкий запах духов.
На набережной Орфевр он был не в первый раз. С видом завсегдатая посматривал налево и направо, не выпуская изо рта сигарету с золотым ободком. Время доклада уже минуло. Перед кабинетами комиссаров с мрачным видом ожидали люди.
Эжен подошел к служителю и поздоровался, поднеся два пальца к шляпе.
— Я к комиссару Амадье, старина. Мне назначено.
— Присядьте.
Эжен непринужденно сел, скрестил ноги, раскурил новую сигарету и развернул газету на отчетах о скачках.
Его длинная голубая машина словно распласталась под воротами. Мегрэ, заметивший ее из окна, вышел во двор и осмотрел левое крыло, но не обнаружил ни малейшей царапины.
Несколькими часами раньше он ввалился в кабинет Амадье, как был в шляпе, с настороженными глазами.
— Я привел человека, который знает правду.
— Вам не ко мне, а к судебному следователю, — отмахнулся Амадье, перелистывая донесения.
Тогда Мегрэ постучался в двери начальника полиции, но с первого взгляда понял, что его визит нежелателен.
— Добрый день, господин начальник.
— Добрый день, Мегрэ.
Они действовали друг другу на нервы, и им не требовались долгие разговоры, чтобы это понять.
— Господин начальник, я работал всю ночь и пришел к вам с просьбой допросить трех-четырех человек в вашем присутствии.
— Это дело следователя, — возразил начальник.
— Следователю ничего не вытряхнуть из этих людей, вы же понимаете.
Мегрэ сознавал, что докучает всем и все рады были бы послать его к чертям, но тем не менее упорствовал в своем намерении. Его огромная фигура долго застила свет начальнику, который мало-помалу поддавался настояниям, и наконец в кабинетах зазвенели телефоны.
— Зайдите ко мне на минутку, Амадье.
— Иду, господин начальник.
Началось обсуждение.
— Наш друг Мегрэ утверждает, что…
В девять Амадье нехотя отправился по коридорам Дворца в кабинет г-на Гастамбида. Когда он минут через двадцать вернулся, у него в кармане лежали поручения следователя о допросе Кажо, Одна, хозяина «Табака улицы Фонтен», Эжена, марсельца и глухого коротышки.
Одиа был уже на месте. Мегрэ заставил его подняться наверх, и он с самого утра сидел в глубине коридора, недовольно наблюдая за мельтешащими полицейскими.
В половине десятого пять инспекторов отбыли на розыски остальных свидетелей, а Мегрэ, засыпая на ходу, расхаживал по «конторе», частью которой ощущал себя еще недавно: то распахнет какую-нибудь из дверей, то пожмет руку бывшему коллеге, то выбьет трубку в опилки плевательницы.