Мегрэ и порядочные люди

Мегрэ подозвал официанта и вытащил фотографию:
— Узнаете кого-нибудь?
Официант снова водрузил очки и пробежал глазами череду лиц:
— Разумеется, месье Жослен в центре… На фотографии он толще того человека, которого я видел здесь несколько дней назад, но это все равно он…
— А другие?.. Те, кто стоят справа и слева от него?
Эмиль покачал головой:
— Нет. Ни разу их не видел… Узнаю только его…
— Что будешь пить? — спросил Мегрэ у Лапуэнта.
— Все равно… — Он посмотрел на рюмку доктора, на дне которой темнела красноватая жидкость. — Это порто?.. Официант, мне то же самое.
— А вам, господин комиссар?
— Больше ничего… спасибо… Думаю, мы здесь и перекусим…
Ему не хотелось ехать обедать на бульвар Ришар-Ленуар, и чуть позже они перешли в зал, где подавали обеды.
— Она ничего не скажет, — ворчал Мегрэ, заказав себе овощной суп. — Даже если я вызову ее на набережную Орфевр, она все равно будет молчать…
Он сердился на мадам Жослен, но в то же время жалел ее. Внезапно потеряв мужа при драматических обстоятельствах, перевернувших ее жизнь, она со дня на день должна была остаться одна в слишком большой для нее квартире, а тут еще полиция из-за чего-то ополчилась на нее.
Какую тайну стремилась она скрыть во что бы то ни стало? В конце концов, каждый имеет право на личную жизнь, на собственные тайны, но лишь до того дня, когда случается нечто драматическое, и тогда уже в это вмешивается государство.
— Как вы собираетесь действовать, патрон?
— Не знаю… Разумеется, отыскать этого человека…
Это не вор… Если это он пришел в тот вечер убить Жослена, должно быть, у него были на то, по его разумению, веские причины… Консьержка ничего не знает… За шесть лет, что она работает в этом доме, она ни разу не заметила какого-нибудь подозрительного посетителя… Возможно, это связано с еще более давними временами… Кажется, она упомянула, что бывшая консьержка, ее тетка, где-то доживает свой век… Не помню, где именно… Узнай у нее, разыщи эту женщину и допроси.
— А если она сейчас живет у черта на куличках? Где-нибудь в провинции?
— Что ж, дело стоит того, чтобы поехать туда или попросить местную полицию переговорить с ней… Разве что кто-то здесь, в Париже, наконец заговорит.
Теперь Лапуэнт отправился под мелким пронизывающим дождем, держа под мышкой застекленную фотографию. Тем временем Мегрэ ехал в такси на бульвар Брюн. Дом, в котором жили Фабры, был именно таким, как он себе представлял: большое унылое здание, построенное всего несколько лет назад, но уже порядком облупившееся.
— Доктор Фабр. На пятом слева. На двери медная табличка… Если вы к мадам Фабр, то она только что вышла… Наверное, поехала к матери разослать наконец извещения о смерти.
Он неподвижно стоял в слишком тесной для него кабине лифта, затем отыскал нужную дверь и нажал на кнопку звонка. Невысокого роста горничная, открывшая ему дверь, сразу же по привычке посмотрела вниз, словно ища глазами ребенка.
— Вы к кому?
— К доктору Фабру.
— Сейчас он принимает больных.
— Будьте добры, передайте ему мою визитную карточку. Я надолго его не задержу.
— Пожалуйста, сюда…
Она открыла дверь приемной, где сидело с полдюжины мамаш и детей всех возрастов. Все, как один, посмотрели на него.
Он опустился на стул, испытывая некоторую неловкость. На полу были разбросаны кубики, на столе лежали книжки с картинками. Одна из женщин качала на руках младенца, ставшего почти фиолетовым от крика, и непрерывно поглядывала на дверь кабинета. Мегрэ догадывался, что они думают: «Неужели он вызовет его без очереди?»
Но в его присутствии они молчали. Ожидание длилось около десяти минут, и, когда доктор открыл наконец дверь кабинета, он сразу же обратился к комиссару.
Фабр был в очках с толстыми стеклами, за которыми был еще заметнее усталый взгляд.
— Входите… Простите, что не могу уделить вам много времени… Вы не к жене? Она у матери.
— Знаю.
— Садитесь.
В кабинете стояли детские весы, застекленный шкафчик с никелированными инструментами и нечто вроде мягкой кушетки, накрытой простыней и клеенкой. На письменном столе были беспорядочно свалены бумаги, а стопки книг лежали на камине и даже на полу в углу комнаты.
— Слушаю вас.
— Простите, что беспокою в разгар приема, но я хотел поговорить с вами без свидетелей.
Фабр нахмурил брови.
— Почему без свидетелей? — спросил он.
— По правде сказать, не знаю. Я нахожусь в довольно затруднительном положении, и мне казалось, что вы сможете мне помочь… Вы регулярно бываете в доме родителей жены… Знаете их друзей…
— У них очень мало друзей…
— Не доводилось ли вам встречать у них в доме темноволосого мужчину лет сорока, приятной наружности?
— А о ком идет речь?
Было похоже, что и он занял оборонительную позицию.
— Не знаю. У меня есть причины считать, что и ваш тесть, и ваша теща были знакомы с человеком, который соответствует этому схематическому описанию.
Доктор через очки устремил взгляд на какую-то точку в пространстве, и Мегрэ, дав ему некоторое время на раздумье, наконец вышел из терпения:
— Ну, так что?
Фабр снова очнулся ото сна:
— Что? Что вы хотите узнать?
— Вы его знаете?
— Я не знаю, о ком вы говорите. Чаще всего я ходил к ним по вечерам, и мы проводили время вдвоем с тестем, пока женщины ходили в театр.
— И все-таки вы должны знать их друзей.
— Некоторых… Но не всех…
— Я думал, что они редко принимали гостей.
— Да, очень редко…
Это было невыносимо. Он без конца отводил взгляд, лишь бы не встречаться глазами с комиссаром. Было похоже, что для доктора этот разговор — тяжкое испытание.
— Моя жена гораздо чаще, чем я, бывала у родителей… Теща приходила к нам почти ежедневно… Я в это время либо бывал в больнице, либо принимал здесь…
— Вам известно, что месье Жослен играл на скачках?
— Нет. Я считал, что днем он редко выходит из дому.
— Он играл на тотализаторе…
— А!
— Похоже, что его жена тоже не знала об этом. Выходит, он не всем с ней делился…
— А с какой стати он стал бы говорить со мной? Я ведь прихожусь ему только зятем.
— Со своей стороны, мадам Жослен тоже что-то скрывала от мужа.
Он не возражал. Казалось, он внушал себе, как на приеме у зубного врача: еще немного, и все будет позади…
— На этой неделе, не то во вторник, не то в среду, она встречалась днем с каким-то мужчиной в кафе на бульваре Монпарнас.
— Это веди меня не касается, правда?
— Вы не удивлены?
— Наверное, у нее были причины для этой встречи…
— Месье Жослен виделся с тем же мужчиной в том же кафе утром, и похоже, они были хорошо знакомы…
Это вам ни о чем не говорит?
Доктор выдержал паузу, а потом со скучающим видом покачал головой.
— Послушайте, месье Фабр. Я понимаю всю сложность вашего положения. Как и любой человек, который вступает в брак, вы вошли в новую, доселе незнакомую вам семью, членом которой вы, так или иначе, теперь являетесь. У этой семьи есть свои маленькие тайны, это неизбежно. Я ни за что не поверю, что вам не доверили хотя бы некоторые из них. Пока преступление не было совершено, все это не имело значения.
Но теперь, когда вашего тестя убили, а вы сами едва не попали под подозрение…
Доктор не стал возражать, вообще никак не реагировал. Словно их разделяла стеклянная стена, через которую не доносились слова.
— Речь не о том, что называется «убийство с целью ограбления». И вовсе не вор, застигнутый на месте преступления, убил Рене Жослена. Человек знал эту квартиру не хуже вас, знал привычки ее обитателей, знал, где что лежит. Он знал, что ваша жена и ее мать пошли в театр в тот вечер, а вы останетесь коротать время с тестем. Он знал, где вы живете, и, скорее всего, именно он позвонил вам домой, чтобы прислуга передала вам вызов на улицу Жюли. Вы согласны со мной?
— Да, это похоже на правду…