Мегрэ и труп молодой женщины

 
Глава четвертая,
в которой рассказывается о девушке на скамейке и о невесте в ночном ресторане
Через полуоткрытую дверь, которую старая дама умышленно не закрыла, она увидела, что полицейские пошли не к лифту или к лестнице, а прямиком к квартире напротив. Когда они вышли оттуда, уже на ступеньках, Мегрэ, видя, как закрывается дверь, бросил:
— Завидует!
Когда-то на процессе одного молодого человека, которого он сам поставил перед судом присяжных, какой-то тип, сидевший рядом с Мегрэ, шепнул ему:
— Интересно, о чем он думает?
Мегрэ сразу ответил:
— Что о нем напишут в сегодняшних газетах!
Комиссар знал, что все преступники, по крайней мере до момента вынесения приговора, относительно мало озабочены совершенным преступлением, вообще не думают о своих жертвах, а занимает их прежде всего, какое впечатление они производят на публику. Они чувствуют себя звездами. Их окружают журналисты и фоторепортеры. Люди часто встают в очередь, чтобы только увидеть их. Можно ли после этого удивляться, что в них так много лицемерия?
Вдова Кремье не была в восторге от визита полиции в ее дом. Кроме того, у Мегрэ была специфическая манера задавать вопросы, которая не давала возможности отвечать так, как бы хотелось. Это и заставило мадам Кремье признаться в некоторых не очень приятных для нее вещах.
Но все-таки наибольшее впечатление на нее произвело то, что каждое ее слово записывалось, в специальную тетрадку.
И тем не менее в следующую минуту комиссар звонил в квартиру напротив и собирался оказать такую же честь какой-то невоспитанной домработнице.
— Может, выпьем по стаканчику?
Был уже двенадцатый час. Мегрэ и Жанвье зашли в бар на углу и молча выпили по аперитиву, как-бы переводя дух после всего, что только что услышали.
Луиза Лабуан напоминала негатив, который положили в проявитель. Два дня назад она не существовала для них вообще. Потом была голубым силуэтом на мокром асфальте площади Вэнтимиль, белым контуром на мраморном столе в Институте судебной экспертизы. Сейчас у нее были имя и фамилия. Образ начал приобретать отчетливость, но все еще оставался схематичным.
Хозяйка Розы тоже была удивлена, что Мегрэ пришел не к ней.
— Не могла бы мадам заняться детьми, пока я задам несколько вопросов вашей служанке?
Розе не было еще и шестнадцати.
— Это ты звонила мне сегодня утром?
— Да, месье.
— Ты знала Луизу Лабуан?
— Не знаю, как ее звали.
— Вы встречались на лестнице?
— Да, месье.
— Она разговаривала с тобой?
— Никогда не разговаривала, только улыбалась мне. Она всегда была грустная. Как артистка кино.
— Ты никогда не встречала ее где-то в других местах, кроме лестницы?
— Несколько раз.
— Где?
— На скамейке в сквере около церкви Святой Троицы. Я туда хожу с детьми почти каждый день после полудня.
— Что она там делала?
— Ничего.
— Может, ждала кого?
— Никогда не видела ее с кем-то.
— Читала что-нибудь?
— Нет. Один раз ела бутерброд. Месье, скажите, она знала, что умрет?
Это все, что удалось узнать у Розы. Из этого следовало, что с некоторых пор девушка была без работы. Ничего не делала. Шла улицей Клиши и, не выходя из своего квартала, сидела перед собором Святой Троицы.
Мегрэ пришло в голову спросить:
— Ты никогда не видела, чтобы она входила в церковь?
— Нет, месье.
Комиссар заплатил, вытер губы, и они сели в маленький автомобиль. На набережной Орфевр Мегрэ сразу увидел стоящую в коридоре серую фигуру и узнал Лоньона, нос которого был краснее, чем обычно.
— Вы меня ждете?
— Уже час.
— У вас такой вид, будто вы вообще не спите.
— Это не имеет значения.
— Прошу ко мне.
Каждый, кто видел Лоньона в коридоре Уголовной полиции, был уверен что это не полицейский, а подозреваемый или свидетель, который ждет допроса, такой уж у него был хмурый вид. Лоньон простудился, кашлял и то и дело вынимал из кармана носовой платок. Он не жаловался, хотя имел облик человека, который терпел всю жизнь и будет мучаться до конца дней своих.
Мегрэ уселся поудобней и начал набивать трубку, а его гость, примостившись на краешке стула, не смел начать первым.
— У вас есть новости?
— Я пришел с докладом, патрон.
— Слушаю, старина.
Сердечный тон не произвел на Растяпу никакого впечатления. Более того, он усмотрел в этом Бог знает какую иронию.
— Вчера вечером я повторил свой обход. До трех часов ночи, а точнее, до четырех минут четвертого, не было никаких результатов. Не переставая говорить, он достал из кармана кусочек бумаги.
— И наконец, в четыре минуты четвертого напротив ночного ресторана «Бубенчик» я остановил таксиста. Леон Зиркт, 53 года, живет в Ле-валуа-Перэ.
Эти подробности были, конечно, совершенно лишними. Инспектор записывал абсолютно все, будто не имел права определять, что важно, а что нет. Монотонным голосом он тянул дальше, не глядя на комиссара, который не мог согнать с лица улыбку.
— Я показал ему снимок, а точнее, снимки. Он узнал ее там, где она в вечернем платье.
Растяпа прервался на минутку, как актер, подавший реплику и ждущий ответа от партнера. Он не подозревал, что Мегрэ уже знает, кем была убитая.
— Ночью с понедельника на вторник Леон Зиркт стоял напротив «Ромео», нового ночного ресторана на улице Комартэн.
Инспектор подготовил все заранее и вынул из кармана новую бумажку и вырезку из газеты.
— Той ночью «Ромео» был закрыт для посетителей, так как зал сняли для проведения свадьбы.
Жестом адвоката, представляющего неопровержимые улики высокому суду, он положил вырезку перед Мегрэ и вернулся на свое место.
— Как месье увидит через минуту, речь идет о свадьбе некоего Марко Сантони, представителя во Франции известной итальянской фирмы по производству вермута, с мадемуазель Жанной Арменье из Парижа, без определенной профессии. Гостей было много, поскольку Марко Сантони широко известен в кругу людей, любящих поразвлечься.
— Это Зиркт сообщил вам подробности?
— Нет. Удалось узнать в «Ромео». А таксист с несколькими своими коллегами ждал на стоянке. Начинало моросить. Самое меньшее через пятнадцать минут после полуночи какая-то девушка в голубом вечернем платье и черном пальто с капюшоном вышла из ресторана. Зиркт спросил: «Такси не изволите?»
Но девушка, покачав головой, пошла дальше.
— Таксист уверен, что это была она?
— Да. У выхода из «Ремео» горит неоновая вывеска. Как человек, привыкший к ночной работе, Зиркт обратил внимание, что платье было убогое. Стоящий перед рестораном вышибала Гастон Руже тоже узнал ее по фотографии.
— Таксист не видел, куда она пошла?
Лоньон вытер нос. Он не был горд, напротив, был слишком смущен, будто извинялся за скупую информацию.
— Через несколько минут из ресторана вышла парочка, которую он повез на площадь Этуаль. Когда машина пересекала площадь Сен-Огюстен, Зиркт увидел эту девушку. Она быстро шла через площадь, направляясь в сторону бульвара Осман, будто жила на Елисейских полях.
— Это все?
— Когда он высадил пассажиров, то очень удивился, увидев ее снова на углу бульвара Осман и улицы Сен-Оноре. Она шла, не останавливаясь. Зиркт посмотрел на часы из любопытства, чтобы проверить, сколько времени у нее заняла эта прогулка. Было около часа ночи. Убили ей около двух, а в три нашли труп на площади Вэнтимиль.
Лоньон работал безошибочно. И было видно, что это еще не все. Инспектор, не вставая со своего места, достал из кармана третью карточку.
— Марко Сантони живет на улице де Берри.
— Вы его видели?
— Нет. После банкета в «Ромео» новобрачные улетели во Флоренцию, где собираются провести несколько дней Я разговаривал с его слугой, Жозе Рюшоном.
В распоряжении Лоньона не было служебной машины. Он не брал такси, зная, что эти расходы ему не компенсируют, и ночью ходил по городу пешком, а утром ездил на метро или автобусе.