Негритянский квартал

— Очень приятно, — протягивая лапу, пробурчал Жеф.
Он был чудовищен. Два метра ростом, необъятно широк в плечах, наголо обритый череп, двухдневная щетина на щеках. Типичный беглый каторжник. А может быть, он хотел им казаться? Голову Жеф держал низко, исподлобья следя за собеседником. У него был тягучий голос с сильным фламандским акцентом. Вдобавок он все время гримасничал.
— Жеф — владелец «Французской гостиницы» в городе Колон, — пояснил Эжен. — Он старожил, прибыл сюда почти одновременно с Че-Че.
— Вы бывали и в Кристобале, и в Колоне? — осведомилось чудовище.
— Мы с женой провели несколько часов в Кристобале, в Вашингтон-отеле, когда приехали сюда.
— Понятное дело.
Кристиан Коломбани, как всегда безупречно выбритый и надушенный, покуривал сигару. В глубине бара находилось несколько лож, в которых можно было уединиться, задернув занавес. Некоторые из них, очевидно, были заняты — оттуда доносился шепот.
— Чем занимаетесь сейчас? — спросил Жеф, сделав официанту знак наполнить стаканы.
— Сам не знаю. Наш посланник дал мне постоянный пропуск в Интернациональный клуб. Быть может, встречу там людей, которые мне помогут.
Жеф пил мятную настойку с водой, остальные — пиво. Никто не удивился тому, что человек из Колона допрашивает новичка, словно следователь.
— Ничего вы не найдете в этом клубе. Дохлое дело.
Это был последний раз, когда Жеф сказал Дюпюшу «вы». Потом он говорил ему «ты», как, впрочем, и всем остальным.
— Приехал бы ты раньше, когда на канале была работа, я и слова бы не сказал. Теперь другое дело. По одну сторону живут американцы… Они живут у себя в зоне, у них свои клубы и магазины. По другую сторону — панамцы, они дерутся из-за того, кого посадить президентом или министром.
Жеф не сводил глаз с Дюпюша, и тот почувствовал беспокойство. Оба Монти вежливо молчали. Видимо, они и сегодня играли в карты, как каждый вечер. Стол был покрыт красной скатертью с рекламой нового аперитива.
— Что будешь пить, Дюпюш?
— Пиво.
— Где твоя жена?
— Отец взял ее к нам кассиршей, — вмешался Кристиан. — Она живет у нас в отеле.
В разговор вступил Эжен Монти.
— Я пока нашел ему место. Крочи берет его продавцом сосисок.
Жеф заворчал совсем по-медвежьи. Он облокотился о стол, который казался слишком маленьким для него.
— Нет, так не пойдет.
Он закурил сигарету и выдохнул облако дыма.
— Хочешь, я дам тебе совет, малыш? Убирайся отсюда! С женой или без жены, но убирайся.
Жеф повернулся к Кристиану:
— Твой отец рассказывал мне о нем. У нас с ним одно мнение: Дюпюш ничего здесь не добьется, и в один прекрасный день дело закончится скандалом…
— Я вас не понимаю, — пробормотал Дюпюш.
— Плевать! Зато я себя понимаю. Эжен и Фернан тоже меня понимают. Правильно, ребята?
Никто не ответил.
— Поверь, парень, постарайся смотаться, и поскорее.
Есть у тебя на родине кто-нибудь, кто мог бы прислать тебе тысячи три-четыре?
Дюпюш собрал все силы.
— Я и сам выберусь отсюда.
— Рассказывай!
— И потом, посланник пообещал мне…
— Оставь этого толстого соню в покое. Вся его энергия уходит на то, чтобы менять рубашки.
— Возле Дарьена есть рудники, я мог бы поехать туда…
— Гм!
— Что вы сказали?
— Ничего. Допивай. Умеешь играть в белот?
— Нет.
— Тогда смотри, как мы будем играть, и помалкивай.
Почему Дюпюш не ушел? Он сел рядом с ними и стал следить за игрой.
Несмотря на все, что наговорил ему Жеф, он не рассердился на него. Время от времени, не отрываясь от игры, казалось даже, Жеф хочет ободрить Дюпюша.
Раздвинулась красная занавеска, закрывавшая одну из лож, и через зал прошла негритянская пара. На мужчине был темный костюм и соломенное канотье. На женщине, уже немолодой и очень толстой, ярко-розовое платье. Они ушли, и никто не обратил на них внимания.
Только Фернан повернулся к бармену-негру:
— Уплатили?
— Уплатили.
— Козырь, козырь и марьяж червей.
Трамваи уже не ходили. На улице было тихо, и когда игроки замолкали, слышалось тиканье стенных часов.
Жеф выиграл партию и повернулся к Дюпюшу.
— Ну? Подрезал я тебе крылышки?
Дюпюш не ответил.
— А ты не обижайся. Я сказал это потому, что хочу тебе добра. Мы нагляделись на таких, как ты, так что научились разбираться…
Если бы Эжен Монти мог, он заставил бы Жефа замолчать. Он посматривал на Дюпюша, пытаясь подбодрить его.
— Лучше быть откровенным, верно?.. Так вот, больше двух лет ты не протянешь.
Ни Кристиан, ни Монти не удивились. Фернан встал и отошел, его позвали из ложи. Вернувшись, он прошептал:
— Опять этот старый англичанин.
— С негритянкой?
— С двумя. Им удалось выставить его на шампанское.
Действительно, бармен опустил бутылку шампанского в ведерко со льдом.
— Кстати, Маленький Луи уезжает на будущей неделе.
— С женой?
— Конечно. Пробудут во Франции полгода. Ей необходимо. Кризис кризисом, а она ведь все равно делала свои десять долларов в день.
Дюпюш поднялся и стал разыскивать шляпу.
— Я, пожалуй, провожу вас немного, — поколебавшись, предложил Эжен.
Он все понимал! Не успели они выйти за дверь, как он сказал:
— Не обращайте внимания. Жеф хороший парень, но грубоват.
— Он бывший каторжник, не так ли?
— Точно не знаю. Когда-то у него были неприятности. Но он живет в Панаме уже тридцать лет. Если бы видели, какая у него гостиница в Колоне! Там собираются те семь или восемь французов, которые живут в городе и у которых, как и жена Маленького Луи, жены в особом квартале, понимаете?
Эжен взял Дюпюша под руку.
— Сами знаете, мы коммерсанты, мы должны больше общаться, всюду бывать. Жеф иногда наезжает в Панаму на два-три дня. Я понимаю, он произвел на вас ужасное впечатление.
— Почему он сказал, что я не протяну здесь больше двух лет?
— Он вечно преувеличивает. Привычка.
— Он говорит, что и Че-Че так считает.
— Че-Че не любит приезжих. Но вообще-то он славный, нашел же место для вашей жены. А вы подумайте о моем предложении насчет сосисок. Здесь это не считается унизительном, напротив… Однако мне пора прощаться; они не начнут партию без меня.
И Эжен удалился, несколько смущенный.
Святая Дева, святой Иосиф
и ты, прекрасный маленький Иисус…
Мать ждет письма, а он все еще не собрался с духом написать ей. Дюпюш попытался сообразить, который теперь час во Франции, но запутался и бросил. Две негритяночки лет четырнадцати загородили дорогу и обратились к нему по-английски.
Дюпюш отрицательно покачал головой и отодвинул их в сторону. Он был в дурном настроении. Где взять денег, чтобы послать их в конце месяца матери, как обещано? Она дала ему возможность продолжать учение, несмотря на смерть отца. Получив наконец диплом, он долго не мог устроиться во Франции. А когда стал женихом Жермены, мать плакала и твердила:
— Ты хочешь оставить на старости лет меня совсем одну.
Но разве он виноват в этом? Он еще не начинал жить. Он только подготовлял свое будущее, ничего не знал, кроме книг, и у него даже нет денег на то, чтобы развлекаться вместе с другими.
Что имел в виду Жеф, когда сказал, что дает ему сроку всего два года? Самое большее — два! А может быть, и один. Он сказал еще, что Че-Че с ним согласен.
Значит, Че-Че не верит в него. Да и братья Монти, если разобраться, тоже.
Дюпюш начинал понимать. Это люди другого круга, он стесняет их своим присутствием. Они делают вид, что хотят помочь ему, хотя на самом деле стараются спровадить его как можно скорее.
А этот Кристиан, который ничего не делает, только катает девушек в своей машине? Неужели Кристиан лучше него? Во Франции Дюпюш даже разговаривать с ним не стал бы!
Однако, когда он рассказал о них посланнику, тот неуверенно промямлил: