Показания мальчика из церковного хора
Жарко, душно! Пот заливал глаза. Тем не менее Мегрэ опять соскочил с постели и успел снова набить трубку до возвращения госпожи Мегрэ. А раз уж встал, то надо воспользоваться этим. И, открыв шкаф, он налил из бутылки полный стакан рома и выпил. Ну и пусть подпрыгнет температура — ведь все уже будет закончено!
Вот ведь здорово! Это вам не обычное расследование, а расследование, произведенное в постели! Этого мадам Мегрэ оценить не способна.
Нет, судья не солгал, и тем не менее ему хотелось сыграть шутку с мальчиком, которого он ненавидел, как ненавидят друг друга мальчишки-сверстники.
Наверно, они уже шагают по улице… А вот уж поднимаются по лестнице… Легкие, летящие шаги ребенка… Госпожа Мегрэ открывает дверь и подталкивает вперед маленького Жюстена. Его морская куртка из грубой шерсти покрыта мелким бисером дождевых капель. От нее пахнет мокрой псиной.
— Подожди, малыш, я сниму твою куртку.
— Я сам сниму.
Госпожа Мегрэ подозрительно взглянула на мужа. Конечно, она не поверила, что он курит ту же самую трубку. Но кто знает, подозревала ли она, что он осушил стакан рома!
— Присядьте, Жюстен, — произнес Мегрэ, указывал на стул.
— Благодарю. Я не устал.
— Я пригласил вас, чтобы поболтать с вами по-дружески. А что вы собирались делать?
— Решать задачу…
— Значит, несмотря на все треволнения, вы все же ходили в школу?
— А как же не пойти?
Да, самолюбивый мальчишка. Петушится еще больше, чем прежде.
— Мадам Мегрэ, будь любезна, присмотри за отваром из овощей на кухне. И закрой дверь.
Когда жена вышла, он подмигнул мальчишке и, перейдя на «ты», попросил:
— Дай-ка кисет с табаком, вон он, на камине… Вынь из кармана моего пальто трубку. Благодарю, дружок. Ты не испугался, когда за тобой пришла моя жена?
— Нет, — гордо заявил Жюстен.
— Тебе было досадно?
— Еще бы! Ведь все твердят, что я выдумываю.
— А ты ведь не выдумываешь, верно?
— На тротуаре лежал мертвый человек, а другой…
— Не торопись!
— Что?
— Не так быстро… Садись…
— Да я не устал.
— Знаю, но зато я сам устаю, когда вижу, что ты стоишь…
Мальчик присел на краешек стула и, свесив ноги, принялся ими болтать; между короткими штанишками и длинными носками торчали голые колени.
— Скажи-ка мне, какую штуку ты отмочил с судьей?
Вспышка возмущения, — Я ничего ему не сделал.
— Ты знаешь, о каком судье я говорю?
— О том, который вечно торчит за окном и похож на филина.
— Пожалуй, на сову…
- Что же произошло между вами?
— Я никогда с ним не говорил, — Что же произошло между вами?
— Зимой я его не видел, потому что, когда я проходил мимо, занавески были всегда задернуты.
— Ну, а летом?
— Я показывал ему язык.
— Почему?
— Потому что он вечно смотрел на меня и хихикал.
— Ты часто показывал ему язык?
— Каждый раз, когда видел его…
— А он?
— Он злился и всегда ухмылялся… Я решил, что он смеется надо мной потому, что я служу обедню, а он нечестивец…
— Значит, он солгал.
— А что он сказал?
— Что вчера утром ничего не произошло перед его домом, иначе бы он заметил…
Мальчишка внимательно посмотрел на Мегрэ и опустил голову.
— Он солгал, верно?
— На тротуаре лежал труп…
— Знаю.
— Откуда вы знаете?
— Знаю, потому что это правда, — мягко проговорил Мегрэ. — Дай-ка мне спички. Трубка потухла.
— У вас жар?
— Пустяки… У меня грипп.
— Вы его подхватили утром?
— Возможно. Ну садись же, садись…
Он прислушался, потом позвал:
— Мадам Мегрэ? Спустись-ка вниз… Кажется, пришел Бессон, а мне не хочется, чтобы он входил, пока я не кончу… Составь ему компанию. Мой приятель Жюстен тебя позовет… — И еще раз сказал своему юному собеседнику: — Садись же. А правда, что вы оба побежали?
— Я же вам говорил, что правда.
— И я в этом уверен… Ну-ка проверь, нет ли кого-нибудь за дверью и плотно ли она закрыта.
Ничего не понимая, Жюстен подчинился повелительному тону и выполнил приказание.
— Видишь ли, Жюстен, ты храбрый малый.
— Почему вы так думаете?
— Труп действительно был… человек действительно бежал…
Жюстен вскинул голову, и Мегрэ увидел, что губы его дрожат.
— А судья, который не солгал, ибо судьи не смеют лгать, но не сказал всей правды…
По комнате плыли запахи лекарств, отвара, рома и табака. По черному стеклу по-прежнему сбегали серебристые струи дождя. За окнами темнела пустынная улица.
Кто же сидел друг перед другом: мужчина и мальчик? Или двое мужчин? Или два мальчика?
Голова у Мегрэ раскалывалась от боли, глаза блестели. У табака был какой-то странный привкус — привкус болезни…
— Судья не сказал всей правды, потому что он хотел позлить тебя… И ты тоже не рассказал мне всей правды… Только не смей плакать. И нечего всем знать о нашем разговоре. Понимаешь, Жюстен?
Мальчик кивнул головой.
— Если бы не было того, о чем ты рассказал, жилец из сорок второго дома, муж больной, не слышал бы, как кто-то бежал…
— Я не выдумал…
— Правильно! Но если бы все это произошло именно так, как ты рассказал, судья не смог бы утверждать, что он ничего не слышал… И если бы убийца побежал в направлении казармы, старик не стал бы ручаться, что никто не пробегал мимо его дома…
Мальчик не смел пошевелиться и только упорно смотрел на носки своих ботинок, болтавшихся под стулом.
— Судья, в сущности, поступил честно, не смея утверждать, что ты проходил мимо него вчера утром… Но он мог бы, пожалуй, утверждать наверняка, что ты не проходил… Это было бы правдой, поскольку ты мчался в обратном направлении.
Конечно, он говорил правду, настаивая, что никто не проходил по тротуару мимо его окна… Ибо убийца вовсе не бежал в этом направлении…
— Откуда вы знаете?
Жюстен весь напрягся и, широко раскрыв глаза, уставился на Мегрэ так, как, должно быть, накануне уставился на убийцу или на жертву.
— Потому что преступник, конечно, бросился в том же направлении, что и ты. Вот почему жилец из сорок второго дома и слышал, как вы пробежали… Ведь убийца знал, что ты видел его, видел труп, что ты мог выдать его. Поэтому-то он и бросился вслед за тобой…
— Если вы это скажете маме, я…
— Тсс! У меня нет ни малейшего желания рассказывать об этом твоей маме или кому-нибудь другому. Видишь ли, дружок, я буду говорить с тобой как с мужчиной… Убийца, бесспорно, сообразителен и наделен большим хладнокровием — ведь он успел чуть ли не мгновенно убрать труп, не оставив на месте ни малейшего следа… Естественно, он не мог допустить такую глупость — позволить тебе, очевидцу, убежать.
— Не знаю…
— Зато я знаю. По долгу службы я обязан это знать. Самое трудное — не убить человека, а скрыть следы преступления. И труп таинственно исчез. Да, да, исчез, хотя ты его видел… и даже видел убийцу… Очевидно, убийца обладает властью. И большой властью… Рискуя головой, он не отпустил бы тебя просто так.
— Я не знал…
— Чего не знал?
— Не знал, что это так важно.
— Да это вовсе и не важно, раз зло теперь устранено.
— Вы его арестовали?!
Сколько надежды было в этих словах!
— Разумеется, его скоро арестуют… Сиди… не болтай ногами…
— Больше не буду.
— Прежде всего, если б вся эта сцена произошла перед окнами судьи, то есть как раз на середине улицы, ты бы успел осознать то, что произошло, и сразу же убежал бы… Вот единственная ошибка, которую преступник допустил, хоть он и очень хитер.
— Как вы догадались?
— Я не догадался. Я сам был певчим и тоже бегал к шестичасовой мессе… Ты не мог пробежать сотню метров по улице, не заметив издали трупа. Итак, труп лежал ближе, гораздо ближе, прямо за углом…
— На пять домов дальше.
— Ты думал о другом, в частности о своем велосипеде, и, может быть, прошел двадцать метров, ничего не замечая…