Сесиль умерла
— Садитесь, мэтр Планшар… Не скрою от вас, что я намерен просить следователя выдвинуть против вашего клиента обвинение в умышленном и преднамеренном убийстве… Мы вас слушаем, Пардон. Вы говорили о найденных любовных письмах. Если я не ошибаюсь, речь идет о письмах пятнадцатилетней давности.
— Не знаю. На них не было даты…
Адвокат торжествующе улыбнулся и принял значительную позу, словно находился в суде присяжных. Мегрэ повернулся к Спенсеру Отсу:
— Помните наше посещение той уродливой мэрии в Бур-ла-Рене?
Потом обратился к Жерару:
— Так что же говорилось в этих письмах? Постойте. Сначала установим одно существенное обстоятельство. Оценив важность этих документов, ваша сестра решила вручить их мне, перед тем как отдаться в руки правосудия, не так ли? Она положила их в свою сумку вместе с другими деловыми бумагами, находившимися до этого в секретере, так?
— Да.
— Если дело обстоит именно так, — вмешался адвокат Планшар, обращаясь к Мегрэ, — то я прошу предъявить эти документы.
— Немножко терпения, мэтр.
Мегрэ поймал двусмысленную усмешку на лице месье Шарля.
— Не спешите радоваться, Дандюран! Я ведь знаю, что вы сумели овладеть этой чересчур уж компрометирующей вас перепиской и уничтожили ее. Однако не забывайте, что вы воспользовались моей минутной отлучкой для телефонного разговора, чтобы проникнуть в комнату госпожи Буанэ. Ну, теперь мы вас слушаем, Жерар. Скажите нам сначала, дружок, как эти письма начинались.
— Словами «Моя дорогая».
— Я вас прерву снова, — сказал Мегрэ неожиданно озорным тоном. — Я не хотел бы, чтобы мой американский коллега составил себе превратные представления о любовных отношениях во Франции, и потому добавлю, что, когда эти письма писались, госпожа Буанэ была на пятнадцать лет моложе. Конечно, она была уже не первой свежести, но все же не успела еще превратиться в пугало с палкой, каким стала за последние годы. Сколько писем вы насчитали, Жерар?
— Около тридцати. По большей части это были записки: «Завтра в три часа, ты знаешь где… Целую…
Твой…»
— Они были подписаны?
— Буквой «Ш».
Месье Шарль, которому не предложили сесть, не спускал взгляда с молодого человека. Лицо его приобрело землистый оттенок, но он отнюдь не терял присутствия духа.
— Буква «Ш» еще ничего не доказывает, — возразил мэтр Планшар. — Если эти письма будут приобщены к делу, я потребую графологической экспертизы.
— Они не будут приобщены к делу… Во всяком случае, именно эти письма. Мы слушаем вас, Жерар. Вероятно, некоторые из них были длиннее прочих?
— Да, четыре или пять писем.
— Постарайтесь вспомнить, что там было.
— Я помню, что одно из этих писем гласило: «Мужайся! Подумай, ведь через несколько недель ты освободишься, и мы наконец насладимся покоем…»
Мэтр Планшар насмешливо заметил:
— Быть может, речь шла о беременной женщине?
— Нет, мэтр! Речь шла о женщине, имевшей мужа и любовника. И письмо это писалось рукой любовника.
— Значит, муж ее был болен?
— Вот это и требуется установить. Продолжайте, Жерар.
Жерар, смущенный устремленными на него взглядами, пробормотал:
— Помню другую фразу: «…Вот видишь, он ничего не заметил… Терпение!.. Лучше нам не видеться в ближайшие дни. При нынешней дозе он протянет самое меньшее две недели… Спешить слишком опасно…»
— Не понимаю! — кашлянул мэтр Планшар.
— Тем печальнее для вас, мэтр.
— И я по-прежнему требую предъявления этих писем. И позвольте мне сказать, что я нахожу несколько опрометчивым с вашей стороны основываться на показаниях…
Мегрэ произнес мягким, вкрадчивым голосом:
— Если вы настаиваете, я попрошу произвести эксгумацию трупа покойного Жозефа Буанэ и исследование его останков. Он умер пятнадцать лет тому назад, но вам, несомненно, известно, мэтр, что большинство ядов, в частности те, которые требуют минимальных доз, как, например, мышьяк, сохраняются в течение многих лет после…
Вошел Торранс и положил перед Мегрэ список лиц, зарегистрированных в здании криминальной полиции в утро гибели Сесили.
Глава 4
— Вам, вероятно, надоело стоять, Дандюран. Торранс! Принеси-ка стул. Я замечаю, что последние минуты месье Шарль что-то пошатывается.
— Вы ошибаетесь, господин комиссар. Я все жду какого-нибудь хоть маленького доказательства, что…
— Потерпите же немного! Ваш адвокат, мэтр Планшар, не знал старой Жюльетты, и будет небесполезно коротко рассказать ему о ней. Вы позволите, мэтр Планшар?
Адвокат сделал неопределенный жест и закурил сигарету.
— Еще до замужества, когда она носила имя Жюльетты Казенов, она сошлась с Дандюраном в Фонтене-ле-Конте, вызвав этим толки во всем городке. Это случилось еще до того, как мэтр Дандюран угодил в тюрьму за совращение несовершеннолетних. Он был гораздо моложе, чем сейчас, и я готов допустить, что он обладал какой-то привлекательностью… Но, так или иначе, Жюльетта, дочь разорившихся родителей, не отказалась от выгодного брака с Жозефом Буанэ. Когда для достижения брака ей пришлось отнять у сестры приданое и присоединить его к своему, она сделала это без малейших колебаний. Вероятно, она превратно представляла себе жизнь в Париже с богатым мужем, не знаю… Поселились они в Бур-ла-Рене. Ревнивый муж… Жизнь, лишенная всякого блеска и роскоши… Проходят годы, а там, в Фонтене, стареет ее бывший любовник, однако не стареет его пристрастие к молодым девушкам, а потом и к совсем молоденьким.
Впрочем, не будем на этом останавливаться…. Два года тюрьмы. Не так уж много. И вот в один прекрасный день он в Париже, поселяется в меблированных комнатах на улице Деламбр, навсегда вычеркнутый не только из числа своих прежних коллег, но и из числа порядочных людей вообще. Они встречаются, где — не важно, и снова сходятся. Очень скоро муж начинает стеснять их. Главным образом он, конечно, стеснял Жюльетту. Вполне возможно, что именно ей первой пришла в голову мысль освободиться от супруга, мешавшего ей жить в свое удовольствие. Но, как явствует из писем, любовник давал ей советы.
— Сначала предъявите эти письма! — вставил Планшар, погрузившийся в изучение папки с делом.
— Я не сумею предъявить вам эти письма, ведь они-то и побудили вашего клиента совершить второе преступление.
— Ну, в таком случае…
И адвокат воздел руки, словно он был в зале суда, и патетически потрясал в воздухе широкими рукавами своей черной мантии.
— Терпение, дорогой мэтр… Итак, муж наконец умирает. Он мертв. Он много ел, много пил, много работал и скончался от сердечного приступа, врач был убежден в этом… И вот тогда…
Он сделал паузу, бросил взгляд на месье Шарля, затем на Спенсера Отса, и легкая ироническая усмешка тронула его губы.
— И вот тогда наша Жюльетта почти без перехода превращается в старую скрягу!.. Человек, который был ее сообщником, может быть, еще притягивает ее, но одновременно она его боится. Она ко всему относится подозрительно, ибо знает теперь, как умирают. Она становится скупой. Месье Шарль поселяется в ее доме, в квартире, находящейся как раз под ней. Однако отныне она стала заботиться о своей репутации, и они встречаются только вне дома… Точно с неба, на нее сваливаются две племянницы и племянник… Потом, когда ноги начали отказывать ей и она не могла больше выходить из дому, Жюльетта, ожидая ночью своего сообщника, стала усыплять Сесиль с помощью бромурала.
Кто знает, как развивались бы события, не будь у Сесили больной желудок и не пей она каждый вечер лечебный чай. Госпожа Буанэ сохранила старые письма, она держала их в секретере в гостиной. Дандюран помещает ее деньги в сомнительные предприятия со сногсшибательными прибылями. Вчерашняя любовница превращается в скупую, немощную старуху, составляя вместе с предметом своей былой любви гнуснейшую пару. Племянник и одна племянница потеряли надежду добиться от нее помощи и ушли из дома — скатертью дорога! И только бедная Сесиль, рожденная с душой рабыни или святой, по-прежнему живет при ней…