Сесиль умерла
Он почувствовал, что она колеблется, слегка растерялась.
— Нет, — произнесла она наконец, — но ночь была лунная.
— Разве луна может освещать лестницу?
— Да, через слуховое окошко, как раз над площадкой…
Это была правда, Мегрэ вспомнил про окошечко. Но почему же она вдруг заколебалась?
— Благодарю вас, мадемуазель… Можете идти домой.
Ваши родители, наверно, беспокоятся…
— Они с сестрой пошли в кино.
На лице у нее было написано разочарование. Уж не рассчитывала ли она, что Мегрэ поднимется с ней?
— Вы больше ни о чем не хотите меня спросить?
— Нет… До свидания.
— Это верно, что Сесиль умерла?
Он не ответил и притворил за ней дверь.
— Ну и срам, с вашего позволения, — вздохнула консьержка. — Еще стаканчик, господин комиссар. Того и гляди, она начнет принимать мужчин у себя дома, когда нет родителей… Вы заметили, как она на вас поглядывала?.. Я просто краснела за весь женский пол…
С улицы по-прежнему доносился грохот грузовиков и легковых машин. Мегрэ снова уселся в плетеное кресло, затрещавшее под его тяжестью. Консьержка подбросила угля в печку и тоже села, кот вскочил к ней на колени. Стало жарко. Казалось, автомобили и грузовики проносятся где-то в чужом, далеком мире, словно на другой планете, и живым остался только этот ставший таким привычным дом. Над кроватью консьержки висела резиновая груша, с помощью которой открывалась входная дверь.
— Без вашего ведома в дом никто не может войти, верно?
— Да это невозможно: ключей ведь нет.
— А через лавки?
— Внутренние двери, ведущие из лавок в дом, забиты. Госпожа Буанэ очень боялась воров…
— Вы сказали, что она уже многие месяцы не выходила из дому?
— Видите ли, она была не совсем недвижима. Она передвигалась по квартире, опираясь на палку. Иногда она даже выползала на площадку, чтобы следить за жильцами или проверить, хорошо ли я делаю уборку…
Не услышишь, как она появится. Прямо крадется в своих войлочных туфлях и даже на палку нацепила резиновый наконечник.
— У нее бывало много народу?
— Никого… Вот разве что ее племянник, месье Жерар, иногда заходил. Племянница, мадемуазель Берта, и носа к тетке не казала. Сдается мне, с вашего позволения, что она завела дружка. Как-то в воскресенье, идя на кладбище, я ее встретила с очень видным мужчиной лет тридцати, и я сразу подумала, что он человек женатый… Только вот не разглядела, есть ли у него кольцо…
— Словом, госпожа Буанэ жила совершенно одна с Сесилью?
— Бедная девушка! Такая обходительная, такая преданная! Тетка обращалась с ней как с прислугой, а она никогда не жаловалась. Вот уж эта сроду не бегала за мужчинами. Слабенькая, здоровье никудышное, что-то с желудком, а ведь ей приходилось выносить мусор с шестого этажа и таскать наверх уголь…
— А деньги в банк относила Сесиль?
— В какой банк?
— Когда госпожа Буанэ получала квартирную плату с жильцов…
— Да ни за какие блага на свете она не стала бы помещать в банк свои деньги… Она никому не доверяла!.. Помню, вначале господин Бурникель хотел заплатить чеком, так она возмутилась: «Это еще что за новости! Передайте этому господину, что я принимаю только наличные!» Господин Бурникель заупрямился… Две недели они препирались, и в конце концов ему пришлось уступить… Еще стаканчик вина, господин комиссар? Я вовсе не так часто пью, с вашего позволения, но ради такого случая…
Затрещал звонок над кроватью. Она встала и, перегнувшись над постелью, сжала резиновую грушу, говоря:
— Это господин Дезеглиз, жилец с третьего этажа, дверь налево. Он кондуктор автобуса, и каждую неделю его рабочие часы меняются…
И действительно, они увидели, как прошел мужчина в форменной фуражке кондуктора.
— На том же этаже живет незамужняя учительница музыки, мадемуазель Поко. Каждый час к ней приходят ученицы, и, когда на улице дождь, можете себе представить, какая грязь на лестнице… На четвертом этаже никто не живет… Вы, верно, заметили объявление на парадном.
Прежних жильцов пришлось выселить: они задолжали за полгода. Между прочим, это были очень воспитанные люди и меня не забывали… Что поделаешь!.. Не всегда деньги водятся у хороших людей. Странно, что господин Дандюран еще не вернулся… Нет, подумать только, какие мерзости плела тут про него эта негодница… Такие испорченные девчонки, как она, не постесняются засадить человека в тюрьму ради того только, чтобы покрасоваться перед людьми!.. Вы заметили, как она вам глазки строила? Это вам, человеку в годах, женатому, да еще официальному лицу… Уж я-то в этом смыслю, мой муж тоже был служащим… на железной дороге… А вот и господин Дандюран…
Она встала и снова наклонилась, чтобы сжать рукой грушу. В коридоре и на лестнице вспыхнул свет. Послышалось глухое щелканье закрываемого зонта и старательное шарканье подошв о коврик.
— Да, уж этот лестницы не запачкает…
Сухое покашливание. Медленные, размеренные шаги.
Дверь в комнату приоткрывается.
— Нет ли почты для меня, госпожа Бенуа?
— Сегодня ничего, с вашего позволения, господин Дандюран…
Это был пожилой человек с землистым цветом лица, седоватый, одетый во все черное, с мокрым зонтом в руках. Он взглянул на комиссара, который сдвинул брови, силясь вспомнить, где он видел это лицо.
Однако, когда говорили о Дандюране, его фамилия ничего не сказала Мегрэ. А между тем он был уверен, что знает этого человека. Мегрэ напрягал память. Где же?..
— Комиссар Мегрэ, если не ошибаюсь? — спокойно произнес жилец, все еще стоя в дверях. — Представьте, господин комиссар, я только что заходил к вам. Я понимаю, что время сейчас неурочное, но мне стало известно, что произошло…
Внезапно в уме Мегрэ всплыло имя… Месье Шарль…
У него появилась уверенность, что между этим именем и стоящим перед ним человеком существовала связь. Что же все-таки оно ему напоминает? Маленькое кафе со своими обычными посетителями…
— Вы хотите сообщить мне что-то срочное?
— Как вам сказать… Я подумал… Не подниметесь ли вы ко мне ненадолго? Вы позволите, госпожа Бенуа? Простите, что заставляю вас взбираться на пятый этаж, господин комиссар. Только что на набережной Орфевр я узнал, что бедная мадемуазель Сесиль… Признаюсь, я был потрясен…
Мегрэ встал и вышел вслед за Дандюраном на лестницу.
— Я увидел, что вы как будто узнаете меня, но не можете вспомнить. Пойдемте немного быстрее, а то свет сейчас погаснет…
Он нащупал в кармане ключ и вложил его в замочную скважину. Мегрэ поднял голову и в темноте различил силуэт Нуши, наклонившейся над перилами. Через мгновение смачный плевок шлепнулся на площадку у их ног.
Господин Дандюран зябко ежился. Он носил пальто, еще более толстое и тяжелое, чем у Мегрэ, и закутывал шею шерстяным шарфом. Весь он был какой-то бесцветный, облезлый, типичный старый холостяк, и в квартире его тоже все дышало одинокой старостью, остывшей трубкой и сомнительной чистоты бельем.
— Одну минуточку, если позволите. Я зажгу свет.
Комната — типичный кабинет адвоката или дельца.
Темная мебель, черные книжные шкафы, битком набитые юридической литературой, на столах груды зеленых папок, журналов и досье.
— Вы, конечно, курите?
На письменном столе у него было аккуратно разложено с десяток трубок, одну из которых хозяин набил, задернув предварительно штору на окне.
— Вы все еще не узнаете меня? Мы встречались, правда, всего дважды: один раз в кафе Альбера на улице Бланш…
— Знаю, месье Шарль…
— Другой раз…
— В моем кабинете на набережной Орфевр, восемь лет назад, когда мне понадобились от вас кое-какие объяснения… Нужно признаться, что у вас на все был готов ответ…
Холодная, ледяная улыбка на холодном бледном лице, на котором только мясистый нос выделялся розовым пятном.
— Присядьте… Сегодня утром меня не было дома…
— Разрешите узнать, где вы находились?
— Сейчас, когда я уже в курсе дела, я понимаю, что это обернется против меня. А между тем у меня вошло в привычку ходить во Дворец правосудия… Причуда старого адвоката… С тех пор как…