Тень на шторе

— Часто ли ваш муж говорил с вами о своей первой жене?
При этом вопросе зрачки ее словно затвердели. Она старалась скрыть свое раздражение, но поняла, что Мегрэ кое-что известно.
— Знаете ли вы, что эта женщина живет в том же здании, где находился кабинет Куше?
— Да! Он мне об этом говорил.
— В каких выражениях он говорил о ней?
— Он злился на нее. Потом просто считал ее несчастной женщиной.
— Почему несчастной?
— Потому что ничто не могло ее удовлетворить. И еще…
— Что еще?
— Вы догадываетесь, о чем я хочу сказать. Она ведь очень корыстная. В общем, она бросила Раймона, потому что он мало зарабатывал. И тут вновь встретить его, но уже богатым… А самой оставаться женой мелкого чиновника!
— Не пыталась ли она…
— Нет! Не думаю, чтобы она просила у него денег. Правда, об этом муж мне не сказал бы. Я знаю лишь, что для него было пыткой встречать ее на площади Вогезов…
По-моему, она делала все, чтобы попадаться ему на глаза. Она не разговаривала с ним, но смотрела на него с презрением.
Комиссар не мог сдержать улыбки, представив себе эти встречи под аркой: свежий, дородный Куше, выходящий из автомобиля, и госпожа Мартен со злым лицом, с ее черными перчатками, зонтиком и сумочкой.
— Это все, что вам известно?
— Он хотел сменить помещение, но в Париже трудно найти лаборатории.
— Разумеется, вы не знаете никого из врагов вашего мужа?
— Никого. Его все любили! Он был очень добрым, до смешного. Он не просто тратил деньги, он расшвыривал их. А когда его упрекали за это, отвечал, что он годами считал копейки для того, чтобы в конце концов стать мотом.
— Часто он встречался с вашей семьей?
— Редко. Мы ведь люди разного склада ума, разных вкусов.
Мегрэ действительно плохо представлял себе Куше в одном салоне с молодым адвокатом, полковником и благопристойной мамашей.
Все это было легко понять.
Этот полнокровный, сильный, вульгарный, начавший с нуля парень, который, тридцать лет сгорая от желания разбогатеть, стал богачом. В Динаре он получил наконец-то доступ в общество, куда раньше его не допускали. Настоящая девушка… Буржуазная семья… Чай и печенье, теннис и вечера с шампанским…
И он женился, чтобы доказать самому себе, что отныне ему все доступно! Чтобы самому иметь квартиру, похожую на те, которые он видел только издали.
Только ему необходимо было развлекаться на стороне — в пивных, в барах, видеть других людей, говорить с ними, не следя за своими манерами.
Потом пошли другие женщины.
Он очень любил свою жену. Восхищался ею, уважал ее.
Но именно поэтому для развлечений ему нужны были дурно воспитанные девчонки вроде Нины.
Госпожа Куше хотела задать какой-то вопрос, но не решалась. И все же, глядя куда-то в сторону, она заговорила:
— Я хотела бы спросить вас… Простите, это очень щекотливое дело. У него была подружка, я знаю. Он почти не скрывал этого, а если и скрывал, то лишь из скромности. Мне необходимо знать, не будет ли каких-либо неприятностей, скандала с этой стороны…
Она, по-видимому, представляла себе любовниц мужа как шлюх из романов или же роковых женщин из кинофильмов.
— Вам нечего бояться, — улыбнулся Мегрэ, вспомнив маленькую Нину, с ее помятым лицом и горстью «драгоценностей», которые она сегодня сдала в «Муниципальный кредит».
— Нужно ли будет заплатить?
— Нет! Ничего не надо.
Ответ Мегрэ очень удивил ее. Может быть, даже несколько разочаровал; ведь если эти женщины ничего не требуют, значит, они по-своему любили ее мужа, а он был привязан к ним.
Из столовой послышался звон посуды: наверно, там накрывали к обеду стол.
— Мне остается лишь поблагодарить вас и попрощаться, еще раз извинившись за беспокойство.
Когда Мегрэ шел по бульвару Осман, он, набивая трубку, проворчал:
— Чертов Куше! — Эти слова сами слетели с губ комиссара, словно Куше был его старым приятелем. Мегрэ казалось, что он знает о нем буквально все.
Может быть, благодаря трем женщинам?
Первая, дочь кондитера, сидя в нантерской квартире, отчаивалась при мысли, что у ее мужа никогда не будет серьезной профессии.
Затем девушка из Динара и удовлетворенное тщеславие Куше, ставшего родственником полковника.
Нина. Свидания в кафе «Селект». Отель «Пигаль».
И сын, который приходил только за деньгами! И госпожа Мартен, которая устраивалась так, чтобы попадаться ему на глаза под аркой.
Странный конец! Погибнуть одному в кабинете, куда он заходил совсем редко. Привалившись спиной к приоткрытому сейфу, положив руки на стол…
Никто ничего не заметил. Консьержка, проходя по двору, сквозь матовое стекло видела, что он по-прежнему сидит на своем месте.
Наверху кричала сумасшедшая. Значит, старая Матильда в своих домашних туфлях пряталась в коридоре за дверью…
Господин Мартен в бежевом пальто спустился во двор и искал возле помойки перчатку…
И кто-то теперь обладал тремястами шестьюдесятью тысячами украденных франков!
И кто-то убил!
«Все мужчины — эгоисты», — с горечью сказала госпожа Мартен, сделав скорбное лицо.
Не у нее ли были триста шестьдесят новеньких банкнот, выданных «Лионским кредитом»? Не у нее ли в руках наконец-то оказались деньги, много денег — целая пачка крупных банкнот, обеспечивавших ей годы спокойной жизни, без забот о завтрашнем дне и пенсии, которую она стала бы получать после смерти господина Мартена?
Или они у Роже, юноши с дряблым, ослабленным эфиром телом?
У Нины или же у госпожи Куше?
Во всяком случае, есть место, откуда можно все видеть: это квартира Мартенов.
И была женщина, что бродила по дому, подслушивая у каждой двери.
«Надо мне навестить старую Матильду», — подумал Мегрэ.
Но когда на следующее утро он пришел на площадь Вогезов, его остановила консьержка, разбиравшая почту (большая стопа писем в лабораторию, и только несколько для остальных жильцов).
— Вы идете к Мартенам? Не знаю, правильно ли вы поступаете. Этой ночью госпожа Мартен тяжело заболела. Пришлось вызывать врача. Ее муж словно с ума сошел.
 
Глава 6
Температура сорок
— Тише! Она уснула. Заходите, пожалуйста. — Мартен с подавленным видом впустил в квартиру Мегрэ.
Хозяин был озабочен тем, что предстал перед посторонним в неглиже, с отвислыми зеленоватыми — это свидетельствовало о том, что он их красит, — усами, озабочен тем, что в квартире царил беспорядок.
Мартен провел бессонную ночь, чувствовал себя разбитым, плохо реагировал на окружающее.
На цыпочках он подошел к двери в спальню, в которой можно было видеть ножку кровати и стоящий на полу таз, и прикрыл ее.
— Консьержка вам уже сказала? — прошептал он, бросая беспокойные взгляды на дверь. За это время он Успел выключить газовую плитку, на которой разогревал кофе. — Чашечку кофе? — предложил он.
— Спасибо. Я зашел ненадолго. Мне хотелось узнать о здоровье госпожи Мартен.
— Вы очень любезны, — сказал Мартен. — Какой кошмар эти приступы!
— И часто они случаются у госпожи Мартен?
— Нет, редко. И главное, не такие сильные! Она ведь очень нервная. — Мартен посмотрел на него взглядом побитой собаки, едва выдавив из себя признание: — Я вынужден ее оберегать. Одно возражение — и она уже в ярости!
— Вчера вечером у вашей жены были неприятности?
— Нет, нет…
Он задыхался, с испугом озираясь.
— Заходил к ней кто-нибудь? Сын, к примеру…
— Нет. Сначала пришли вы. Потом мы пообедали. Затем…
— Что затем?
— Ничего! Не знаю… Все произошло само собой. Она ведь такая чувствительная. И столько пережила!
Думал ли он о том, что говорит? Мегрэ казалось, что Мартен болтает для того, чтобы убедить в чем-то самого себя.
— В принципе, что вы сами думаете об этом преступлении?
Мартен выронил из рук чашку. Неужели у него тоже не в порядке нервы.