Вирус хаоса

Мэри улыбнулась:
— Между прочим, Свет, я никогда тебе не говорила, что терпеть не могу мышей?
— Не говорила, это точно… Но я все равно догадывалась, Мышка, что ты себя нисколечки не любишь. Только не могла понять, за что?
— Я себя не люблю?.. Ты так считаешь?..
Пожалуй, не найдется человека, обожающего
себя по всем статьям. Даже самые самовлюбленные не обойдены язвочками скрытых сомнений и тайных комплексов. Но это было что-то чужое и очень личное, во что не стоило вдаваться… Тем паче рискуя обнаружить нечто подобное в себе. Оставалось отшутиться:
— Ну, это все из-за плохого зрения, — объяснила Мэри, — без очков ты как лунатик, сама себя не видишь, а стоит их надеть, и готово дело — ты уже крокодил!
— Глазам не верю, — сказала Светка, хотя это на сегодняшний день не было новостью. — Ты научилась смеяться над собой?
— Просто стала лучше видеть, — буркнула Мэри, слегка смутившись, поскольку и не думала заниматься самовысмеиванием. Еще чего не хватало.
Не доезжая до самого низа, они сошли на тротуаре второго уровня, миновали несколько маркетов и перешли улицу по пешеходному мосту. К этому времени у Мэри зародилось предположение, куда они могут направляться: в тот дом на Баррикадной она действительно намеревалась заехать в ближайшее время. То есть, судя по номеру — в тот, а по архитектуре — совсем не в тот — вот в чем дело! И некому задать вопрос. Хотя она смутно догадывалась, что настоящие вопросы находятся вне ее разумения, но заданные — вне всякого сомнения, кем-то заданные! А ответы почему-то свалились на нее. Ошибочка, что ли, вышла у кого-то с обратным адресом? В небесной канцелярии случился сбой? Во вселенском порядке вещей образовалась червоточина?..
Что толку ломать голову о причинах? Сейчас у нее был выбор — жить в этом изменившемся мире в рамках чужой жизни, или ломать эти рамки под себя. Она собиралась, что бы там ни было, оставаться собой. Забыть про шевелившийся в животе мерзлый комочек страха и по возможности наслаждаться происходящим, изобилующим, кстати, новизной — такое ведь случается не каждый день и уж наверняка далеко не с каждым смертным! И плыть дальше по здешнему течению — куда кривая вывезет.
Пока что кривая вывезла через обычную с виду дверь подъезда, расположенную у подвесного тротуара метрах в двадцати над улицей, на лестничную площадку пятого этажа, а оттуда — к знакомой квартире со знакомым номером. Женщина, встретившая их на пороге, тоже казалась знакомой — фигурой, манерами, и цветом волос… Не обладай здешняя хозяйка безупречно красивым лицом, Мэри не усомнилась бы…
— Милли, это мы! — Светка протолкнула вперед спутницу, ставшую вдруг неуклюжей и никак не желавшую проталкиваться. — Познакомься, это Мэри. Мышку я не смогла уговорить. Вот, Мэри нам ее заменит.
Все это она протараторила быстро, словно торопясь опередить неизбежный момент узнавания. Однако никакого узнавания не произошло: оцарапав Мэри неприветливым взглядом, жгучая брюнетка, здесь звавшаяся Милли, мрачно спросила:
— Уверена?..
— На все сто! — заверила Светка, стрельнув глазами в Мэри. И, не сдержав лукавой улыбки, подмигнула.
«Милли», — прошептала Мэри одними губами. И дальше, уже мысленно: «Людмила. Люси…»
— Ты знаешь, как тяжело работать с новыми людьми, — сказала Милли, отворачиваясь. — Ладно, посмотрим… — И прошла в залу.
Светка отчего-то смутилась после этих слов, а Мэри просто не поняла, что имеет в виду Милли. Та Люси, которую она знала, работала с огнем. Бралась за любые «горячие» трюки, могла творить чудеса с пламенем — играть, дразнить, обниматься с ним, в шутку даже называла огонь своим любовником — за багровые «поцелуи», подолгу остававшиеся на теле, порой и навсегда. Лицо — вот единственное, что она оберегала от них свято, но то, что не дается, — наиболее желанно, особенно для любовников, или же для тех, кто был неосторожно ими назван. Человек, сорвавший запретную ласку, останется всего лишь мужчиной — он может быть прощен или забыт. Лизнувший однажды бархатную щеку огонь поставил свою, несводимую метку: мне принадлежащее да убоится тронуть смертный. Наверное, он не верил в то, что встречаются еще смертные не из пугливых. Тот, кто не убоялся, был парнем из КЭТ. Они с Люси прожили вместе два года, потом он погиб. Сгорел… В машине, вылетевшей на вираже со скоростной трассы. И произошло это всего две недели назад.
Они вошли вслед за Милли в просторное помещение, напоминавшее мастерскую — не то чтобы художественную и не совсем ремесленную, скорее смешанную. Мэри окинула беглым взглядом смутно узнаваемый творческий бардак, потом ей стало не до поиска в обстановке знакомых деталей: из деревянного кресла им навстречу поднимался человек… чьи обгоревшие останки они хоронили на позапрошлой неделе в закрытом гробу.
Здесь он был жив. И выглядел совершенно таким же, как прежде, как там…
Кажется, кому-то не хватало стрессовых ощущений? Давно ли?..
— Фил, прости, — буднично произнесла Светка, — у меня ничего не получилось. Но зато вот, познакомься, это Мэри!
— Филипп, — кивнул он ей.
Мэри не издала ни звука — просто в горле встал ком.
«Это же не он, пойми, не он! Как Милли — не Люси, как ты — не Мышь…» Только это и помогло замереть на месте, прирасти, не бросаться к нему, не уткнуться в плечо и удержать больно прихлынувшие к глазам слезы… Радости?. Ой, вряд ли.
— Мышь не приедет, — Милли села за стол — не накрытый. Словно гостей приглашали сегодня не на домашние посиделки.
— Этого и следовало ожидать, — вздохнул Фил. — Наша Мышка давно забилась в норку. И забила на Клуб.
Мэри попыталась слушать не голос его, а слова. Вникнуть в суть разговора пока не получалось.
— Остается одно, — сказала Милли. — Мы с тобой ее один раз вытащили из этой норки, потом Влад выманил хитростью, потом Ивона чуть не силком притащила. У Светки сегодня ничего не вышло. Значит, пора подключать тяжелую артиллерию.
— Это как? — Фил так знакомо сделал лоб гармошкой, что Мэри едва подавила всхлип.
— А очень просто: Гению надо самому за ней съездить. Вот увидите, ему даже уговаривать не придется.
— Не надо за ней ездить, — вступила в разговор Светка и торжествующе улыбнулась, разве что не добавив «Та-дам-м!!!» И посоветовала: — Просто разуйте глаза.
Последнюю ее фразу перекрыл звонок в дверь. Разговор, естественно, прервался, Милли пошла открывать.
Мэри наконец вышла из оцепенения: она сдвинулась с места и нацелилась на ближайший стул, памятуя про обещанный визит сюда того, кто с утра еще назывался ее мужем. Усевшись попрочнее, она устремила взгляд на дверной проем, где тем временем нарисовались три человека в плащах. Быстро обежав их глазами, Мэри с облегчением, однако и с некоторым разочарованием пришла к выводу, что ни один из них даже отдаленно не смахивает на Гена. За их спинами маячила бледная хозяйка.
— Прошу прощения, — сказал средний из них, кольнув пронзительным взглядом женщин. Мгновение словно бы поколебался, потом спросил: — Кто из вас Мария Ветер?
«Вот и они!..» — подумала Мэри, не очень даже понимая, кого сама имеет в виду — санитаров, что ли?.. Отчего-то ее посетила уверенность, что эти люди разыскивают именно ее — самозванку, а не здешнюю Марию-Мышь. Возможно, как раз они-то и могли ввести в ее теперешнее положение ясность, вопрос, каким образом — может, лежанкой с фиксаторами, принудительными уколами и клизмами? «Чего пациент у нас скушаньки — пятнистых грибочков? Кактусовую запеканку? Или колеса употребляете? А мы как раз и есть шиномонтаж!» А она им: «Нет-нет, ничего подобного! Полный порядок с психикой, просто вокруг чужой мир — параллельный, перпендикулярный, ну, это неважно. Кто-то ошибся в расчетах, все это, конечно, строго засекречено…» «Верно, — надвинутся санитары, — вы разгадали наш секрет. И участь случайного нарушителя — ликвидация. Потому что слишком много знал. Знала…»
Так что отзываться она не торопилась. Сердце бухало где-то в подвздошье, медленно и гулко отсчитывая секунды, с шумом рассыпая по телу кровь.