Верь мне!

На нее смотрела Анжела Пул: почти торжествующе, как будто знала, что Лу сейчас смотрит на нее, полная дурных предчувствий. Глаза Анжелы, прищуренные из-за фотовспышки, насмехались и бросали вызов. Ее голова была чуть откинута назад, на обнаженной шее сияла нитка жемчуга, и она смотрела через изящно приподнятое плечико, маняще улыбаясь прекрасным капризным ртом.
Под фотографией шла надпись, сделанная кудрявым почерком с обратным наклоном бледными сине-зелеными чернилами.
«Стиву, — было написано там, — с любовью». И ниже, в завитушках, одно-единственное слово:
«Анжела».
Лу прерывисто вздохнула. Ее рука, державшая фотографию, чуть дрожала, так что казалось, будто глаза Анжелы вдруг вспыхнули, а рот на минуту скривился в презрительной усмешке. Лу представилось, что она выглядит почти так же, как в тот день в конторе — как будто она снова победила.
Ну что же, теперь Лу знала худшее. Ее страхи подтвердились. Действительно, в тот день сюда звонила Анжела Пул. Значит, она и есть та самая девушка из Сиднея, которая занимает в жизни Стивена Брайента особое место и которой скучна сельская жизнь, но не Стив. Да, это прекрасно характеризует Анжелу.
Лу перевернула фотографию, но там не было даты — не было ничего, что подсказало бы ей, как давно эта девица знакома с ее нанимателем. Бант и Энди говорили, что она гостила в Ридли Хиллз незадолго до того, как они появились здесь в качестве джакеру. Они никогда не встречались с Анжелой, даже не знали ее имени. Может быть, она прислала эту фотографию, когда вернулась в Сидней? Но Стив тоже много раз бывал с тех пор в Сиднее. Скорее всего Анжела подарила ему эту фотографию в один из его визитов — визитов к ней! Эта мысль бесконечно терзала Лу.
Она осторожно положила фотографию на место, достала упавшую запонку и начала укладывать на место белье.
То, что фотография оказалась на самом дне ящика, ничего еще не значило. Стив Брайент — сдержанный и серьезный — был не из тех людей, кто открыто демонстрирует свои привязанности. Лу считала, что в отношении того, что ему действительно дорого, он может быть настоящим собственником. Если это изображение для него что-то значит, то гораздо вероятнее, что он вытащит его, когда останется один, и будет изучать его в одиночестве, нежели выставит на всеобщее обозрение.
— Вы что-то ищете, мисс Стейси?..
В комнате очутился сам Стив, и выражение его лица было мрачным.
Лу поспешно задвинула ящик комода и обернулась. Ее щеки залила виноватая краска, на лбу выступил холодный пот, и руки заледенели. Она сжала их перед собой и, прямо глядя ему в глаза, объяснила, какое поручение Марни заставило ее открыть ящик.
При этом он, казалось, немного успокоился. — или ей только почудилось, что выражение его лица немного смягчилось?.. Она чувствовала, что он по-прежнему начеку. Стив сказал:
— Понятно. Вы показались мне встревоженной по какой-то причине. Нет, тревога — это неточное слово. Вы не переутомились? Может быть, на вас так плохо действует жара? К Рождеству будет еще жарче, имейте в виду.
— Бог мой, ничуть, — быстро возразила Лу, чувствуя себя виноватой из-за того, что ей приходится кривить душой. — Мне.., я себя здесь очень хорошо чувствую. Я не люблю сидеть без дела… Вообще-то я пришла, чтобы заправить постель. — Она опустила глаза. — Это тот самый коврик, который вы сделали брату? — услышала она свой неожиданный вопрос, уводивший их от разговора о ней. Она внимательнее присмотрелась к прямоугольнику из прекрасно подобранных кусочков меха, лежавшему у ее ног.
— Да, я когда-то сделал его для Пипа, — произнес он. В его низком голосе зазвучали нежные ноты, которых Лу прежде никогда у него не слышала.
— Очень красивый коврик. Мне Марни рассказала. Я не знала, что это вы его сделали, хотя и раньше им любовалась.
— Похоже, что действительно неплохая работа для двенадцатилетнего паренька. — Его голосу вернулась обычная небрежность. — Я отдам его юному Питеру, сыну Филиппа, как только буду уверен, что дети по-настоящему прижились в своем новом доме. Он любил заходить сюда и гладить его. Такие желтые шкурки большая редкость.
— Желтые, черные, коричневые и серые! Я никогда не думала, что кролики могут быть таких оттенков. Если не считать крупных белых кроликов с красными глазами, которых я видела в Англии, я думала, что они все просто серые, — изумлялась Лу.
— Скучаете по Англии, мисс Стейси? Он пристально смотрел на нее.
— Ни капельки.
— Когда вы только приехали в Австралию, вы, похоже, очень недолго пробыли в Сиднее. Вам там не понравилось?
Его расспросы начали беспокоить Лу.
— Там было неплохо, — ответила она уклончиво и, подойдя к кровати, стала снимать белье. — Я.., просто подумала, что в сельской местности мне будет как-то спокойнее, только и всего.
— Когда вы сюда приехали, мне показалось, что вы от чего-то убегаете. Вы походили на испуганного кролика, бросающегося наутек.
Лу вздрогнула. Может, он подозревает? Могло ли случиться так, что в тот день Анжела узнала ее голос и написала ему?
Теперь Лу понимала, что именно это терзало ее с минуты того телефонного разговора. От страха у нее пересохло во рту.
— Я не считаю, что кому-то может быть интересна причина, по которой я покинула Сидней, мистер Брайент, — ответила она не без резкости. — Может, мне просто хотелось увидеть в новой стране как можно больше?..
Стивен Брайент вызывающе ухмыльнулся.
— Возможно, мисс Стейси, — холодно согласился он, — но я бы поставил более вероятный диагноз: сердечные дела, судя по тому, как вы взъерошились. Когда вы сердитесь, вы просто очаровательны. Скажите, что он сделал, чтобы заставить вас пуститься наутек в нашу глушь?
Лу лихорадочно думала. Он ничего не узнал от Анжелы, ликовала она, не мог узнать! И если он считает, что причина кроется в мужчине, то пусть так и думает. Что в том плохого? Она переиграет его в предложенной им угадайке, и в дальнейшем это поможет ей оберегать и скрывать свое неуместное чувство к нему. Так он никогда ни о чем не заподозрит ее.
Лу ловко расправила простыню и лукаво улыбнулась.
— Может, я положилась на старинную мудрость, — отчаянно сказала она, — знаете, ту, в которой говорится, что в разлуке чувство крепнет…
Сузив дымчато-серые глаза, Стивен Брайент пристально посмотрел в ее разрумянившееся лицо:
— Понятно, мисс Стейси, — сказал он медленно, — понятно. Ну что же, желаю вам удачи. Кажется, иногда временная разлука помогает спасти любовь.
После того, как он ушел, Лу в изнеможении опустилась на его полузастланную постель.
Ей это только почудилось, или его глаза на самом деле устремились на правый ящик комода с фотографией Анжелы, когда он это говорил?..
К следующей пятнице Лу закончила свое рукоделие. Теперь они с Марии с удовольствием готовились к Рождеству.
Надо было приготовить пудинги, покрыть помадкой большой торт, а огромный копченый окорок отказывался влезать в обычные кастрюли, и в конце концов его пришлось варить в баке для белья. Распаковывая полученный в воскресенье заказ бакалеи, Марни считала пачки сочного мускатного изюма и засахаренных ананасов и баночки с орехами, а Лу немало потрудилась над тем, чтобы с помощью марципана и карамели украсить печенье. Потом она взяла мешок с почтой и пошла разбирать письма.
Несколько минут спустя она все еще продолжала стоять на коленях в кабинете: лицо ее было мертвенно бледным, глаза неотрывно смотрели на письмо, которое она сжимала в руке. В таком положении ее и застал вошедший Бант. Он заглянул в комнату, собираясь забрать «письма своих поклонниц», но шутка замерла у него на губах при виде ее согбенной несчастной фигурки.
— Лу, что произошло? — спросил он встревоженно, потом обнял ее за плечи и с любопытством взглянул на конверт, который она продолжала держать в дрожащих пальцах. Он был адресован «Стивену Брайенту, эсквайру». Все тот же кудрявый почерк с обратным наклоном, который Лу видела на фотографии из ящика комода, а до того — сотни раз в городской конторе Сиднея. Там были все те же характерно разукрашенные прописные буквы, то же знакомое пристрастие к бледно-бирюзовым чернилам.