Полночный детектив
–Что сказать шефу?..
–Я оставлю записку.
Уже у порога я случайно попал взглядом на ту единственную в этом кабинете нашу МУРовскую фотографию, что потом запечатлелась на моей чашке.
Мы сфотографировались на рассвете после ночной операции на Воробьевых горах, разгоряченные, с оружием, еще не потерявшие куража – Рембо, я и третий – Пашка Вагин. Вагин начинал вместе с Рембо еще в студенческом отряде, оба потом попали во второй – убойный – отдел МУРа.
Пожалуй, именно после той ночи наши ментовские дороги разошлись.
Я ушел в милицию на Павелецкий вокзал и стал старшим опером розыска на железке, когда Рембо взяли замначем управления в Зеленоград, а Пашка Вагин в очередной раз погорел и его спихнули заместителем в 108-е. Здесь неожиданно карьера его направилась.
Теперь он был большой начальник – корифей, второй человек в Северо-Западном округе, подполковник.
Вспоминая Вагина, я почему-то всегда восстанавливал в памяти тему его дипломной работы в Московском энергетическом – «Плазменная система зажигания газотурбинного двигателя». Для меня, гуманитария, это был высочайший, почти космический уровень науки. Джомолунгма, Гималаи…
Я еще раз оглядел кабинет, вернулся в приемную. Змейка уже сидела за компьютером:
–Вы уходите?
–Я еще позвоню.
ВТОРАЯ СМЕНА
После обеда, как и обещали метеорологи, в столице установилась оттепель и, когда я к вечеру снова гнал в Москву, стояло полное безветрие.
Девушку я принял на той же автостоянке, где утром она оставила свой чистенький бежевый «Пежо».
Я приехал раньше назначенного часа и между дел смог убедиться в том, что в течение дня машиной никто не пользовался: «Пежо» оставался на том самом месте, где был оставлен. Я видел также, как девушка появилась из подземного перехода под Ленинградкой, подошла к автостоянке…
Уже горели светильники. Дежурный секьюрити – высокий квадратный шкаф, в сером камуфляже и такой же серой форменной бейсболке – махнул ей рукой со своей вышки, когда она проходила рядом.
Девушка села за руль…
На Ленинградке было полно машин.
По сигналу светофора истосковавшийся за день по дому частный транспорт стремглав срывался с места, обдавая самых неловких вокруг мокрой грязью и ледяным крошевом.
Я пристроился в крайний ряд, пропустив впереди как прокладку между нами трех-четырех чайников.
Девушка ехала небыстро, достаточно спокойно. Следовать за ней не представляло никакой сложности.
Когда мы притормозили у ее дома, было еще непоздно.
В модерновых светильниках вдоль здания тоже горели огни. Пустырь по другую сторону ограды, где я установил свой постоянный наблюдательный пункт, выглядел в этот час оживленно: помимо меня, его облюбовали еще несколько местных жителей, они выгуливали породистых собак – борзых, доберман-пинчеров, кери-блю-терьеров. Вскоре к ним присоединилась девушка со своей лайкой…
Дальше все шло заведенным порядком.
Гуляние с собакой, возвращение в дом. На этот раз окончательное.
Свет вспыхнул во всей квартире. Я включил экран.
Девушка уже раздевалась.
Это всегда было первым, что она делала по возвращению. Одно за другим сбрасывала все, в чем была. И бюстгальтер, и трусики. Хватала халат…
Сегодня, раздевшись, она вдруг вспомнила о еде. Не обедала, что ли? Не набросив халат, вошла в кухню, не сгибая колени, стоя спиной к монитору, нагнулась к холодильнику. Что-то достала…
Помидор, красные перцы?! Затем снова прошлепала в гостиную, включила телевизор. И все это в чем мать родила…
Одинокий девичий ужин с банкой пива «готсберг». С телевизором.
Затем долгое сидение в ванной и такое же долгое занятие косметикой…
И так каждый день: работа, дом. Иногда супермаркет…
Я не помню другого случая, когда бы мне приходилось вести наблюдение за практически полустационарным объектом…
За неделю, пока я наблюдал за ней, девушка лишь однажды изменила себе – по дороге домой заехала на Арбат в церковь Воскресения Словущего. Я пригнал следом. В храм я, естественно, не входил, ждал снаружи..
Прихожане вокруг были все жители Арбата, интеллигентные немолодые люди.
Из церкви девушка появилась одна. Сразу села в машину.
В тот день я на всякий случай – хотя это запрещалось мне – скрытно сфотографировал ее, выходящую из храма. Это не было трудным. Сто лет назад для этого мне пришлось бы снять котелок – потайные фотокамеры сыщики носили в котелке, который надо было в эту минуту держать в руке. Лишь потом появились фотоаппараты в портсигарах…
В конторе к нашим услугам были миниатюрные аппараты, которыми обычно пользуется разведка, – объективы, помещенные то в отверстие верхней пуговицы пальто, то в пряжку брючного ремня, то в зажигалку…
Теперь для съемки я воспользовался новейшим цифровым аппаратом модульной конструкции, который мне предоставил коллега, в прошлом работавший в одной из секретнейших лабораторий спецфотоаппаратуры.
Еще эта поездка запомнилась тем, что у заднего стекла в «Пежо» девушки я увидел с десяток книг в знакомых обложках.
«Современный бестселлер»!
Мы читали с ней одни и те же издания!
Оказалось, как и я, она была любительницей детектива.
Как и меня, ее тоже привлекали не только отечественные авторы. Я заметил и своих любимых Френсиса, Форсайта и Рекса Стаута. Я едва не забыл о непереведенной у нас на русский «Очереди на убийство» Meриэн Бэбсон, которую заметил у нее в квартире, устанавливая спецтехнику…
Мериэн Бэбсон девушка читала в подлиннике.
Зимний вечер на пустыре тянулся особенно медленно.
Очередной троллейбус – холодный, наполненный неживым бледным светом – возник из-за поворота, бесшумно покатил в темень, за раскидистое типовое здание впереди – то ли интерната, то ли роддома. Там заканчивался маршрут. У пустыря из троллейбуса никто не вышел. Тут и в погожие дни на остановке не особо толпились. А уж сейчас… К тому же было достаточно поздно.
В начале одиннадцатого я оставил девушку на экране массировать шею, вытянув ее по-лебяжьи к самому трюмо. Выбросил в окно очередной окурок, тронул с места «жигуль».
АРМЯНСКОЕ КАФЕ
До стоянки у армянского кафе было рукой подать. Я поставил машину. Включил сигнализацию. Записывающая и подсматривающая техника была убрана с глаз еще по дороге.
Внутри кафе царил полумрак. У стойки на тумбах сидели человека три. Еще с десяток расположились за столиками. Худой, в круглых очках юноша в углу негромко лабал на пианино что-то национальное – жалостно-тягучее. Кивнув, я прошел к свободному столику у окна.
Официант, уже знакомый – круглолицый, курчавый, с тонкими усиками – нарисовался быстро. Он тоже положил на меня глаз – я появлялся уже несколько вечеров подряд, всегда поздно и садился на одно и то же место у окна.
–Добрый вечер… Полюбилась наша толма!
–Пожалуй. А что еще у вас сегодня?
–Ишхан-хоровац. Форель на вертеле… Ее потрошат с головы, не разрезая брюшка, и потом вертят…
–А гарнир?
–Обычный. Если хотите, есть еще базилика. Если вы любите… В Москве ее мало знают…
Официант этот был не прост. Да и посетители вокруг тоже. Как профессионал-розыскник я это хорошо чувствовал.
В маленьких национальных кафе, подобных этому, в Москве в поздние часы можно было встретить кого угодно: квартирных воров, поставщиков фальшивых авизо. Не говоря уже о кидалах, наперсточниках, продавцах наркоты.
Время стояло ненадежное. Никаким ментам не уследить.
Втайне я надеялся встретить тут человека, который кинул моего свояка. Тот кидала тоже приехал из Армении…
– Вы предпочитаете кавказскую кухню… – заметил официант. У него был вполне приличный русский язык. Любопытно, кем он был там, у себя? Учителем? Может, журналистом?