Чернокнижник

— А какую Тайну найдёт тот, кто будет искать семя покойника ночью под виселицей? Для чего это нужно?
— Не знаю, — пожал плечами Уилар. — Никогда этим не занимался. Ведьмы ищут ингредиенты для своих зелий и снадобий; не хочу сказать о них ничего плохого, но я практикую иные методы. Мой опыт общения с повешенными не слишком велик, и уж конечно я не использую их как склад ингредиентов.
— Опыт общения? — переспросила Эльга, думая, что ослышалась.
Уилар кивнул.
— Они могут многое рассказать, если их попросить.
— Но они же мертвы!..
— Совершенно верно. Их основное достоинство состоит как раз в том, что они уже скончались. При жизни, как правило, это были довольно непривлекательные личности: воры, убийцы. насильники… После смерти от них гораздо больше пользы, чем до неё.
— Неужели мёртвые могут разговаривать?!.
— Смотря кто будет спрашивать. — Уилар усмехнулся. — Впрочем, что касается того случая в Ярне, о котором я тебе рассказываю. меня интересовали не столько сами покойники, сколько та рыба, которую можно выловить с их помощью.
«Ярна? — подумала Эльга. — Там стоит один из крестиков на ею карте…»
Вслух она спросила:
— Что это за рыба?
— В древности существовали различные боги, которые вешали, обезглавливали, оскопляли самих себя, сдирали с себя кожу…
— Для чего?!!
— Чтобы приобрести мудрость. Совершая над собой все эти действия, они — в отличие от людей — не умирали, а переходили в иное качество. Вступая в противоречие с собственной природой, они искали способы выйти за её пределы. Если ты обладаешь достаточным тэнгамом, достаточной уверенностью и знаниями, достаточными для того, чтобы понимать язык этих богов, то, найдя людей, умерщвлённых схожим способом, ты можешь удостоиться беседы с ними.
— Они… вселяются в покойников? — прошептала Эльга.
— Нет. Ты снова пытаешься все упорядочить. Никто ни в кого не вселяется. Вряд ли ты меня поймёшь, но в некотором смысле покойники — это и есть те самые боги. Сам факт их необычной смерти сделал их таковыми.
— Они стали богами после смерти?
— Опять — нет. В данном случае я говорю не о личности казнённых, а об их сущности. Эта сущность была подвергнута изменениям: живое стало мёртвым. Сущность лишилась одних качеств, зато приобрела другие. Схожими качествами обладают и упомянутые мною боги, но при этом их качества более «первичны» по отношению к нам. Если снова вернуться к моему примеру с повешенными, то для того, чтобы такое общение состоялось, необходимо: приобретение покойником определённых качеств, вызванных самой спецификой казни (я лично воспринимаю казнь через повешенье как своего рода ритуал; мнение палачей и судьи на этот счёт меня совершенно не интересует), моё собственное обращение к божеству, и его ответ. Три различных действия, соединённые вместе тэнгамом, разрушают Кельрион и собирают реальность заново, в том виде, к которой я стремлюсь.
— А о чём вы с ними говорили? — спросила Эльга.
Уилар покачал головой.
— Оставим это за рамками беседы. Это уже мои тайны.
— А что такое эти Тайны? Ну сами по себе?
— Этого нельзя объяснить. Кельрион — это зеркало, состоящее из слов… зеркало, которое приковывает к себе наше внимание и не даёт увидеть ничего, кроме себя. Но как описать словами то, что по самой своей природе находится за пределами слов? Можно лишь указать на «то», отличающееся от «этого», указать — но не назвать и не описать. Тайна — это Тайна. Если тебе удастся выследить её… поймать в твои силки… нацепить на крючок… тогда у тебя, может быть, будет вкусный ужин… если, конечно, Тайна не искалечит тебя: как и пойманный зверь, Тайна безжалостна к тем, кто празднует победу раньше времени, к тем, кто забывает, что на самом деле охотники за потаённым разгуливают по краю лезвия над бездной. В этой охоте, когда человек выслеживает Тайну, а Тайна в свою очередь выслеживает человека, нет ни правил, ни законов, работающих одинаково всегда и для всех. Есть лишь несколько рецептов — чисто практического порядка. На ярком свету обнаружить Тайну почти невозможно: наше сознание слишком систематизирует окружающий мир, не оставляя никакого места для потаённого. День — это время порядка и смысла, ночь — это время тайн… Освещённое, зримое, понятное лишено потаённости. Невидимое, сокрытое в темноте, пугающе-бессмысленное лишено привычной нам упорядоченности. Мы цепляемся за зеркало слов, за то или иное описание порядка, именуемое Кельрионом, — и до коликов в животе боимся того, в чём приятной нашему сердцу упорядоченности нет. Мы отвергаем, старательно не замечаем «то». Но тьма старше света, потаённое неизмеримо обширнее упорядоченного. И, отвергаемое нами, оно всё равно находит способ вернуться к нам — хотя бы в виде снов или кошмаров… в виде беспричинных страхов… даже в виде тех суеверий, которыми мы от него же стараемся отгородиться. Впрочем, — голос Уилара сделался суше, — сомневаюсь, что мои слова значат для тебя больше, чем вороньё карканье в лесу. Твой мир абсолютно упорядочен. Тьма — это зло, свет — это добро; так уничтожим всю тьму и будем жить в свете в идеальной гармонии с благим Господином Добра… верно?.. Мир без тайн, мир, полностью отвечающий нашим представлениям о справедливости — то есть мир, упорядоченный настолько, что его способен постичь даже наш убогий разум — мир, где всё чётко, ясно и понятно…
— Нет.
Эльге показалось, что наступившая тишина звенит, как медные литавры. Во взгляде Уилара промелькнула тень любопытства. Эльга подавила дрожь и произнесла:
— Я увидела кое-что странное. Я… я не знаю, что это.
Уилар приподнял бровь, изображая вежливый интерес.
— Это произошло, когда я шла в гостиницу. Я ни о чём не думала… Вернее, нет, я думала только о том, что увидела… ну об этих женщинах, о виселице… Я ничего вокруг не замечала, просто шла… И тут кто-то взял меня за руку. Я как будто очнулась. Я стояла посреди улицы, а рядом со мной — маленький мальчик. Хорошенький такой, только совсем чумазый. Не знаю почему, но, кажется, я вызвала у него доверие… И он мне говорит: «Там кто-то сидит». Я оглянулась, спрашиваю: «Где?» Тогда он потянул меня за руку. Мы зашли в какой-то полутёмный переулок… там было очень грязно… потом там был закуток между домами… все выглядело не совсем обычным…
— То есть?
Эльга замялась.
— Не знаю, как сказать. Там совсем не было людей. Я ещё подумала: «Кто может жить в этих домах?» Многие двери были заколочены, окна — тоже. Это был как будто бы другой город. Когда мы зашли в тот закуток, мне даже показалось поначалу, будто бы меня заперли в комнате с низким потолком. Мальчик сказал: «Это здесь» — и показал на маленькое окошечко в стене, у самой земли. Я спросила «Что здесь?»… а сама чувствую, что с этим окошком и впрямь что-то не так.. «Оно там» — говорит. Я хотела его спросить, что это за «ОНО», но потом поняла, что мальчик знает об этом не больше, чем я… Но оно там было! Оно пряталось от всех, но… но мне кажется, что оно чувствовало и видело нас.
— Оно как-нибудь отреагировало на ваше появление? — спросил Уилар. Эльга вздрогнула. Вопрос подразумевал, что увиденное Эльгой колдун не собирается считать ни блажью, ни галлюцинацией. Все пути отступления были отрезаны.
— Нет… — Эльга помотала головой. — Нет, оно… просто смотрело. Как будто бы оно ждало, что мы предпримем.
— И?
— И… все. Я быстро ушла. Я не хотела там оставаться… Было очень неудобно ощущать, как тебя разглядывают. И вообще… Страшно.
— А что с мальчиком?
— Я увела его с собой. Как только мы вышли из закутка, он вырвал руку и убежал.
— Понятно. — Уилар открыл книгу и стал перелистывать страницы, ища место, на котором он остановился.
— Вы…
— Что?
— Я думала, вы… — Эльга поёжилась. — Думала, вы захотите на это посмотреть.
— Нет, — сухо ответил Уилар. — Не хочу. У меня своего рода пост. Никакого волшебства до полнолуния. Я должен восстановить силы, потраченные на переход в Азагалхад и обратно. Кроме того, это место нашла ты, а не я.