Наследство с условием

Слишком поздно — Томас уже держал Рэйфа за воротник, осыпая его отборными ругательствами.
Алекс разнял братьев, но Томас не унимался:
— Ты сделаешь так, как считаешь нужным, а я по-своему.
Он ушел, но дверью не хлопнул. Это было бы слишком страстно, слишком выразительно для холодного незнакомца, в которого превратился младший сын Чарлза.
— Полагаю, мое мнение неважно, — осторожно посетовала она.
Рэйф со смешком кашлянул.
— Думаешь, мистер Конгениальность сам найдет себе женщину?
Сердце Энджи подпрыгнуло. Возможно, Томас Карлайл забыл, как наслаждаться жизнью, но стоит ему лишь зайти в бар, как все красотки будут валяться у его ног. И без упоминания о миллиардном наследстве.
Тяжело вздохнув, она положила остатки сандвича на тарелку.
— Он не наделает глупостей?
— Нет, если мы его остановим.
Алекс покачал головой.
— Оставь его в покое, Рэйф.
— Ты действительно думаешь, он в состоянии трезво рассуждать? — Рэйф то ли фыркнул, то ли засмеялся. — Черт возьми, отцу не следовало впутывать в это Томаса!
— Вероятно, он хотел встряхнуть его, — медленно произнес Алекс.
— И теперь он помчится в первый попавшийся бар за женщиной!
Энджи в секунду подскочила. Затем глубоко выдохнула и прислонилась к столу. Камерука в двух часах езды от ближайшего бара. Даже если Томас поторопится, все равно не успеет до закрытия.
— Время признаний, парни. Пора рассказать мне всю историю целиком.
Однажды, на спор, Энджи кралась за Томасом и своим братом Карло из дома до озера вслепую. Помня свой опыт пятнадцатилетней давности, она решила повторить рекорд. Высоко в небе светила луна, достаточно ярко освещавшая тропинку, но по обеим сторонам тропинки чернела непроглядная тьма. Она закрыла глаза и побежала.
Все ради победы.
Ты как дикая коза, с отвращением бросили тогда мальчишки, вручая ей кубок победителя. Прошло много лет, прежде чем Энджи осознала, что в том сравнении не было ничего лестного.
Она потерла озябшие, покрытые гусиной кожей плечи. Можно голову дать на отсечение и выиграть миллионное пари, что шелковое жатое платье Томас вряд ли заметит.
Когда найдешь его, не позволяй ему поворачиваться к тебе спиной.
Они уже виделись с Томасом в больнице, в агентстве ритуальных услуг, в сиднейском доме Алекса. Он неизменно ограничивался быстрыми короткими объятиями.
Она умолила братьев позволить ей вернуться в Сидней на одном из частных самолетов после похорон, вместо того чтобы отправиться в городе другими гостями. Ей нужно побеседовать с Томасом с глазу на глаз и расставить все точки над i.
Странное завещание, о котором она узнала в библиотеке, взбудоражило всех. Сейчас Энджи испытывала чувство вины и сожаления, что не смогла стать Томасу настоящим другом.
Она любила Брук. В школе они стали близкими подругами. И Томас встретил свою будущую жену на вечеринке у Энджи. Обеим тогда было восемнадцать лет. Перед вечеринкой Энджи одевалась и прихорашивалась специально для него, для своего особого гостя.
И на тебе — горькая ирония — Томас безоглядно влюбился в ее изящную маленькую подружку. Восемнадцать месяцев спустя он и слышать не хотел слова Энджи о том, что Брук не создана для жизни в деревне. Он любил Брук и женился па ней.
С этим вызовом Энджи смириться не смогла.
Вместо того чтобы примерить платье подружки невесты, она укатила в Европу. Бежала от боли и зависти, от страха, что после слов священника, есть ли у кого возражения против этого брака, завопит прямо перед алтарем: «Он предназначался мне!»
Энджи пропустила свадьбу и, что хуже всего, похороны Брук тоже. Теперь она вернулась, и ей нужно примирение. Есть сомнения, что примириться с тем Томасом, которого она увидела на похоронах, будет не легче, чем достать луну с неба, но попытаться стоит.
— Момент истины, — вслух сказала она и нырнула под ветку.
Тишина. Она пристально вгляделась в темноту. Полезла выше к тайной пещере. Прищурилась.
Дыхание со свистом вырвалось из легких.
Никого.
Девушка разочарованно всплеснула руками. Как можно помириться с тем, кого нет?
Проклиная себя, она уже повернулась, чтобы уйти.
А может, он не хочет, чтобы его нашли?
Энжи улыбнулась, поднесла мизинцы к губам и свистнула.
Томас понял, что Энджи где-то рядом. Как он не додумался, что она станет свистеть и тем самым привлечет внимание его пса? Теперь об уединении можно забыть.
Пес ответил подозрительным воем. Перевод с собачьего: «Можете свистеть, но я не. „лопух“, а настоящий сторожевой пес; сумею защитить хозяина».
Энджи всегда чуралась осторожности, осторожность мешает ей, как корове седло. Раздался тихий шорох, и скоро из кустов появилась знакомая женская фигурка. Томас почувствовал, как под рукой задрожала собака. Тихое грозное ворчание очень соответствует настроению хозяина. Может, спустить собаку?
Энджи тем временем подошла и рухнула рядом. Струящаяся ткань юбки обтянула колени, яркое пятно рядом с линялым фоном его старых джинсов.
— Ты не подумала, что мне, возможно, хочется побыть в одиночестве? — поинтересовался он, удивляясь собственному голосу. С того момента, как Джек Конрадс прочитал завещание, тело застыло, словно замерзло. Приступы гнева перемежались приступами боли и невыносимой пустоты. Смерть близких людей, даже если она и предвиденная, всегда выбивает из колеи.
— Да, — быстро улыбнулась она.
Возможно, улыбка предназначалась псу. Девушка наклонилась, чтобы лучше рассмотреть его.
— Пока я взбиралась сюда, я подумала, что Сержанта уже нет.
— Он умер.
— Мне очень жаль.
— Он постарел.
— Как и все мы. — Девушка снова наклонилась вперед. — Ну, разве не красавец? — Она потянулась.
— Лучше не двигайся.
— Я здороваюсь.
Ему ли не знать? Собака не шевельнулась. Томас облегченно выдохнул… Он все еще пытался соединить в мозгу Энджи, шумную, неугомонную девчонку-сорванца, с представшей передним экзотической красавицей.
Она носила платья и выпрямила вьющиеся от природы темные волосы. Они стали гладкими и блестящими. Каждый раз, когда она двигалась, он слышал тихий звон тонких браслетов на запястьях и лодыжках.
Черт, она носила кольца даже на пальцах ног. И духи…
— Что это за духи? — Он хотел спросить о них с их первой встречи.
Густой пряный аромат. Томас отстранился.
Она изменилась, а он так хотел, чтобы все оставалось по-прежнему, особенно сейчас, когда судьба неумолимо несла его в неизвестное будущее.
— Ты пахнешь… по-другому, — пояснил он. Она иначе пахла, иначе выглядела и смотрела на него иначе. — Ты изменилась, Ветерок.
В воздухе зазвенел нежный смех. Томас еще помнит ее детское прозвище! Энджи опустила руки на колени, браслеты тихо звякнули.
— Весточка из прошлого. Больше никто не зовет меня Ветерком.
С их последнего разговора, когда она пыталась убедить его в том, что они с Брук совершенно не подходят друг другу. Он тогда был слишком молод и вспыльчив, чтобы придавать значение ее словам.
— Прошло всего лишь пять лет, но ты прав. Я изменилась, ты изменился, все изменилось, — сказала она, и темнота вдруг показалась еще плотнее и непрогляднее. — Сожалею о твоем отце. Он очень страдал, последние недели сказались и на вас. Жаль, что меня не было рядом, я надеюсь…
— Ты же пришла говорить о другом. Подобные слова я уже слышал много раз.
— Да, но не от меня. — Она непокорно дернула головой в своей привычной манере. — Мне есть, что тебе сказать, и в этот раз я хочу, чтобы ты дослушал меня до конца.
Ее голос и сочувственный блеск темных глаз встревожил его, и он начал подниматься. Энджи положила руку ему на колено.
— Ты получил мое письмо? — спросила она.
Да, получил, сразу после гибели Брук. Что она ждала от него? Благодарности за добрые слова? Как будто они помогли ему справиться с горем и залечили израненное сердце!
— Дурацкое письмо — это все, что я могла отослать, — продолжила Энджи извиняющимся тоном. — Я бы хотела быть рядом, найти подходящие слова.