Прыжок над бездной
— Пора, пора приступать к делу, Генрих. Нам не хватает твоего живого участия в выборке программы.
— Не торопи меня, Рой, — попросил Генрих. — Программу испытаний ты наметишь и без меня. Поверь, ни одной стоящей мысли мне пока не приходит. Подождем, пока испытания принесут новые данные.
Рой привык, что их трудовое содружество мало напоминает нормальное сотрудничество. И он понимал, что Генриха надо порой освобождать от мелочей, от методичного накапливания фактов — девять десятых лабораторного труда сводилось к такому медленному умножению деталей. Зато мыслительные силы Генриха вспыхивали, когда исследование тормозилось непредвиденными коллизиями. Так установилось с первых лет их сотрудничества, такие отношения особенно усилились после двух болезней Генриха — аварии планетолета на Марсе и неудачного испытания аппарата для индивидуальной музыки.
Первое испытание капсулы дало меньше, чем ожидали. Капсула проникла внутрь шара без осложнений, ее анализаторы фиксировали все, что совершалось во время проникновения. Записи подтверждали то, что знали и раньше, — вокруг шара пылевое облако, за пылью — оболочка из сплава доброго десятка тяжелых металлов, за оболочкой — рыхлая пемзообразная сердцевина, тоже металлический сплав. Никаких помещений, никаких механизмов, никаких существ! И никаких странных силуэтов, похожих на движущиеся живые тела. Анализаторы капсулы дали меньше данных, чем те же анализаторы, фиксировавшие шар с поверхности.
— Может быть, слишком велико экранирование? — сказал Арутюняну огорченный Рой. — Возможно, оно не только защищает капсулу, но и, так сказать, ослепляет ее.
Капсулу вывели из шара. Рой подал на экран запись внешних анализаторов. В салоне возникла знакомая картина: в недрах шара перемещались расплывчатые силуэты. Приборы оконтурили и капсулу, неторопливо скользившую к центру, и вызванное ею усиленное движение силуэтов: одни как бы разбегались от надвигающегося на них чужого снаряда, другие как бы стремились к нему с периферии, извивались вокруг аппарата порядка ни в разбегании, ни в сгущении не улавливалось.
Рой предложил расширить программу исследований. Капсула снова вводится внутрь, и экранирование ее меняется от самого мощного до такого, где появляется угроза разрушения, — может быть, тогда и произойдет реальная встреча с призраком. Рискуем и разрушением, чтобы поглядеть, как оно пойдет. На этот случай надо собрать другие капсулы для замены.
— Для меня и брата ваша теория провалов в вакууме не очень привлекательна, — объявил Рой Курту Санникову. — Куда приятней было бы встретить братьев по разуму. Мы уже как-то сжились с мыслью, что предстоит деловой контакт с инозвездной цивилизацией. Но с огорчением констатирую: факты опять складываются в вашу пользу. В первых экспериментах, во всяком случае.
— Дальнейшие эксперименты еще убедительней подтвердят мою концепцию, — пообещал молодой космолог.
Арутюнян выполнил новую программу. Капсула, при полном снятии экранирования, растворилась в массе непонятного вещества в центре шара. Рой констатировал, что науке разрушение капсулы ничего не дало, кроме знания факта, что без защитного экранирования материальные тела внутри шара существовать не могут. «Это, возможно, тоже имеет значение», — сказал он, пожимая плечами. Гораздо существенней было, что анализаторы капсулы фиксировали канализацию энергии к центру шара, а там она вдруг пропадала бесследно.
— Можно, конечно, принять, что центр шара — бездонный колодец в вакуум, куда рушится вся энергия, — обратился Рой к Санникову. — В этом, сколько понимаю, сущность вашей теории. Но это, по-моему, равносильно объяснению одной загадки при помощи другой, вовсе не более ясной. Что делать дальше, не знаю. Хотел бы услышать все мнения.
— Пришел час человеку проникнуть в шар, — сказал Санников. — Прошу оказать мне честь быть первым пилотом капсулы.
— И мне! — воскликнула Корзунская. — Напоминаю, что я космоэнергетик и меня специально командировали на Виргинию для исследования, куда исчезает энергия. Я участвовала в сборке капсулы, мне знаком в ней каждый прибор. Роберт Арутюнян может подтвердить.
Рой подвел итоги обсуждению.
— Начинаем пилотное зондирование шара. Первыми пилотами капсулы будут астрофизик Курт Санников и космоэнергетик Корзунская.
6
— У тебя другое решение? Тогда объяви его! — сказал Рой брату. — Твое унылое лицо действует мне на нервы. Впечатление такое, что ты готовишься не к эксперименту, а к похоронам. Может, расскажешь, что тебе не нравится?
— Мне все не нравится. Все, Рой. Способен ты это понять?
— Нет, не способен. Все — это ничего. Мы учили когда-то, что истина конкретна. Подави раздражение и объяснись поконкретней.
Генрих постарался сдержать раздражение. Ему не нравится теория провалов в вакуум, это главное. Опытные данные подтверждают фантастическую гипотезу космических пузырей, но он ничего не может с собой поделать: пузыри ему, как и Рорику Арутюняну, неприятны. Он не может противопоставить пузырной теории ни одного стоящего возражения, но от этого его отношение к ней не меняется. И его беспокоит пилотное зондирование. Он боится вторжения людей в шар.
— Опыт показал, что капсула свободно проникает туда и беспрепятственно возвращается. Ты не веришь опыту?
— Рой, ведь речь идет не о том, во что я верю, а во что — нет. Да, экранирование пока надежное, это я вижу. Но ты спрашиваешь меня не о надежности экранирования, а почему у меня плохое настроение. Вот я и отвечаю: плохое настроение у меня оттого, что мне не нравится затея с проникновением в шар людей. Обосновать, почему не нравится, не могу.
— Зато я могу обосновать это, — спокойно сказал Рой. — Тебя беспокоит, что в капсулу сядет Корзунская. Не так?
— А хотя бы и так? — сердито крикнул Генрих. — Здоровые мужчины будут покоится в креслах салона, а женщину отправляют черт знает в какой мир. Или ты забыл, что мы обещали Андрею позаботится о безопасности Людмилы? Хороша забота, скажу тебе.
— Рассмотрим твои соображения по порядку, — предложил Рой. — Ты знаешь, я педант, я люблю так: пункт первый, пункт второй. Итак, пункт первый. Мы покоимся в креслах, ибо нам прямо запрещено пилотировать капсулу. Пункт второй. Если бы мы находились в капсуле, толку было бы кот наплакал: мы не инженеры, с навигационным оборудованием капсулы не знакомы. Пункт третий. Людмила и Курт имеют тысячи преимуществ перед нами: он вооружен расчетами, с которыми ни ты, ни я не удосужились детально ознакомится, она превосходно справляется со всеми механизмами капсулы. Рорик меня в этом заверил категорически. Пункт четвертый…
— Хватит, Рой! — взмолился Генрих. — У меня от твоих бесчисленных пунктов судорога в мозгу. Делай, как все вы решили, только снова и снова повторяю: мне эта затея не нравится!
Рой задумчиво сказал:
— Главная опасность связана с энергией, подаваемой в шар. Даже томсоновское экранирование может отказать в бешеном вихре частиц. Мы будем следить с пульта за продвижением к центру, но сумеем ли справиться с аварийными ситуациями? Курт просит манипулировать величиной энергии, чтобы точно определить место, где она пропадает. Он хочет исследовать шар при максимальной подаче энергии и полном ее прекращении. По-моему, это резонно. У тебя нет возражений?
— Никаких, — устало сказал Генрих.
— Тогда завтра, — решил Рой. — Твое место на пульте.
— Я провожу их и со стартовой площадки полечу на пульт.
На стартовую площадку Генрих прибыл с Арутюняном, вместе с ним влез в пустую капсулу. Она походила на штурманскую рубку, столько в ней было всяческих механизмов. Арутюнян сказал:
— Генрих, эта капсула сквозь любой металл пройдет так же свободно, как раскаленный нож через масло.
— Твоя капсула уже показала свои достоинства, — хмуро сказал Генрих. — Не знаю, схоже ли вещество шара с маслом, но капсула уже прорезала его.
Он вышел и прохаживался возле капсулы. Арутюнян возился с механизмами. Из авиетки вышли Людмила и Санников. Корзунская побежала к Генриху, издали протягивая руку.