Незабываемая

Его голос полоснул толпу, как острое бритвенное лезвие. Тюремное помещение заполнилось поспешным шарканьем подошв. Зеваки послушно ретировались, и она молила Бога, чтобы Грег тоже ушел. Он не должен видеть ее в таком состоянии!
Последние дни Лаки не давала покоя мысль, что она не заслужила спасения. Желающих ее опознать не нашлось. Вдобавок к остальным несчастьям, ей предъявил иск владелец автомобиля. Общественный защитник, назначенный ей судом, не сомневался в обвинительном приговоре.
Лаки и так считала, что опустилась на самое дно, а тут еще Коди Бракстон сообщил, что на ней была теннисная туфля некоей погибшей женщины. Напрасно она ломала голову, придумывая достоверное оправдание; от мрачных мыслей не хотелось жить. Она помнила, как надевала туфлю в палатке Грега, зная, что она чужая. Но откуда взялась эта чертова туфля?
Фантазия подсказывала различные сценарии, но из каждого вытекало, что она замешана в каком-то преступлении. А шеф полиции был в этом свято уверен. Недаром он возобновил следствие по делу о гибели туристки.
Неужели она воровка, а то и хуже?! Лаки ничего о себе не знала и люто себя ненавидела. Самую сильную ненависть вызывало у нее собственное отражение в зеркале. Как это гадко — не помнить собственного имени! И еще гаже — когда Грег Бракстон испытывает к ней жалость.
Лаки прижималась лбом к холодному бетону, наслаждаясь тишиной. Кажется, бездельники разошлись. Она закрыла глаза и приказала себе: отдыхай! От усталости у нее тряслись ноги и руки: по ночам она не могла сомкнуть глаз от рыданий. Впервые услышав эти рыдания. Лаки несколько минут прислушивалась, пытаясь определить, кто же плачет, и лишь потом поняла, что рыдания раздаются у нее в голове.
Но как реальны были эти всхлипы! И как безнадежны! Стоило ей попробовать уснуть — и пустые коридоры ее мозга оглашались плачем: сначала тихим, потом переходящим в тоскливый вой.
Лаки вздрогнула от лязга двери. Видимо, она все-таки задремала и пробыла в забытьи до обеда. Заключенная в соседней камере называла кормежку «накачкой»: соя разбухала в желудке и застывала, как цементный монолит.
— Тебя выпускают, — сообщила надзирательница.
— Кто-то внес залог?
Лаки не помнила, как действует освобождение под залог, но защитник растолковал ей азы. Надзирательница кивнула, гладя на нее, как на закоренелого врага общества.
Казалось бы, свобода должна была породить надежду, но она все равно ни на что не надеялась. Раз родственники не соизволили вызволить ее за истекшие дни, значит, им нет до нее никакого дела. Кроме Грега Бракстона, внести за нее залог было некому. Лаки отвернулась от двери и уставилась в стену.
— Скажите ему, чтобы понапрасну не тратился. Я никуда не пойду.
— Как хочешь, — надзирательница пренебрежительно фыркнула и удалилась.
Неужели Грег не понимает, что она не заслуживает его сочувствия?
«Помни, я тебя люблю...»
— Хватит! — От отчаяния Лаки начала биться головой о стену, но потом вспомнила предостережение врача: любой удар по голове мржет еще сильнее повредить ее мозгам. — Почему мне так втемяшились в башку эти слова?!
Неделю назад они казались ей утешением. Но потом ее бросили за решетку. Она провела в заключении всего три дня, но ей казалось, что прошла вечность. Даже если кто-то когда-то ее любил, теперь этот кто-то махнул на нее рукой...
Внезапно в ее локоть ткнулось что-то холодное и влажное, заставив Лаки вздрогнуть от неожиданности. Перед ней стоял Доджер, глядя на нее умными глазами и махая хвостом. Она не могла не улыбнуться. Потом в распахнутой двери появилась могучая фигура Грега, отчего камера показалась еще теснее.
— Пошли!
Его голос звучал непреклонно, и у Лаки перехватило дыхание. Она чувствовала боль и одновременно какую-то странную невесомость. Никогда прежде она не испытывала ничего подобного: сочетание безумной радости и отчаяния, сладость пополам с горечью.
Стараясь подавить рыдание. Лаки закусила губу. Несмотря ни на что, ее уже распирала надежда! До этой минуты она не представляла себе степень своего одиночества. Теперь перед ней стоял единственный человек, с которым она была кое-как знакома. Человек, необъяснимым, пугающим образом превратившийся в неотъемлемую часть ее жизни...
Грег отказывался верить в происходящее. Что на него нашло? Он внес за Лаки в качестве залога свою единственную ценность — дом!
Зачем? Чтобы она ехала сейчас с ним рядом, отвернувшись к окну и отчаянно цепляясь за дверцу? С тех пор как он вывел ее из камеры, дал какой-то нелепый халат, которым его снабдили в полиции, и усадил к себе в машину, она еще не произнесла ни одного словечка.
— Может, наденешь бейсбольную кепку? — спросил он, останавливаясь, чтобы пропустить грузовик с сахарным тростником.
Грег не мог придумать, что бы еще сказать, и, взяв с заднего сиденья кепку, сунул ей.
Лаки, по-прежнему не глядя на него, нахлобучила кепку на голову и вытянула хвост волос в отверстие сзади. Видимо, ей было невдомек, чем он рисковал, спасая ее, иначе она не демонстрировала бы ему этот хвост.
А чего он, собственно, ожидал? Благодарности? Напрасно. Джессика научила его, что женщины только берут и ничего не дают взамен. Или даже ненавидят мужчин, как ненавидела их тетя Сис. Похоже, встреча с Доджером доставила Лаки куда больше радости, чем его, Грега, появление. А он-то, как собака, готов выплясывать перед ней на задних лапах.
Он уставился на громоздящийся впереди Халеакала. Спящий вулкан, как водится, притягивал к себе облака, закрывавшие верхушку. Там, на вершине, шел дождь, и тропы, ведущие к ней, таили сотни опасностей. Грег для порядка покосился на свой пейджер: спасательная служба находилась в круглосуточной готовности.
Внося за Лаки залог, он невольно подумал, что произойдет, если он будет вынужден оставить ее одну, отправившись по вызову. Можно ли ей доверять? Не скроется ли она? Откуда ему знать? Вообще-то Грегу не было свойственно пребывать в растерянности, но эта женщина любого поетавила бы в тупик. Он то верил ей, то утрачивал всякое доверие.
— Куда мы едем? — осведомилась Лаки, не глядя на него.
— В «Кей-март». Тебе нужна одежда. Немного помолчав, Лаки неожиданно произнесла, не поворачиваясь:
— «Внимание, посетители „Кей-март“! Внимание, посетители „Кей-март“! — Наконец-то она соизволила на него взглянуть, а от ее улыбки у любого потеплело бы на сердце. — Я была в „Кей-март“. Точно знаю, что была.
Ее детский энтузиазм заставил его усмехнуться. Это был самый крупный универмаг в городе, неудивительно, что ей приходилось там бывать. Но сколько же раз она слышала эти призывы, что они так запали ей в память? В любом случае не чаще, чем собственное имя. Почему же она не помнит его?
Уж не рискует ли он всем, что имеет, ради талантливой вруньи? Ради воровки? Ради женщины, способной, наподобие пресловутого призрака Пиэлы, неожиданно появляться и так же неожиданно исчезать?