Смертельный эксперимент
Питер распахнул тяжелые деревянные двери «Епископа» и остановился, давая глазам привыкнуть к царящему внутри полумраку. Слева помещалась доска с меню. Справа висел рекламный плакат пивоваренной компании «Молсонз Кэнэдиен», изображавший пышную красотку в красном бикини; ее торчащие вверх груди были увенчаны коронами из кленовых листьев. Сексизм в рекламе пива, подумал Питер: и в прошлом, и в настоящем, и в будущем, очевидно, уже навсегда.
Войдя, он огляделся в поисках Кэти. Длинные серые столы в большой комнате напоминали авианосцы на рейде. У дальней стены двое мужчин играли в дротики.
Ага, вот они где: сгрудились вокруг стола на другом конце зала. Компания расположилась частично на кушетке под плакатом с еще одной красоткой, рекламирующей все ту же пивоварню, частью — с бокалами в руках в массивных деревянных креслах; некоторые лакомились солеными орешками из общего блюда. Величина стола способствовала общей беседе, но желающим высказаться приходилось перекрикивать грохот динамиков, которые ухитрялись превратить приятную мелодию в подобие какого-то хриплого воя.
Кэти была умной женщиной, что, собственно, вначале и привлекло в ней Питера. Лишь позднее, пересмотрев свой идеал женской привлекательности, он оценил ее тонкие губы и блестящие черные волосы. Прежде ему нравились пышные блондинки вроде тех, с рекламы пива. Кэти устроилась на кушетке между двумя коллегами: Тоби, кажется? И этот невежа, Ханс Ларсен, отметил Питер.
Ему захотелось сесть рядом с женой, но, улыбнувшись сияющей улыбкой, Кэти только пожала плечами и жестом показала, чтобы он придвинул кресло от соседнего стола: выбраться ей мешали соседи. Питер так и поступил, а приятели Кэти потеснились, чтобы освободить место. Он очутился между одной из накрашенных дам — не то секретаршей, не то координатором производственного отдела и тощим мужчиной лет пятидесяти — псевдоинтеллектуалом. Дама явно злоупотребляла косметикой, а псевдоинтеллектуал был вооружен приборчиком для чтения книгокарт; сквозь прозрачное окошко кассеты было видно название книгокарты. Пруст. Вот ведь тщеславный ублюдок.
— Привет, док, — изрек Псевдо.
У него были длинные ногти и сальные волосы — эдакий Говард Хьюз недоделанный. Питер слегка улыбнулся:
— Как поживаете?
Теперь уже все обратили внимание на присутствие Питера, и Кэти послала через стол очередную улыбку. С его приходом разговоры за столом сразу стихли. Ханс, сосед Кэти, не упустил возможности завладеть вниманием присутствующих.
— Старая тачка каторжника, к которой я прикован узами брака, сегодня не ночует дома, — объявил он во всеуслышание. — Отправилась навестить племянниц. — То, что они были и его племянницами, оратор как-то упустил из виду. — Это означает, милые дамы, что сегодня я свободен.
Женщины, уже не раз слышавшие подобное, дружно захихикали. Ханса вряд ли можно было назвать красивым мужчиной: у него были светлые, вечно грязные волосы, и в облике сквозило что-то солдафонское. В то же время в такой беспардонной наглости было и нечто притягательное — даже Питер вынужден был признать, что этот человек обладает определенным обаянием, хотя и находил его похвальбу вульгарной.
В разговор вступила одна из накрашенных дам. На ее лице рваной раной выделялся увеличенный ярко-красной помадой рот.
— Прости, Ханс, но сегодня вечером мне нужно вымыть голову.
Все засмеялись. Питер искоса взглянул на псевдоинтеллектуала: его интересовало, как тот воспримет это замечание. Однако никакой реакции не последовало.
— Кроме того, — продолжала женщина, — у каждой девушки свои требования, боюсь, что моим ты вряд ли соответствуешь.
Тоби, другой сосед Кэти, усмехнулся.
— Ну да, — сказал он. — Не зря же его прозвали «крошка Ханс».
Ханс расплылся в самодовольной улыбке:
— Как любил говорить мой папаша, любые препятствия можно обойти. — Он многозначительно посмотрел на женщину с намалеванным ртом. — Кстати, не хули мои таланты, пока — пока я не испробовал их на тебе! — Он зычно загоготал, придя в восторг от собственного остроумия. — Спроси Энн-Мэри из бухгалтерии. Она расскажет тебе, насколько я хорош в деле.
— Анну-Марию, — поправила Кэти.
— Не важно, — отмахнулся Ханс. — Во всяком случае, если она откажется это подтвердить, то обратись к пылкой блондинке в кассе — ну, у нее еще такие большущие сиськи.
Питер почувствовал, что устал от его дурацкого хвастовства.
— Почему бы тебе тогда не назначить свидание с ней? — раздраженно заметил он, указав на рекламный плакат пива «Молсон». — Если вдруг появится не вовремя твоя жена, ты всегда сможешь сделать из этой красотки голубя и выпустить его в окно.
Ханс снова заржал. Он был добродушен. «В чем, в чем, а уж в этом ему не откажешь», — подумал Питер.
— Эй, а наш доктор, оказывается, шутник! — съязвил Ханс. Питер с досадой отвернулся и, случайно встретившись взглядом с официантом, заказал большой бокал апельсинового сока; спиртного он принципиально не употреблял.
Однако Ханс был не из тех, от кого можно так легко отделаться.
— Ну давай, док, расскажи нам еще какую-нибудь смешную историю. На вашей-то работе их, должно быть, можно уйму услышать. — И он опять засмеялся.
— Ладно, — сказал Питер. Ради Кэти он решил угодить компании. — Я тут вчера разговаривал с одним адвокатом, и он рассказал интересный случай. — Две женщины принялись грызть орешки, подчеркивая, что не интересуются его шутками, но остальное общество смотрело на него с любопытством. — Как-то раз одна женщина убила мужа графинчиком для салатной заправки, — начал Питер…
По правде говоря, в анекдоте речь шла о муже, убившем жену, но Питер не устоял перед соблазном поменять героев ролями в надежде заронить в голову Ханса мысль о неизбежной расплате за его похождения.
— Наконец дело слушается в суде, и прокурор хочет предъявить орудие убийства. Он берет все еще почти полный графинчик, закрытый стеклянной пробкой, и подносит его к столу судьи.
— Ваша честь, вот тот самый предмет, которым было совершено это преступление, и я хочу приобщить его к делу в качестве вещественного доказательства номер один. Как вы видите, графин все еще полон уксуса и масла, и это наиболее веская улика. — Тут вскакивает защитник. — Я протестую, ваша честь! — восклицает он, ударив кулаком по столу. — Обвинение не имеет ни малейших оснований называть эту улику веской — в ней не больше полутора фунтов!
Все вопросительно глядели на него, ожидая продолжения. Питер улыбнулся, давая понять, что анекдот закончен. Кэти засмеялась, чтобы разрядить обстановку.
— Не больше полутора фунтов, — упавшим голосом повторил Питер. Снова никакой реакции. Он взглянул на псевдоинтеллектуала. Псевдо снисходительно хмыкнул. Он понял соль анекдота или хотя бы сделал вид, что понял. Но на всех остальных лицах застыло недоумение. — Он имел в виду, что графинчик недостаточно тяжелый, — пояснил Питер, обведя взглядом лица присутствующих. — Всего полтора фунта.
— А-а, — протянула одна из накрашенных дам.
— Ха-ха, — поддакнула другая.
Наконец Питеру принесли его апельсиновый сок. Ханс изобразил, как падает и взрывается бомба, закончив, он сказал:
— Эй, кто-нибудь из вас слышал историю про шлюху, которая…
Питер стоически вытерпел еще час, показавшийся ему вечностью. Ханс продолжал подначивать всех женщин вместе и каждую в отдельности. Наконец Питер решил, что с него хватит и пошлой болтовни, и паршивого апельсинового сока. Он поймал взгляд Кэти и выразительно посмотрел на часы. Она улыбнулась адресованной лишь ему одному улыбкой — спасибо, мол, что был таким терпимым, — и они начали прощаться.
— Так рано, док? — Язык Ханса заметно заплетался, а его рука, кажется, нашла свое постоянное пристанище на плечах одной из дам.
Питер промолчал.
— Вы могли бы позволить Кэт задержаться подольше.
Это бестактное замечание раздосадовало Питера, и он только кивнул. Кэти же тепло распрощалась со всей компанией, и супруги направились к выходу.