Сладкий запах смерти
* * *По субботам Джерри Нолан всегда обедал в ресторане у Винни. Там он с удовольствием поедал итальянские устрицы в собственном соку с огромным количеством хлеба.
Когда я появился в ресторане и уселся за столик, за которым обычно сидел Нолан, Винни автоматически поставил передо мной порцию устриц, как только я коснулся стула. Но на мое приветствие Нолан лишь сдержанно кивнул. Я все еще был для него неразгаданной загадкой. Весь мир он делил только на «черное» и «белое». Он попросту не знал, как ему вести себя со мной.
— А ты не спешишь, — сказал я после короткой паузы.
Кусок хлеба, густо намазанный маслом, не дошел до его рта, остановившись на полдороге.
— Ты на что намекаешь? — нахмурился он.
— Да все на твою проклятую косность. Ты же всегда точно придерживался буквы закона. Но ведь закон, мой дорогой, признал меня невиновным. Я же теперь свободен и чист, как стеклышко. Поэтому имей в виду, что ко мне ты относишься не совсем справедливо. Ты же любишь постоянно повторять, чтобы люди не считали себя выше закона, а когда закон признал меня невиновным, ты сам почему-то отказываешься признать это.
Его шея покраснела, а сам он склонился над тарелкой пониже. Затем, пытаясь подавить смущенную улыбку, буркнул:
— Ну хорошо.
Больше он ничего не сказал, но я понял, что с этого момента наши отношения вновь наладились. Нолан был странным парнем, хотя и весьма прилежным полицейским со строгим кодексом чести. Преступников он ненавидел всеми фибрами души, но эта ненависть была ничто по сравнению с его ненавистью к продажным полицейским. Мой случай он перенес очень тяжело, но сейчас, когда вопрос был исчерпан, он поставил крест на этом деле.
— Мне все же удалось кое-что выяснить, — сообщил я ему.
— Что именно?
— Кое-что новенькое... В тот вечер мне, оказывается, помогала сесть в такси какая-то рыжая женщина. Я ее ненавижу. Ты меня понимаешь?
— Все это несущественно, мой дорогой. В такси-то ты ехал один, — он отправил в рот порцию пищащих устриц и продолжал:
— И за тобой никто не ехал. Я ведь сам допрашивал Риверу. Он уверен, что за его машиной никто не увязался.
— Но эта девица по сути дела навела меня на Маркуса. До этого я только трепался, что прикончу его, а она фактически отправила меня к нему.
С ангельским терпением он отложил в сторону вилку, обтер салфеткой губы и проговорил:
— Я все это отлично знаю, Реган, и не считаю себя идиотом. Я проверил все лично, все, что случилось тогда ночью. Я, правда, не давал делу ход, потому что не нашел никаких доказательств. Сам знаешь, подвыпившие люди частенько помогают сесть в такси незнакомым, которые еще пьянее их. Все, как говорится, в настроении. А водитель такси получает только свои деньги и ничего ему больше не надо. Ни один таксист не откажется посадить пьяного и высадить в том месте, которое ему указали. Особенно если заплатить вперед. И на этом его дело кончается.
— Но ведь об этом даже речи не было на суде!
— Я же тебе сказал, что в этом не нашли ничего предосудительного.
Против тебя и так было слишком много материала, а я мог бы еще больше усугубить дело.
— Ну что ж, спасибо и на этом.
— Не за что.
— И все-таки кое-что ты не углядел.
— Теперь я и сам это знаю.
— Вот как? И что же ты знаешь нового, например?
— Теперь мне стало известно, что тебе определенно подмешали какую-то гадость.
— О, я так рад, что ты наконец-то это понял! И, может быть, ты знаешь, зачем это сделали?
— Само собой. Чтобы ты прикончил Маркуса.
Я покачал головой.
— Ты отлично понимаешь, что это было бы глупо. Я был слишком пьян, чтобы как следует распорядиться оружием.
Нолан откинулся на спинку стула и вынул сигарету. Закурив, он заметил:
— Ты ведь знаешь, какие наркотики чаще всего кладут в алкоголь.
— Да, в большинстве случаев — хлоралгидрат.
— Вот именно! Это средство или одурманивает или вообще не действует.
И если оно на тебя подействовало, то, значит, ты вообще не был способен ни на что. Но, да будет тебе известно, немцы во время войны изобрели новое более эффективное средство. Чуть-чуть изменили формулу и получили удивительный результат. Когда проходило первое действие, жертва могла совершать такие поступки, которые никак не могла контролировать и потом совершенно не помнила.
Я ощутил жар в груди.
— Средство называется сентол, продолжал Джерри. — Приняв его, человек сначала на какое-то время теряет сознание, а потом приходит в себя и может активно действовать. А потом снова теряет сознание.
— В суде об этом не было ни слова, — сухо сказал я.
— Знаю. И я уже сказал, что это бы все равно ничего не доказывало.
Когда тебя нашли, я знаю точно — у тебя взяли только обычную пробу, и из-за нее тебя стали подозревать. Та доза сентола, которую тебе, возможно, дали — я подчеркиваю слово «возможно» — позволила тебе так напиться, что проба на алкоголь дала очень большой процент. Поэтому тебя посчитали пьяным в самой сильной стадии.
— Так почему тогда ты сомневаешься? И как ты вообще додумался до сентола?
— Тэд Маркер из спецлаборатории — один из ведущих специалистов по этой штуке. При первом удобном случае он исследует людей с симптомами, похожими на симптомы сентола. К сожалению, в твоем случае прошло слишком много времени, чтобы получить надежные результаты. Но тем не менее твои результаты заставили его задуматься. Выходило, что тебе могли подмешать сентол. Могли подмешать, не более того. Точнее установить не удалось.
Только теперь я понял, сколько труда было вложено в мое дело.
Получалось, что я мог быть и жертвой, и убийцей.
Джерри дал мне время переварить услышанное и заговорил снова:
— Если правильно применять сентол, то человек под его влиянием может реагировать на некоторые примитивные проявления чувств — ненависть, любовь, страх. У тебя была ненависть. Ты хотел убить Маркуса. Любой человек, если он собирается совершить такой решительный шаг, обязательно думает об ответственности. Сентол заставил тебя забыть о ней.
— Только если мне действительно подмешали этот чертов сентол.
— Ну, об этом я ничего не могу сказать.
— Теперь мне все более-менее ясно.
Нолан пожал плечами и сказал:
— Одно из двух: или Маркуса убил ты, или это сделал кто-то другой, чтобы свалить вину на тебя.
— О, ты делаешь из меня слишком важную фигуру.
Джерри на время задумался, а потом неожиданно спросил:
— А у тебя есть какие-нибудь точные сведения о Маркусе?
— Самое высокое начальство поручило мне собрать о нем материал. В курсе дела были только шестеро. У меня тогда были развязаны руки, и даже были некоторые средства на покупку нужной информации. Лео Маркус появился после облавы в Апполахине. Синдикат тогда оказался под давлением и не мог больше действовать как единая организация. Но перед тем, как распуститься, они разделились на несколько мелких организаций, чтобы работать независимо друг от друга, а потом, когда все утихнет, слиться снова. При этом Маркусу досталась отличная работенка: он заполучил золотые прииски от Нью-Йорка до Майами, а как он умеет руководить, ты и сам хорошо знаешь. Он был суровый человек, типа Аль Капоне, но по-другому. Достаточно хитрый, чтобы позволить себя обвести. По-моему, он был самый злобный и жестокий гангстер в этом синдикате. Одним словом, мне поручили сделать доброе дело. Я следил за ним, добывал разную информацию, а закон вероятности всегда оказывался на моей стороне. По пути наверх Маркус несколько раз серьезно ошибался. Но пока он понял это и успел исправить ошибки, в дело вмешался я.
— Например? — спросил Джерри.
— В одном ресторанчике, который любят автомобилисты, он как-то раз пришил одного парня. Поссорились они вроде бы из-за девчонки. Маркус по пьяному делу проломил парню череп, а девица в панике убежала. В машине с Лео был еще один тип, мелкий гангстер. Он ее догнал, припугнул чуть ли не до смерти и предупредил, что если она распустит язык, ей тоже не жить. Я нашел этого парня и скоро он понял, что Лео вряд ли оставит на этом свете, потому что он был единственным свидетелем. В общем, он раскололся. Даже больше: он передал мне дубинку, которой Лео прибил того парня. На ней еще сохранились отпечатки пальцев Маркуса, следы крови и прилипшие волосы. Он подписал показания и изъявил готовность выступить в суде, хотя это уже было лишнее. У меня в руках были вещественные доказательства. Парня посадили в местную тюрьму, а на следующий день он скоропостижно умер, дескать, от пищевого отравления. Как это могло получиться, никто не мог объяснить. Но, как я сказал, его смерть ничего не меняла.