Максим Перепелица
Видит это старший лейтенант и одними глазами смеется. Не говорит, что «коня» можно и пониже опустить, как требуется по нормам упражнения.
Первым прыгнул Степан Левада. Перед разбегом он постоял секунду, измерил взглядом расстояние, рассчитывая, чтоб правой ногой на трамплин ступить. Затем побежал… Толчок! И перелетел через «коня». Чистая работа!
Потом рядовой Ежиков вышел на исходное положение. Вижу, волнуется хлопец. «Хотя бы отделение не подвел», – кольнула меня мысль. Побежал. Я даже глаза закрыл… Слышу – хлопок руками по «коню», а затем глухой удар ногами по матрацу. Молодчина! – И позабыл я, что моя очередь наступила, – за Василия Ежикова волновался.
– Рядовой Перепелица, к снаряду! – слышу голос сержанта Реброва.
Дрогнуло от неожиданности у меня сердце. Глянул я на старшего лейтенанта Куприянова, а он положил руки за спину и смотрит в мою сторону, вроде подбадривает. Стал я на исходное, а в голове мысль: «Не оскандалиться бы». И когда поймал себя на этой мысли, почувствовал, что беда может случиться. Раз неуверенность появилась, значит имеешь, Перепелица, шансы «показать себя»… Даже трудно рассказывать.
Побежал я один раз – плохо рассчитал толчок и отказался от прыжка. Делаю второй разбег. Чудится мне, что сейчас в рамки стенной газеты буду впрыгивать. И так мне хочется туда впрыгнуть!.. Отрываю взгляд от трамплина, отталкиваюсь… А кожаная спина «коня» длинная-предлинная! Выбрасываю вперед над ней руки, но достаю недалеко. Значит, толчок о трамплин слабый. Теперь толчок руками не спасет. Так и случилось. Застрял я на самом конце «коня» да еще носом клюнул, а потом мешком плюхнулся на матрац.
Счастье, что в отделении такими неудачниками оказались только двое – я да Илья Самусь.
Старший лейтенант все же похвалил отделение, а по моему адресу коротко сказал:
– Перепелица перестарался. Бывает и такое. Значит, хладнокровия ему не хватает.
Как в точку попал. Верно же – горячился я. В перерыве товарищи разные советы стали давать.
Один Ежиков не упустил случая, чтобы опять не ущипнуть Максима. Подошел ко мне и говорит:
– Вся беда в том, что хвастун ты, Перепелица.
Так и сказал: «хвастун». Мне даже жарко стало.
– Ведь, – продолжает он, – ты думал лишь об одном: как бы отличиться перед командиром роты?
Не догадывался Василий, что я мечтал еще благодарность старшего лейтенанта заслужить. Тогда бы наверняка сегодня вечером Максим Перепелица прочитал о себе в стенной газете и ему не пришлось бы отводить в сторону глаза при встрече с товарищами из соседних взводов, как это было после выхода прошлого номера газеты.
– И не обижайся за прямоту, – говорит Ежиков, – и сам душой никогда не криви.
После физподготовки пошли мы на тактические занятия в район высоты «Круглая». Подобрались к ней с севера. И такая это симпатичная высотка – слов не найдешь! У ее подножья ручеек протекает, правда плохонький ручеек, берега его вязкие, болотистые. Зато склоны густой травой покрыты, а из травы синими фонариками фиалки выглядывают. Чуть повыше – кусты приютились. Каждая ветка на них молодой листвой покрыта. Заберись, Максим, на самую макушку такой высотки, ляг спиной на траву и смотри в небо, наслаждайся полетом Земли-планеты, забудь о всех своих неудачах.
А тут тебе голос сержанта Реброва:
– Рядовому Ежикову разведать брод ручья в створе ориентира два! Отделению быть наготове прикрыть действия Ежикова огнем.
«Ориентир два» – это высотка. На ней «противник» закрепился. Вот тебе и поэзия! Но, думаете, высотка хуже стала оттого, что ее «ориентиром» назвали? Нисколько. Хочется лишь побыстрее выковырнуть оттуда «противника» и надышаться вволю горьковатым запахом кустов. А если бы на высоте этой настоящий враг оказался, разве можно было бы терпеть, чтобы он дышал тем воздухом?
Лежу я в своем окопчике и выглядываю осторожно из-за мохнатой кочки, слежу, как Василий Ежиков уползает к спуску, ведущему к ручью. Удастся ли ему найти подходящее место для переправы? Ведь берег речки топкий. Пытаюсь рассмотреть, что делает Ежиков. Но он где-то спрятался в осоке – не заметишь.
А время идет. Ребров уже нетерпеливо на руку с часами поглядывает, хмурится. Видать, кишка тонка у Василия Ежикова. Не под силу ему задача досталась. Вот мне бы такую.
А сержант Ребров точно угадал мысли Максима и по цепи передает приказание:
– Рядовой Перепелица, на помощь Ежикову!
Меня словно подтолкнул кто сзади. Так и рванулся вперед. Ползу, вроде удираю от кого. Метров через двадцать дух захватило и соленая капля пота на губу скатилась. «Куда ты торопишься. Перепелица? – сказал я себе. – Где план твоих действий?»
Пришлось остановиться. Как раз самое удобное место, чтобы русло ручья осмотреть. Приподнимаюсь из-за кустов и вижу: речка слева вплотную подходит к высоте, затем резко вихляет от нее в сторону. Сделав полукольцо, она ровно течет меж поросших осокой и мохом берегов, а напротив меня снова загибает к высоте.
Раздумывать долго не приходится. Каждому солдату должно быть известно, что самое мелкое русло речки бывает на перекатах между двумя ее изгибами. Это немножко левее меня. Подобраться к этому месту можно ползком, держа направление на кривую березку. Раз березка растет, значит и грунт там потверже, менее заболоченный.
Теперь нужно спуститься вниз, пробраться к воде и выяснить, с какой скоростью она течет. Ясно, что с маленькой, если так обильно берега обводняет. Иначе они посуше были бы.
Однако спуститься к речке так, чтобы с высоты было незаметно, нелегко. Но что ты за солдат, если трудности одолеть не можешь? Думаю себе: раз спуск, значит весной и в дожди вода проходы где-то сделала. Так и есть. Справа заметил овражек, промытый водой. Перебрался в него и уже через полминуты был у болота. Осмотрелся. Нигде Василия Ежикова не видно. Тревожно мне стало. «Как бы он не замеченный мною не вернулся в отделение. Тогда держись, Максим, Ежиков снова все колючки на тебя направит».
Много мне беспокойства от этого Ежикова. Осадить бы его, чтобы нос поменьше задирал!
Вдруг слышу – хлюпает что-то в осоке. Быстро ползу к тому месту, разгребаю впереди себя зелень. Вижу на маленькой полянке, покрытой мохом, Василий Ежиков. Мох под ним привалился, и ноги выше колен увязли в болоте. Забросил он свой автомат за спину и барахтается, как кот в мешке, а выбраться не может. Заметил меня и говорит тихонько:
– Прорва проклятая! Ползу через эту поляну, думал, что островок, а под мохом ловушка. Пришлось на ноги приподняться, и вот…
– А ты хотел, чтобы под мохом перина пуховая оказалась? – сердито отвечаю. – Это тебе не заметки в стенгазету сочинять.
Потом спрашиваю:
– Речку-то успел разведать или дальше этой лужи не был?
– Речку разведал, – буркнул Ежиков.
Что делать? Быстро отстегиваю от своего автомата один конец ремня и бросаю его Василию. Но подняться на ноги нельзя – на высоте «противник». Да и думается мне, что там старший лейтенант Куприянов находится. Наверняка наблюдает, как отделение Реброва задачу выполняет. Вот увидел бы он этого красавца Ежикова в болоте!..
Сажусь лицом к Ежикову и, упираясь ногами в кочки, начинаю тянуть ремень, за который ухватился Василий. Тяну и чувствую, как проваливается подо мной почва. И до чего же коварное это болото! Как схватит тебя за ноги – не отобьешься.
Дела плохи. Надо менять позицию.
Вытаскиваю ноги из тины и отползаю немного в сторону. Отсюда ремень еще достает до Ежикова. Опять сажусь лицом к Василию. Новая позиция вроде удачнее. Почва хоть и гнется подо мной, как доска тонкая, но пока держит. Ежиков придумал пристегнуть конец ремня от моего автомата к своему поясному ремню, чтобы руки свои освободить. Правильно сделал.
Потянул я сколько сил было. Ежиков руками начал помогать. Еще поднатужились, и одну ногу, облепленную черным густым месивом, Василий вытащил. Но нужно же было ему затем поторопиться! Приподнялся он на руках и высвободившуюся ногу под себя подтянул, чтобы опереться на нее. И только он это сделал, как мшистая корка треснула и Ежиков по пояс окунулся в трясину.