Чародей поневоле

Они призывно махали путникам, вызывающе хихикая. Одна из них, подбоченясь, игриво покачивала бедрами. Большой Том выпучил глаза и тяжело вздохнул.
– Эх, хозяин, – взмолился он. – Неужто мы так спешим?
Род крякнул, закатил глаза к небу и покачал головой.
– Ну, мне будет крайне неприятно видеть, как они страдают от пренебрежения. Действуй, Большой Том.
Том с радостным воем пришпорил жеребца, перемахнул через канаву и понесся галопом по полю. Он спрыгнул с коня прежде, чем тот перешел на рысь, схватил в каждую руку по девушке, поднял их в воздух и закружился с ними.
Род медленно покачал головой, отсалютовал Большому Тому и его подругам и отправился искать удобный стог, где он мог бы спокойно уснуть.
– Род, – произнес тихий голос у него за ухом.
– Да, Векс?
– Твое поведение беспокоит меня, Род. Оно неестественно для здорового молодого мужчины.
– Ты не первый говоришь мне это, Векс. Но я последователен и не могу держать в сердце сразу двух девушек.
Он обнаружил другой стог сена сразу за ближайшей изгородью. Род остановился в тенечке и распряг Векса, который маскировки ради принялся щипать траву. Вновь забравшись на коня, Род спрыгнул с его спины на вершину стога и с блаженным стоном развалился на мягком душистом сене. Бодрящий запах свежескошенной травы кружил голову, возвращая Рода в детство, на поля поместья его отца в пору сенокоса. Это был настоящий Эдем, без всяких там свойственных зрелому возрасту приятных забот, которые постоянно одолевают тебя, приводя мысли в смятение. Вокруг одни только роботы.
Он наблюдал за проплывающими по небу золотистыми облаками и не заметил, как задремал.
Внезапно он проснулся и замер, гадая, что его разбудило.
Он мысленно прикинул, что же могло включить сигнал тревоги, прозвеневший в его подсознании. Поблизости кто-то был.
Его глаза распахнулись, каждый мускул тела напрягся, готовый к схватке.
Он глядел прямо в низкий вырез платья.
Собрав в кулак всю свою силу воли, Род оторвал взгляд от этого приятного пасторального зрелища и увидел два больших глаза цвета морской волны, неотрывно смотрящих на него.
В этих бездонных колодцах, окруженных длинными ресницами, таилось беспокойство.
Наконец, в поле зрения попало то, что их окружало: изогнутые брови, усыпанный веснушками курносый нос, весьма широкий рот с полными красными губами, и все это – на округлом лице, обрамленном развевающимися длинными рыжими волосами.
Пухлые алые губки были надуты, а глаза – встревожены. Род улыбнулся, зевнул и протянул:
– Доброе у-утро.
Надутые губки расплылись в робкой улыбке.
– Доброе утро, прекрасный дворянин.
Она сидела рядом с ним, опираясь на одну руку и глядя ему прямо в глаза.
– Почему вы спите здесь один, сэр, когда рядом с вами женщина, которая ждет вашего зова?
Роду показалось, что в его кровеносную систему кто-то только что влил горькую настойку – его пронзила не слишком приятная дрожь. Он натянуто улыбнулся, стараясь не обидеть девушку.
– Спасибо, малышка, но я сегодня не в форме.
Она улыбнулась, но морщинка меж ее бровей пока что не разгладилась.
– Благодарю вас за доброту, сэр, но я что-то не слишком верю вашим словам.
– Почему? – нахмурился Род. – В конце концов, может же мужчина быть не в игривом настроении?
Девушка едва слышно хихикнула.
– О, вообще-то может, милорд, но это крайне редко случается даже с крестьянином, не говоря уже о лорде.
– Я не лорд.
– Но уж, наверняка, дворянин. А значит, ты, безусловно, не должен страдать отсутствием интереса.
– Вот как? – поднял брови Род. – Почему же?
Она печально улыбнулась.
– Но, милорд, в отличие от крестьянина господину нечего бояться вынужденного брака.
Род вновь нахмурился и пристально взглянул на девушку. Он решил, что она немногим моложе его и ей где-то двадцать девять – тридцать.
А для крестьянки в подобном обществе быть в тридцать лет не замужем... Он протянул руку.
– Иди сюда, малышка.
На миг в ее глазах вспыхнул огонек надежды, но тут же погас, сменившись смирением. Она со вздохом упала на сено рядом с ним, перекатилась на бок и положила голову к нему на плечо.
Надежда, – размышлял Род, явственно ощущая упругость прижавшихся к его боку груди и бедер. – Надежду смяли и отбросили прочь... Он содрогнулся, и девушка озабоченно подняла голову.
– Замерз, милорд?
Род повернулся к ней и улыбнулся. Внезапно поднявшаяся волна нежности и благодарности комом встала у него в горле. Он крепко прижал девушку к себе и закрыл глаза, чтобы полнее ощутить прикосновение ее тела. Его голову наполнил аромат, но не розового масла или сирени, а просто солено-сладкий запах женщины.
Род вдруг с удивлением осознал, что переполнявшая его боль ушла, – боль, о существовании которой он и не подозревал, покуда она не покинула его.
Девушка прильнула к Роду, уткнувшись лицом ему в шею и стиснув в кулачках ткань его камзола.
Постепенно он вновь расслабился, разомкнув свои объятия, и замер, стараясь ни о чем не думать и лишь жадно впитывая в себя окружающий его мир. Издалека доносилось пение птиц и шепот ветра в живых изгородях и кронах деревьев. Где-то поблизости стрекотал в сене сверчок.
Она разомкнула свои объятия одновременно с ним.
Прильнувшая к нему голова и руки девушки словно налились свинцом.
Солнце слепило его даже сквозь веки. Он лежал, окунувшись в алое сияние, наблюдая мир через звуки.
Послышался шорох, и ее тело отодвинулось от него – теперь девушка села. Она, должно быть, смотрит на него, в глазах застыла боль, нижняя губа дрожит, по щеке крадется слеза.
Его захлестнула жалость к ней, а затем – гнев на себя. Не ее вина, что сейчас он мечтал лишь о покое, а не о любви. Род открыл глаза, перекатился на бок и хмуро посмотрел на нее. Но в ее глазах не было боли – только глубокая симпатия и беспокойство.
Она робко поднесла пальцы к его щеке, не касаясь кожи. Он поймал ее руку, прижал ладонь к щеке и изумился, насколько кисть девушки меньше его собственной.
Род закрыл глаза, еще крепче стиснув ее руку. Где-то вдали замычала корова, захихикал в ветвях ветер. Она сказала очень нежным, низким голосом:
– Милорд, делайте со мной все, что захотите. Я ни о чем вас больше не прошу.
Я ни о чем вас больше не прошу... Любовь, она должна ее получить, хотя бы на минуту, даже если вслед за ней тут же наступит расставание; даже если оглянувшись назад, она поймет, что это был лишь краткий миг вожделения, а не любовь. Даже если это принесет лишь боль и грусть, ей нужно дать любовь.
Он посмотрел девушке в глаза – в них блестели слезы. Род вновь сомкнул веки, и перед его мысленным взором возникло лицо Катарины, а рядом – лицо Туана. Частица его сознания словно стояла поодаль и всматривалась в эти лица, отмечая, как хорошо они выглядят вместе – прекрасная принцесса и храбрый молодой рыцарь.
Затем рядом с образом Туана появилось его собственное лицо. Сравни, – пробилась из глубины сознания мысль, сравни.
Руки Рода судорожно сжались, и он услышал, как крестьянка тихо всхлипнула от внезапной боли.
Он выпустил ее руку и посмотрел на девушку. И лицо Катарины всплыло рядом с ее лицом.
Род смотрел на них обеих. Одна хотела использовать его, другая – быть использованной им, и внезапно грудь его сдавила петля гнева – гнева на Катарину, за ее уверенность в своей всегдашней правоте и твердую решимость подчинить весь мир своей воле; и на эту крестьянскую девушку, за ее безмолвное обожание и глубокое смирение, за глубину ее теплоты и нежности.
Душившая его петля гнева сжималась все туже и туже – гнева на собственную животную сущность, и вот его пальцы впились девушке в плечи, и он опрокинул ее на сено. Она ахнула от боли, тихо плача, пока его губы терзали ее уста, давя, кусая и разрывая.
Пальцы Рода сжали челюсть девушки, мешая ей закрыть рот, а его язык с силой вонзился под ее язык. Его рука тискала тело девушки, пальцы глубоко вонзались в плоть, мучая и терзая, спускаясь все ниже и ниже.