Маг с привидениями
Алчность и похоть превозмогли страх. Некоторые облизнулись, попытались справиться со страхом, а другие, не раздумывая, прокричали:
— Да, мы хотим всего этого!
— Тогда перестаньте страшиться этих тупоголовых крестьян! — прокричал «друид», забыв о том, что почти все последователи в недалеком прошлом были пахарями. — Отбросьте страх и воодушевитесь! Настанет наш день! Древние боги воскреснут! Мы завоюем расположение принца! Он уже колеблется благодаря моим обещаниям славы и богатства. Можно считать, что он уже наполовину на нашей стороне! Он взойдет на престол, и с ним мы обретем могущество!
Остальные вытаращили глаза. «Друид» и прежде упоминал о некоем царственном покровителе, но никогда не говорил прямо, кто это. Оказывается, это был наследник престола, принц Гагерис!
— Мы обретем покровительство принца, — говорил, сверкая очами, жрец. — Мы будем под его покровительством и тогда, когда он станет королем! Тогда мы станем поклоняться нашим богам открыто, и королевские воины будут охранять нас от этих невежественных крестьян, и мы будем совершать наши богослужения в древних каменных кольцах, на глазах у всех, и никто не посмеет нам помешать!
Он встал, воздел руки вверх, обшарил глазами небо. Поднялись и его единомышленники, охваченные волнением. Многие представляли себе прекрасных обнаженных девственниц. Вскинув руки к небесам, устремив взоры к холодной, затянутой облаками луне, они вместе со жрецом негромко взмолились:
— Тутатис, явись!
* * *Через месяц после этих событий королева Алисанда сидела за столом, но не в главном зале королевского замка, а в комнате поменьше, где стены были увешаны новыми яркими гобеленами, каменный пол был устлан коврами, дубовые стол и стулья были до блеска отполированы. Супруг королевы, верховный маг Мэтью Мэнтрелл, порекомендовал Алисанде завести такое помещение для того, чтобы вести в нем переговоры с важными персонами во время обедов. Кроме того, здесь же могло собираться для совместных трапез королевское семейство. Алисанда сидела за столом вместе с мужем и его родителями, а также с весьма неприятными гостями из королевства, с которым Меровенс граничил на севере. В гости те, можно сказать, напросились, для чего сначала сами пригласили Алисанду к себе, прекрасно зная, что она не поедет, поскольку должна наблюдать за ходом встречи совета епископов страны, собранного в связи с тем, что на юге пышным цветом расцвела новая ересь. Вот и пришлось Алисанде в знак вежливости пригласить северян к себе, поскольку северяне эти были не кто-нибудь, а король и королева Бретанглии, а с ними — трое их великовозрастных сыновей, и в придачу Розамунда, невеста Гагериса, наиболее вероятного наследника.
То, что братья непрерывно переругивались и огрызались, подтверждало лишь, что яблоко от яблони падает недалеко. Похоже, предстоял один из самых неприятных королевских обедов за всю историю правления Алисанды. В этой вселенной Ла-Манш отсутствовал, и Мэт уже начинал сожалеть о том, что их почти незваные гости не пребывают на другом его берегу.
Вероятно, они придерживались того же мнения, хоть и знать не знали ни о каком проливе.
— Просто кошмарная была поездка, — пожаловалась Алисанде королева Петронилла — высокая статная дама средних лет, — невзирая на возраст, она все еще была хороша собой. В ее медных волосах не было ни сединки, хотя это объяснялось скорее качеством краски, нежели молодостью. На Петронилле было серое кружевное платье с длинными, расширяющимися книзу рукавами, и золотая диадема с бриллиантами. — Старая королевская дорога от Данлимона еще в более или менее сносном состоянии, хотя и там кое-где камни выворочены. Однако наши доблестные воины следят за тем, чтобы дорога не зарастала деревьями и травой. Но уж от Ласкаля к югу дорога заросла просто до невозможности — это уже и не дорога, а тропинка какая-то, честное слово.
Ласкаль был первым крупным городом после пересечения границы. Однако Алисанда сумела встретить эту колкость любезной улыбкой.
— Мне так жаль вас! Быть может, удобнее было бы путешествовать в паланкине, нежели в карете?
Петронилла прищурилась — видимо, пыталась решить, не намек ли это на ее почтенный возраст.
— Может быть, и так, моя милая, однако я убедилась в том, что носильщики трясут паланкин ничуть не меньше, чем добрый скакун наездника.
«Как это похоже на женщин, — подумал Мэт, — подчеркнуть, что она настолько хорошая наездница, что не станет унижать себя ездой верхом на смирной кобыле и уж тем более на мерине. Нет, нам исключительно норовистого жеребца подавай!»
Кроме того, Мэт не оставил незамеченным и обращение «моя милая» взамен положенного по этикету «ваше величество». Надо думать, это тоже было сделано намеренно.
Но Алисанда и это как бы пропустила мимо ушей. Ласково улыбаясь, она ответила:
— И все же после того, как проведешь в седле целый день, потом все тело болит. У меня по крайней мере все болит, когда я выезжаю в военный поход или объезжаю страну. Или вы иного мнения, ваша милость?
Мэт постарался спрятать улыбку. Его умница жена сумела очень изысканно парировать нарушение Петрониллой протокола. Она напомнила ей о том, что в Бретанглии она, быть может, и королева, а здесь, в Меровенсе, — всего лишь герцогиня Пиктская, а следовательно, вассалка Алисанды до мозга костей. Кроме того, в военных кампаниях, когда стране угрожала опасность, Алисанда участвовала как полноправный действующий монарх, а не как консорт. Ну и, само собой, она намекнула Петронилле на то, что и сама искушена в верховой езде.
Петронилла в ответ мило улыбнулась:
— О, конечно, конечно, моя милая. Как, должно быть, вам это трудно дается. — Затем, не в силах смириться с тем, что прозвучал намек на ее роль консорта, она обратилась к консорту Алисанды:
— А вы не скучаете, сопровождая супругу в подобных поездках, лорд маг?
— Вовсе нет, — с улыбкой отвечал Мэт. — Я обожаю путешествовать. Безусловно, я бы предпочел, чтобы большая часть наших странствий носила мирный характер, но выбирать не приходится.
— Как и вашей царственной супруге, несомненно, — с ядовитой усмешкой проговорила Петронилла и, обратившись к родителям Мэта, поинтересовалась:
— А вы, лорд и леди, не дворяне по рождению?
— В Меровенсе — нет, — ответил отец Мэта, что по сути своей было чистой правдой, и все же от его слов осталось такое впечатление, что в своей родной стране он имеет дворянский титул.
И прежде чем Петронилла сумела каким-то образом уязвить Рамона Мэнтрелла, в бой пошла Химена, его жена и мать Мэта:
— Безусловно, от любых аристократических титулов стоит отказаться и забыть о них, когда посвящаешь себя науке, ваше величество.
Рамон намек жены понял и, кивнув, проговорил:
— Да, для того, кто посвятил свою жизнь профессуре, титула «доктор» вполне достаточно.
Мэт улыбнулся, в который раз порадовавшись тому, какая прекрасная пара — его родители.
— Воистину так, — кисло отозвалась Петронилла. — Но все же, какой титул был бы у вас на родине, если бы вы не покинули широкий мир и не заперлись в стенах университета?
Химена пожала плечами и ответила, старательно подбирая слова:
— Не мне выбирать — становиться графиней или нет, но я удовольствовалась бы этим, ваше величество.
И это было чистой правдой, однако создавшееся ложное впечатление оказалось поистине совершенным. У Мэта дыхание перехватило от того, как искусно его мать подобрала слова. Вот уж неудивительно, что здесь, во вселенной, где волшебство вершилось при помощи стихов, его мать стала первоклассным магом.
— Ах да, ведь вы из Ибирии, не так ли? — не желая сдаваться, продолжила свои нападки Петронилла. — И какой же провинцией вы бы теперь там владели?
Рамон улыбнулся:
— Отец мой был родом из Ибирии, это верно, и жил в Кастилии, но я вырос в стране моей матери, далеко на западе.
Король Драстэн нахмурился. Он был высокого роста, пожилой, все еще статный и едва-едва успел оплыть жирком, обычно накапливающимся у людей после пятидесяти. Длинные, до плеч, волосы у него были цвета лесного ореха, чуть тронутые сединой. Пышная, ровно стриженная борода также была с проседью, нос — длинный и прямой, губы — пухлые, чувственные, глаза — серые, яркие, зоркие.