Если бы смерть спала
Трапезу с нами разделил Орри Кэтер. Я поднялся на второй этаж поздороваться со своей комнатой, а когда спустился, внизу уже был Орри. Мы успели обменяться дружескими колкостями еще до того, как Фриц объявил, что обед подан. На второе была косуля под креольским соусом. Косуля оказалась прекрасной, а креольский соус был одним из коньков Фрица. К тому же он обычно подавал его с треугольными ломтиками хлеба, поджаренными в анчоусном масле. А так как четыре часа назад Фриц узнал, что я обедаю дома, он, будучи осведомлен о моем отношении к ломтикам хлеба, обжаренными в анчоусном масле, превзошел себя. И снова пришлось отказаться от салата, потому что на него не осталось места.
Когда мы сидели в кабинете за кофе, Орри, которому сообщили, что я ухожу на задание, спросил, не нуждаюсь ли я в помощи, на что я ответил: надеюсь, не нуждаюсь. Увидев, что я достаю из ящика связку ключей, Орри предположил, что мне может потребоваться охрана, и я повторил: надеюсь, не потребуется. Когда же я достал из другого ящика кобуру с револьвером, Орри высказал предположение, что мне может потребоваться оруженосец, чтобы заряжать револьвер, на что я ответил, что если шести пуль окажется мало, то мне потребуется всего лишь корзина мясника, в которой меня доставят домой.
В вестибюле старого пятиэтажного здания на Сорок девятой авеню я отыскал дощечку с табличкой «ИБЕР» и нажал кнопку. Никакого ответа. Я нажимал ее пять раз с перерывами, пока не сдался окончательно. Разумеется, я не собирался ждать в вестибюле, к тому же старый менсоновский замок оказался довольно прост. Не прошло и минуты, как я уже стоял по другую сторону двери. Если порядок расположения дощечек соответствовал порядку расположения квартир, Ибер жил двумя пролетами выше. Он, вернее, его фамилия висела на косяке двери напротив лестницы, рядом с ней была кнопка. Нажав ее, я услышал внутри звонок.
Вестибюль был темный и неуютный. К тому же в нем даже не на что было присесть. С другой стороны двери могло оказаться что-нибудь полезное, о чем куда легче узнать в отсутствие хозяина. Тут я пожалел, что не взял с собой Орри, так как при наличии охраны получить эту информацию легче легкого. Но уже через три минуты я был рад, что Орри со мной не было. Именно три минуты ушло у меня на то, чтоб решиться войти в квартиру, отпереть замок, очутиться по ту сторону двери, увидеть Ибера распростертым на полу и убедиться в том, что он мертв. Вот тут я и обрадовался, что со мной не было Орри.
Он лежал лицом вниз, и я разглядел дырочку в затылке чуть ниже темени. Когда я раздвинул волосы, мне показалось, что пуля была именно тридцать восьмого калибра. Я внимательно огляделся по сторонам. Оружия нигде не было. В воздухе пахло порохом, но это еще ни о чем не говорило, ибо все окна были закрыты, и запаху просто некуда было деться.
Стоило ли мне рисковать и рыться в его домашнем хламе в поисках чего-либо интересного? Может, и стоило, но при мне не было перчаток.
Жаль, конечно, что мне пришлось вытереть дверную ручку и вокруг замочной скважины с наружной стороны, поскольку там могли оказаться интересные отпечатки, но иного выхода у меня не было. Мне и до этого не улыбалась перспектива болтаться в вестибюле, теперь же она меня просто пугала. Секунды три я прислушивался к звукам в подъезде, то же самое проделал на лестничной площадке между этажами. Мне сопутствовала удача, и я вышел из подъезда, никем не замеченный.
Решив не связываться с такси в Ист-Сайде, я прошел пешком до самой Девятой авеню и только там сел в машину. К тому же мне требовалась небольшая прогулка, чтобы в голове все стало на место. Когда я поднялся с пола после осмотра дыры в затылке Джима Ибера, мои часы показывали двадцать часов двадцать семь минут. Они показывали двадцать один час двадцать восемь минут, когда такси подвезло меня к обочине перед старым особняком на Тридцать пятой авеню.
Войдя в кабинет, я увидел Орри, который развалился с журналом в руках в желтом кресле перед огромным глобусом. Я с удовлетворением отметил, что он целиком и полностью признает то, что мой стол – это мой стол. Увидев меня, Вульф уткнулся носом в страницу лежавшей перед ним книги. Я вернулся слишком скоро, поэтому от меня не ждали ничего интересного.
Я швырнул шляпу на свой стол и плюхнулся в кресло.
– Хочу сделать некоторые наблюдения о погоде. Личные. Орри не переносит, когда говорят о погоде. Верно, Орри?
– Верно. – Он встал, закрыл журнал. – Не переношу. Если разговор зайдет о чем-то таком, что меня интересует, свистни.
Он вышел и закрыл за собой дверь.
Вульф бросил на меня недовольный взгляд.
– Что у тебя?
– Важная статистика. Позвонив несколько раз в дверь Джима и не получив никакого ответа, я вошел в его квартиру при помощи своего ключа. Он лежал на полу лицом вниз с дыркой в затылке от пули, которая могла вылететь из револьвера тридцать восьмого калибра. Труп уже остывал, но еще не совсем застыл. Я бы сказал, не для цитирования, разумеется, что он пролежал бездыханным примерно от трех до семи часов. Как нам известно, в таком деле все зависит от обстоятельств. Расследования не производил, поскольку мне не улыбалось там задерживаться. Похоже, никто не видел, как я входил и выходил. Вы же не отдавали распоряжений доставить его живым или мертвым.
Вульф поджал губы так, что их совсем не стало видно.
– Абсурд, – отчетливо произнес он.
– Что? То, что он лежит на полу в своей комнате с дыркой в черепе, вовсе не абсурд.
– Все это дело. Во-первых, тебе не надо в него лезть.
– Может, и не надо. Но вы сами толкнули меня на это.
– Я тебя никуда не толкал. Я чинил препятствия.
Я закинул ногу на ногу.
– Разумеется, мне бы следовало позвонить в участок и сообщить, где можно найти кое-что для них интересное, но я этого не сделал, решив, что вы можете иметь на это свою точку зрения.
– У меня нет никакой точки зрения, я не собираюсь ее иметь.
– В таком случае я им позвоню. Из автомата. Хоть и говорят, что пока еще невозможно установить, с какого номера был сделан вызов, тем не менее на свете случаются чудеса. Далее, что я должен буду сделать после этого: вернуться к себе, я хочу сказать, к Джареллу, и если да, как мне себя вести?
– Я же сказал тебе – у меня нет никакой точки зрения. Зачем тебе вообще туда возвращаться?
Я опустил ногу.
– Разумеется, вы можете уйти в кусты. В таком случае я появлюсь там только для того, чтобы вернуть ему его десять тысяч и передать, что мы откланиваемся. Но вы сами понимаете, что теперь все обстоит не так уж и просто. Когда полицейские установят, что Ибер служил секретарем у Джарелла и был им уволен, они заявятся со своими вопросами к нашему клиенту. Если же они узнают, что Джарелл нанял вас, а вы послали меня на место Ибера, – не ворчите, знаю, вы думаете по этому поводу иначе, но они-то все равно решат, что именно вы меня туда послали, – нам, как вы понимаете, от них достанется. Но даже если они об этом не узнают, все равно перед ними стоит проблема, а именно: вчера в конце дня из стола Джарелла был похищен револьвер тридцать восьмого калибра, нам же известно, что вчера утром там был Ибер, появление которого произвело настоящий переполох в доме. Если же, вдобавок ко всему прочему, мы узнаем, что пуля, которой он был застрелен, тоже оказалась тридцать восьмого калибра, то как мы поступим: подошьем это к делу или оставим все, как было?
Вульф хмыкнул.
– Это может оказаться простым совпадением. Если найдется револьвер мистера Джарелла и если установят, что Ибер был застрелен из него, тогда другое дело.
– Мы же тем временем не будем принимать это совпадение во внимание, не так ли?
– Просто мы не станем это разглашать.
– Значит, если я вас правильно понял, мы оставляем у себя эти десять тысяч и Джарелла в клиентах. Если выяснится, что он убийца, черт побери, у других юристов тоже имеются среди клиентов убийцы.
Зазвонил телефон. Я повернулся и взял трубку, заметив при этом, что Вульф тоже потянулся к аппарату на своем столе, что он без моего сигнала делает очень редко.