Игра в бары
Присцилла настаивала, но я оставался непреклонен и, поскольку весил значительно больше, чем она, все же победил. Спустившись по ступенькам, мы вышли из дома и свернули на восток. Потом прошли по Десятой авеню и перешли на другую сторону.
– Можете мне поверить, я не собираюсь записывать номер такси, которое вы возьмете, – сказал я ей. – Но если бы я даже и сделал это, то никогда никому бы не сказал. Тем не менее я не обещаю забыть ваше имя.
Может быть, когда-нибудь я и вспомню что-то такое, на что только вы сможете дать мне ответ. Но на тот случай, если я не увижу вас до 30 июня… счастливого вам дня рождения.
На этом мы и расстались – не так уж чтобы очень дружелюбно, но и не враждебно.
Проследив за тем, как ее такси окончательно скрылось из вида в направлении центра города, я вернулся домой, ожидая продолжительного тет-а-тет с Вульфом. Но никакой радости от этого я не ощутил. Ситуация, которая сложилась, была действительно очень пикантной, и я собирался сыграть свою роль до конца. Но я совсем не был уверен в том, что эта роль мне нравится.
Придя домой, я вдруг совершенно неожиданно обнаружил, что мне позволено лечь спать, так как к тому времени, как я вернулся, Вульф и сам уже отправился в постель. Это меня вполне устраивало.
Глава 4
Конфликт произошел на следующее утро, во вторник.
Сидя на кухне, я поглощал апельсиновый сок, лепешки, поджаренную по-джорджиански ветчину, мед, кофе и дыню. Фриц, спустившись из комнаты Вульфа, куда он относил поднос с завтраком, сказал, что я нужен патрону. Это не было отклонением от установленных правил.
Вульф в это время никогда не спускался вниз. Прежде чем подняться в девять к себе в оранжерею, он обычно посылал за мной, особенно в случаях, когда я должен был получить с утра инструкции, не подходящие для передачи по домашнему телефону.
Фриц сказал, что приказа прийти немедленно не было, поэтому я спокойно допил вторую чашку кофе, а потом уже поднялся на второй этаж в комнату Вульфа, находящуюся точно под той, в которой так и не переночевала Присцилла. Вульф уже покончил с завтраком и выбрался из постели. Теперь он стоял у окна в своей желтой пижаме, массируя пальцами голову. Я пожелал ему доброго утра, и он был настолько добр, что ответил мне тем же.
– Сколько времени? – спросил он.
В комнате было двое часов: одни стояли на ночном столике, другие – висели на стене, но я решил проигнорировать их и посмотрел на свои.
– Позвони, пожалуйста, в офис Холмера ровно в десять и соедини меня с ним, – сказал Вульф. – Ходить к нему тебе совершенно незачем, поскольку мы более осведомлены, чем он. Но прежде не мешало бы позвонить на квартиру мисс Идз и узнать, дома ли она. Или ты уже сделал это?
– Нет, сэр.
– Тогда попытайся дозвониться до нее. Если ее там нет, мы должны все подготовить, чтобы потом не терять времени. Свяжись с Солом, Фредом и Орри, пусть они будут здесь к одиннадцати, если это возможно.
Я покачал головой, с сожалением, но твердо:
– Нет, сэр, это невозможно. Ведь я уже предупреждал вас, что вы можете меня уволить. Я, конечно, не отказываюсь играть, но не стану способствовать несправедливым и недобросовестным действиям кого бы то ни было. Вы сказали ей сами, что мы забудем о ее существовании до десяти часов этого утра. Так мы и должны поступать. Я же понятия не имею, о ком или о чем вы говорите. Вы хотите, чтобы я ровно в десять поднялся наверх и узнал, нет ли у вас для меня каких-либо поручений?
– Нет, – огрызнулся он и направился в ванную.
Дойдя до двери, он остановился и рявкнул через плечо, не поворачивая головы:
– То есть да! – и исчез.
Чтобы сэкономить время Фрица, я прихватил поднос с посудой. Обычно, если не было срочной работы, я не спускался в кабинет до получения утренней почты, то есть до восьми сорока пяти – девяти часов. Так что, когда несколько раньше десяти в дверь позвонили, я был еще на кухне, обсуждая с Фрицем бейсбольные команды «Гигантов» и «Доджерсов».
Пройдя через прихожую и подойдя к входной двери, я остановился как вкопанный, увидев, кто к нам пришел. Я всего лишь воспроизвожу случившееся. Насколько мне известно, никакие электроны не сновали ни в том, ни в другом направлении, когда я впервые увидел Присциллу Идз. За короткое время нашего с ней общения я не испытывал никакой слабости или головокружения. Но факт остается фактом: два самых моих точных предчувствия связаны именно с ней. В понедельник вечером, раньше, чем Холмер произнес о своей подопечной два десятка слов, я сказал себе: «Это она, именно та, что у нас наверху в комнате». Я был твердо уверен, что так оно и есть. Увидев инспектора Кремера из Манхэттенского полицейского отделения по расследованию убийств, я сказал себе: «Она мертва», и знал, что это так и есть. Я постоял несколько секунд, прежде чем решился открыть дверь.
Я приветствовал инспектора, который в свою очередь сказал мне: «Привет, Гудвин» – и прошествовал прямо в кабинет Вульфа. Я последовал за ним и прошел к своему письменному столу, отметив, что Кремер, вместо того чтобы, как обычно, подойти к красному кожаному креслу, сел в желтое, показав тем самым, что на сей раз собирается иметь дело не с моим патроном, а со мной.
Я объяснил, что Вульф освободится не раньше, чем через два часа. Впрочем, Кремеру это и так было очень хорошо известно, поскольку он был прекрасно знаком с распорядком дня в нашем доме.
– Не могу ли я быть вам чем-либо полезен? – спросил я.
– Для начала, конечно, можешь, – проворчал он. – Этой ночью была убита девушка, и на ее багаже, как это ни странно, оказались отпечатки твоих пальцев, к тому же очень свежие. Может быть, ты мне объяснишь, как они туда попали?
Я встретился с ним взглядом.
– Нет, так дело не пойдет, – сказал я. – Мои отпечатки могут быть обнаружены на многих вещах женщин от штата Мэн до самой Калифорнии. Имя убитой женщины, ее адрес и описание багажа?
– Присцилла Идз, дом 68 по Семьдесят четвертой улице. У нее чемодан и шляпная картонка, и то и другое из светлой коричневой кожи. Итак, как же на них оказались свежие отпечатки твоих пальцев?
Инспектор Кремер, конечно, не был сэром Лоуренсом Оливье, но до этого времени мне не пришло бы и в голову назвать его уродом. Но в тот момент меня вдруг осенило, что он очень уродлив. Его большое круглое лицо в теплое время всегда было красного цвета и как бы отекало, так что глаза превращались просто в щелочки, хотя и оставались такими же быстрыми и острыми.
– Вылитый бабуин. – Я не заметил, как сказал это вслух.
– Что?
– Ничего, – отрезал я, повернулся и набрал по домашнему телефону номер оранжереи. Через секунду ответил Вульф.
– У нас здесь находится инспектор Кремер, – сказал я ему. – Он сообщил, что обнаружена убитая женщина, по имени Присцилла Идз, а на ее вещах найдены свежие отпечатки моих пальцев. Он интересуется, откуда они взялись и как все это произошло. Я когда-нибудь о ней слышал?
– Гр-рр!
– Да, сэр, я с вами совершенно согласен. Но я вот сомневаюсь… Вы не хотите спуститься?
– Нет.
– Так, может быть, мне подняться наверх?
– Нет. Ты все знаешь не хуже моего.
– Да, конечно, – вынужден был согласиться я. – Выкладывать все, что мне известно?
– Конечно. А почему бы и нет?
– Да, действительно, почему бы и нет. Она ведь теперь все равно мертва.
Я повесил трубку и повернулся к Кремеру.
Я готов согласиться с тем, что Кремер неплохо понимает Вульфа во многих отношениях, однако далеко не во всех. Например, он всегда преувеличивает аппетит Вульфа к звонкой монете, что, как я полагаю, вполне естественно. Ведь Кремер – честный фараон, взяток не берет и самое большее, на что когда-либо может рассчитывать, – это добиться вознаграждения за свой труд, составляющего значительно меньшую сумму, чем та, которую я получаю у Вульфа. А годовой доход Вульфа исчисляется шестизначной цифрой. Я допускаю, что Вульфу совершенно нет дела до моего здоровья, но он вполне способен включить в смету расходов даже доллар для меня на такси. Тем не менее у Кремера на это своя собственная точка зрения.