Иммунитет к убийству
— Конечно.
— Я так и думал. Ну вот, я подумал, что ваш супруг мог бы с большим эффектом выставлять свои драгоценности. Обладая двумя такими сокровищами, как изумруд и вы, ему следовало бы вас объединить… Лучше всего бы сделать вам из камня сережку — одну, в правое ухо, а левое пусть бы оставалось так. Я даже хотел подойти к нему и подсказать.
Она покачала головой.
— Нет. Мне так не нравится. Я люблю жемчуг. — Она снова протянула руку и ухватилась за удилище. — А теперь я поймаю рыбу.
Между нами, похоже, назревала драка, в результате которой мое «Уолтон Спешиэл» вполне могло и треснуть, но этому помешало появление одного из рыболовов. Джеймс Артур Феррис, тощий, длинный, в полном рыбацком облачении, вышел на лужайку, приблизился и заговорил:
— Доброе утро, миссис Келефи! Великолепный день, просто великолепный!
Меня опять щелкнули по носу. Но я все понял. За бильярдным столом я побил его — 100:46.
— Я хочу поймать рыбу, — сказала ему миссис Келефи, — а этот мужчина не хочет дать мне свою удочку. Я возьму вашу.
— Конечно, — залебезил он. — С огромным удовольствием. У меня насажен «голубой дан», но если вы хотите попробовать что-нибудь другое…
Я отправился в путь.
Общее направление ручья — ну, ладно, реки — было на север, но, конечно, на нем хватало и петель, и поворотов — я видел на большой настенной карте, висевшей в домике. Все три мили частных угодий были поделены на пять равных участков для сольной ловли, и на границе каждого участка стоял столбик с номером. Два участка располагались к югу от охотничьего домика, вверх по течению, а другие три — к северу, по течению вниз. В этот день, как вчера и договаривались, Спирос Паппс и посол Келефи заняли южные участки, а Феррис, Лисон и Брэгэн — северные.
Я не люблю ловить с сухой мушкой, и с мокрой я тоже не ахти какой специалист, поэтому задумка моя была начать сверху и ловить вниз по течению. Я пошел на юг по тропке, которая, если судить но карте, более-менее игнорировала все изгибы реки и шла довольно прямо. Отойдя шагов на пятьдесят от домика, я встретил Спироса Паппса, который поздоровался со мной без особого коварства или злорадства, приподнял крышку своей корзинки и показал мне семь красавиц, каждая из которых была более десяти дюймов в длину. Еще через четверть мили я встретил посла Келефи, который, хотя и опаздывал, но также остановился, чтобы похвалиться уловом. У него было восемь штук, и он обрадовался, когда я сказал ему, что Паппса он сегодня на одну обошел.
Начав с южной границы участка номер один, я за сорок минут добрался обратно до охотничьего домика. Отчет за эти сорок минут я предпочитаю представить в виде голой статистики. Количество использованных мушек — три. Поскользнулся и чуть не упал — три раза. Поскользнулся и упал, промокнув выше сапог, — один раз. Зацепы крючка в ветвях над головой — четыре. Улов: одна большая, которую я оставил себе, и пять маленьких, которых пришлось отпустить. Когда я подошел к домику, было только двенадцать тридцать, время обеда, и я обошел его кругом и нацелился на участок номер три, где в это утро ловил Феррис. Там удача повернулась ко мне лицом, и за двадцать минут я вытащил три крупных рыбины — одну больше двенадцати дюймов, а две другие лишь немногим меньше первой. Вскоре я подошел к столбику с номером четыре — началу участка помощника госсекретаря Лисона. Это было отличное место: трава здесь подступала вплотную к журчащей струе. Я снял мокрый пиджак, расстелил его на залитом солнцем камне, сам сел на камень рядом и достал свои сэндвичи и шоколад.
Но так как я обещал Вулфу вернуться к двум, а впереди было еще более мили необловленного участка, я быстренько запихнул в себя все свои припасы, сделал пару глотков прямо из реки, которая была на самом деле ручьем, надел пиджак, накинул на плечо корзинку и двинулся дальше. Следующие ярдов двести берега так заросли, что мне пришлось идти прямо по ручью, плес был здесь не из тех, где любит жировать форель, но за ним открылся двойной поворот с длинным буруном вдоль одного берега. Я встал посередине, стравил футов сорок лески, бросил мушку — «черного комара» — в начале буруна и пустил ее вниз по течению. Не прошла она и пару футов, как по ней ударил настоящий дедуля, я подсек — и он сел у меня на крючке. И пошел вверх по ручью прямо на меня, что, конечно, один из недостатков ужения вниз по течению. Я ухитрился не дать ему слабину, но, подойдя так близко, что мог бы меня укусить, он вдруг сделал крутой разворот, умотал обратно в самый бурун, потом пошел вдоль него и махнул за второй поворот. Катушка-то у меня не километровая, и я заплюхал ему вслед, не глядя, куда ставлю ноги. Сначала вода доходила до колен, потом до бедер, и снова до колен, пока я не выбежал за поворот. Дальше шел ровный порожистый участок футов тридцать в ширину, весь усеянный валунами, и я уже направился к одному из них, чтобы опереться на него — иначе против течения не устоять, — когда вдруг заметил нечто такое, что заставило меня остановиться. Если глаза меня не обманывали (а это совершенно исключено), то кто-то уже оперся о валун, лежавший у самого берега. Удерживая удилище, согнувшееся под напором дедули, я забирал все ближе к этому валуну у берега. Там был помощник госсекретаря Лисон. Ступнями и голенями он лежал на земле, колени упирались в самую кромку берега, а все остальное было в воде, течением его прижимало ко лбу валуна. Струя слегка покачивала тело вверх-вниз, так что лицо его то показывалось из воды, то исчезало.
Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы ответить на главный вопрос, но существуют иногда шансы — один на миллион, поэтому я выпрямился, чтобы немного смотать леску, и тут мой дедуля сделал первую свечку. Он вышел наверх всем корпусом, щелкнул по воде, и я не поверил собственным глазам. Рыбина куда меньше его висела на стене в охотничьем домике. Когда он так выпрыгнул, я, совершенно инстинктивно, конечно, стравил немного лески, а потом смотал ее обратно, когда он опять ушел в воду, и снова держал его внатяг, на согнувшемся от напряжения удилище.
— Черт побери, — сказал я вслух. — Вот незадача.
Я переложил удилище в левую руку, зажимая леску между большим и указательным пальцами той же руки, убедился, что под ногами у меня твердая опора, наклонился, захватил воротник пиджака Лисона правой рукой, приподнял ему голову из воды и заглянул в лицо. Этот было достаточно. Утонул он или нет, он все равно был мертв. Я попятился и, медленно двигаясь задом наперед, вышел на берег, таща его за собой, и, уже когда я отпустил тело и его плечи коснулись земли, моя форель сделала еще одну свечку.
Обычно такую рыбину нужно водить минут пятнадцать — двадцать, причем очень аккуратно. Но в данной ситуации я, естественно, испытывал некоторое нетерпение, поэтому уже минут через десять подтянул ее и такое место, где ее можно было подцепить сачком. Она была на семь дюймов длиннее корзинки, и мне пришлось ее сгибать, хотя страшно не хотелось этого делать. Я посмотрел еще раз на голову Лисона и, оттащив его чуть подальше от воды, подложил под нее носовой платок, чтобы она не лежала на голой земле. Я накрыл верхнюю половину его туловища своим пиджаком, разобрал удилище и взглянул на часы. Двадцать минут второго. Очень хорошо. Когда я дойду до охотничьего домика, от форели «Монбарри» уже ничего не останется. Вулф в любом случае взъестся на меня, но что было бы, если бы я своим сообщением о найденном трупе перебил им процесс поглощения именно этого блюда, страшно даже подумать. Я зашагал по тропинке, держа удилище в одной руке, а корзинку — в другой.
По тропинке я добрался до домика гораздо быстрее, чем вброд по реке. Когда из-за деревьев показалась лужайка, я понял, что обед уже закончился, потому что все они вышли на веранду и пили кофе — четверо мужчин и две женщины. Поднявшись по ступенькам и направляясь к двери, я уже думал, что опять получу щелчок по носу, но О. В. Брэгэн окликнул меня:
— Гудвин! Вы не видели секретаря Лисона?