Разбитая ваза

— Вы видели, как он вошел в гримерную?
— Да. — Голос Бека был сдержаннее. — Я был неподалеку, я пришел сюда после Лало. Не выдержал и ушел.
Я вошел в гримерную и снова вышел, когда он появился, я был здесь.
— Зачем вы заходили в гримерную?
— Я хотел взглянуть на футляр от скрипки.
— Зачем?
— Хотел убедиться. Мне показалось, что он играет не на своей скрипке.
Раздался ропот, люди зашевелились, и Бек с вызывающим видом окинул присутствующих.
— Я до сих пор так считаю!
— Почему? — нахмурился капитан.
— Звук! Боже мой, слух у меня есть, как вы думаете?
— Вы хотите сказать, скрипка звучала иначе? А что, у Тьюсара была какая-то особенная скрипка?
— Страдивари. И не просто Страдивари, а Страдивари-Оксмана. Этого вам достаточно?
— Не знаю. Тьюсар принес скрипку с собой, когда ушел со сцены?
— Разумеется. Я окликнул его, но он мне не ответил и даже не остановился. Не взглянув на меня, он вошел в гримерную и закрыл за собой дверь. Я хотел войти, еще раз окликнул его, но он велел мне не входить. Я решил оставить его ненадолго одного, тут пришли мисс Моубрей, мистер Кох и мистер Данхэм, а потом и остальные.
— Когда вы вошли в гримерную взглянуть на футляр, там был кто-нибудь?
Бек уставился на него:
— Был?.. Разумеется, нет!
— Пистолета в гримерной вы не заметили?
— Нет, не заметил. Но пистолет лежал в кармане его пальто — по крайней мере, в последнее время так было.
После его концерта в пользу Чехословакии, когда он стал получать письма с угрозами, он не расставался с пистолетом. Я говорил ему, что это глупо, но он не слушал меня.
— Понятно, — капитан кивнул, — значит, пистолет принадлежал ему. Вы сказали, что после Тьюсара пришла мисс Моубрей. Кто она такая?
— Аккомпаниатор Тьюсара.
— Вот мисс Моубрей, — раздался резкий голос, — и пора бы ее отпустить домой. Она не в состоянии отвечать на кучу излишних вопросов.
Красивый, темноглазый и темноволосый человек, в вечернем костюме, не менее элегантный, чем Адольф Кох, но молодой, стройный, со спортивной фигурой, держал руку на спинке стула, на котором сидела Дора Моубрей. В его тоне звучало если не высокомерие, то по крайней мере создавалось впечатление, что, будь у него время и желание, он, пожалуй, и свою бабушку стал бы учить есть с ложечки. Взоры всех присутствующих обратились к нему.
— Будьте добры, ваше имя? — осведомился капитан.
— Меня зовут Перри Данхэм. Незачем допрашивать мисс Моубрей. Она уже один раз здесь теряла сознание.
Мы видели с ней, как застрелился Ян.
— Ах, вот как?!
— Да, и это может подтвердить большинство присутствующих. Когда я пришел сюда, мисс Моубрей и мистер Кох уже были здесь, а вскоре собрались и все остальные.
Все громко удивлялись тому, что произошло с Яном. Двое или трое попытались войти в гримерную, но он крикнул, чтобы к нему не входили. Наконец, когда до конца антракта остались считанные минуты, Бек и Кох решили, что мисс Моубрей должна пойти к Яну, а я, испугавшись, как бы он не запустил в нее чем-нибудь, вошел вместе с ней.
Ян стоял перед зеркалом с пистолетом в руке. Я не растерялся и велел мисс Моубрей закрыть дверь, что она и сделала. Я заговорил с Яном и стал медленно к нему приближаться, но, когда я был от него шагах в трех, он сунул дуло в рот и нажал на спусковой крючок.
— Так, — капитан перевел дыхание, — как я уже говорил, мистер Данхэм, я уже пришел к выводу, что речь идет о самоубийстве. Никогда не слышал, чтобы человек открывал рот специально, чтобы туда ткнули дулом пистолета. Разумеется, ваш рассказ окончательно проясняет дело, но для соблюдения формальностей я хотел бы задать мисс Моубрей один вопрос. Мисс Моубрей, все произошло так, как описал мистер Данхэм?
Не поднимая головы и глаз, она кивнула.
— Простите, — настаивал капитан, — но если мы выясним все детали сейчас, вопрос будет тут же закрыт.
Вы были вместе с мистером Данхэмом, когда Тьюсар застрелился?
— Да, — прошептала она. Затем она подняла голову, встретилась глазами с капитаном и продолжила неожиданно спокойным и сильным голосом: — Мы были там.
Я стояла дальше, чем Перри, и еле сдерживалась, чтобы не закричать. Когда Ян поднял пистолет, Перри подскочил к нему, но было уже поздно, он не успел…
— Ян сделал это слишком быстро, — резко сказал Данхэм. — Или я двигался слишком медленно. Он упал, я споткнулся и тоже упал. Когда я вскочил, мисс Моубрей прижалась к двери, не понимая, что своим телом мешает открыть дверь. Я считал ненужным впускать туда целую толпу, но не знал, как поступить иначе, поэтому увел мисс Моубрей от двери, и все ввалились в гримерную.
Капитан хмыкнул, потер подбородок, медленно обвел всех взглядом и снова хмыкнул.
— Так, — сказал он, — не вижу оснований вас задерживать. Если потребуется, у нас есть ваши фамилии, но, думаю, вряд ли возникнет необходимость вас беспокоить. Как я слышал, один из полицейских позвонил сестре Тьюсара. Она приехала?
Несколько человек отрицательно покачали головами.
— Хорошо бы, — продолжал он, — чтобы кто-нибудь из числа ее друзей подождал, пока она приедет. Остальные свободны. Если только кто-нибудь не хочет сообщить мне что-нибудь еще.
Он снова окинул взглядом столпившихся вокруг него людей. Казалось, и на этот раз ответом ему станет только молчание, однако кто-то проворчал:
— Есть тут один пустячок.
Это был Адольф Кох. Он встал со стула и вышел на середину комнаты.
Глаза капитана вонзились в него.
— Да, сэр?
— Где же все-таки вторая записка?
— Вторая?
— Вы сказали, что Тьюсар оставил записку «своим друзьям, которые верили в него». Но когда после выстрела мы вошли в комнату, несмотря на страшное потрясение, я слышал, как мистер Гилл сказал: «Вот оставленная им записка», а мисс Моубрей сказала: «Их две», а мистер Гилл сказал: «Нет, только одна», а мисс Моубрей сказала: «Две, я видела, как они лежали рядом». — Кох вздохнул. — Думаю, это уже не так важно, но если бы вы поискали ее до нашего ухода…
Капитан недовольно скривился: появление этой маленькой неприятной закавыки — пропавшей записки — в совершенно очевидном случае самоубийства было абсолютно ни к чему. Более жестким, чем раньше, тоном он обратился к Доре Моубрей:
— Это верно? Вы видели две записки?
Она сокрушенно кивнула:
— Да. Кажется, я видела две записки, но, возможно, я и ошибаюсь. Я заметила их, когда Ян держал пистолет, а Перри подбирался к нему. Мне показалось, что записок было две, но, наверное, только показалось, ведь Перри говорит, что видел только одну. И какое это теперь имеет значение?
Капитан успокоился.
— Значит, вы не можете с определенностью утверждать, что видели две записки?
— Нет, нет. Должно быть, была одна…
— Вы видели одну записку, мистер Данхэм?
— Разумеется.
Молодой человек бросил неприязненный взгляд на Адольфа Коха. Но тот пренебрег им и скептически заметил девушке:
— Дора, ведь у тебя прекрасное зрение! — Кох посмотрел на капитана и продолжил: — Вполне вероятно, что записок было две и кто-то одну из них взял.
— Как ваше имя? — с раздражением спросил капитан.
— Адольф Кох. Фабрикант платья и костюмов. Любитель искусства.
— Вы настаиваете на своей версии? Вы считаете, мне следует попросить разрешения у этих господ обыскать их?
— Ни в коем случае, — невозмутимо ответил Кох. — Я и сам не разрешу обыскивать меня. Я упомянул об этом только потому, что вы спросили, нет ли у кого-либо дополнительных сведений.
— Хорошо, у вас есть еще что-нибудь?
— Нет.
— А у других?
Судя по выражению лица капитана, дополнительная информация вряд ли бы его обрадовала, но продолжение все-таки последовало. Некий баритон вежливо осведомился, нельзя ли внести предложение.
Другой голос из задних рядов пояснил:
— Это Текумсе Фокс, капитан.
— Я здесь как частное лицо, — быстро заговорил Фокс. — И хотел лишь предложить, чтобы вы, если сочтете нужным, попросили мистера Бека осмотреть скрипку, пока мы не разошлись. Ведь у него возникли сомнения в ее подлинности!