Самозванка
Похоже, его здесь хорошо знают, подумала Кэти. Она готова была залепить пощечину сладко улыбающемуся официанту, еще раз подчеркнувшему всемогущество Хавьера Кампусано. Однако официант тут же исчез и с рекордной скоростью принес заказ: апельсиновый сок, кофе и слегка поджаренные булочки.
Не сводя затуманенных глаз с его длинных сухощавых пальцев, поливавших булочки оливковым маслом, Кэти сделала глоток восхитительно холодного, только что выжатого сока и с неохотой сказала себе: все, нельзя больше прятать голову в песок, как какой-нибудь глупый страус, надеясь, что Хавьер сам исчезнет из моей жизни. Надо налаживать отношения.
Сейчас он в ярости из-за моего отказа дать положительный ответ, и надо найти какой-то способ доказать, что вся эта затея с браком просто ни к чему.
Нервно прихлебывая кофе, Кэти оглядывалась вокруг, подыскивая какую-нибудь невинную тему для начала разговора, потому что его серые глаза смотрели холодно и жестко, а черные брови были нахмурены.
Показав на золотистые шары, прятавшиеся в зеленой листве у них над головами, она начала:
— Как странно, что на апельсиновом дереве растут одновременно и цветы, и плоды. — И тут же пожалела, что вообще открыла рот, потому что Хавьер раздраженно ответил:
— Точно как женщина, которая населяет мечты любого юнца: обещание и исполнение одновременно. В отличие от дерева такая женщина — чистая фантазия, неисполнимая мечта. — Голос у него был резок, глаза — ледяные. Кэти никак не могла понять, почему столь невинное замечание вызвало такую неадекватную реакцию, и все ее надежды завязать непринужденную беседу развеялись как дым. Значит, с тем же успехом можно забыть и о достаточно трусливом желании привести его сначала в благодушное настроение, зародить желание считаться с нею. Теперь оставалось только броситься в бой с открытым забралом.
— Насчет вашего предложения… — Взгляд ее фиалковых глаз стал дерзким. — Оно неприемлемо. Я много думала об этом, — быстро добавила она, отказываясь идти на попятный даже под его яростным взглядом, быстро сменившим мелькнувшее было недоверие. — Это стало бы ужасной ошибкой для всех нас. Для вас, для меня и для Хуана.
Ну вот, я все и сказала. И теперь единственное, что остается сделать, — это каким-то образом усмирить его гордыню, заставить его согласиться с моими доводами и отказаться от угроз немедленно броситься в суд, размышляла она, ожидая его запаздывающей реакции.
Хавьер откинулся в кресле, сложил руки на коленях и абсолютно спокойным голосом спросил:
— Почему? Мне очень интересно услышать, как вы пришли к столь удивительному заключению.
Кэти почувствовала, что к горлу подступает тошнота. Он делает вид, что согласен выслушать все, что я хочу сказать, и даже обсудить это. Но ему не удастся меня одурачить, теперь-то я знаю, что он за птица! Он просто потакает мне, как потакал бы капризному ребенку, но при этом не имеет ни малейшего намерения отказаться от своего решения.
Ну что же, я не ребенок, и в том, что я ему сейчас скажу, есть смысл. И как еще много смысла! Твердо вознамерившись доказать, что так оно и есть, и надеясь, что голос ее звучит твердо, а речь — логично, Кэти заявила:
— Ваша уверенность в том, что наш брак наилучшим образом послужит интересам Хуана, не имеет под собой никакой почвы. Если он закончится разводом, для ребенка это будет тяжелейшим ударом. Его привязанности окажутся разделенными, вы должны понимать это. Для него гораздо лучше будет, если его вырастит один родитель. Я, — быстро добавила она, чтобы по этому поводу не было никаких сомнений. — Он всегда будет знать: что бы ни случилось, я буду с ним рядом, я стану в его юной жизни чем-то неизменным.
— Никакого развода не будет. — Голос у Хавьера стал чуть ли не скучающим. — Так что вопроса о разделении привязанностей просто не возникнет. — Он вытащил из кармана банкноту, чтобы оплатить счет, не сводя при этом глаз с ее лица. — Если у вас нет дополнительных аргументов, тогда я предложил бы уйти.
У нее было предостаточно аргументов. Она еще только начала аргументировать свою точку зрения и прямо заявила ему об этом, не желая подниматься со своего места. Однако Хавьер встал и угрожающе навис над ней, хмуря брови, а его крепко сжатые губы доказывали, что его терпению пришел конец.
— Меня ждут на bodega. Я опаздываю уже на полчаса, — зло сказал он, вновь возрождая в ней ненависть к себе. За этим последовали теперь уже знакомые щелчок пальцами и приказание: — Пошли! Поговорим позже.
Разгневанная, она вскочила на ноги. Блеск в его глазах не оставил ни малейшего сомнения в том, что он заметил ее бессильную ярость и это его забавляет.
Кэти так и подмывало отказаться идти с ним куда бы то ни было, вернуться домой и начать упаковывать вещи. Но это ни к чему хорошему не привело бы. И кроме того, вопреки здравому смыслу ей хотелось быть рядом с ним.
Хотя что тут такого странного? Ведь он обещал, что мы сможем поговорить после того, как он покажет мне bodega, успокоила она себя, когда узкие улочки старого квартала остались позади и они вышли на широкий проспект. Движение транспорта было здесь просто сумасшедшее, и машины с трудом продирались сквозь орды ревущих мотоциклов и мотороллеров, управляемых в основном зелеными юнцами, ни на одном из которых не было шлема.
Хавьер не оставлял ей времени для наблюдений или высказываний, он уверенно стремился вперед, не уступая дороги никому и ничему, все еще пребывая в отвратительном настроении. И привел его в такое состояние ее отказ от предложения о замужестве. А он-то, наверно, ждал слез благодарности, падения на колени и лобзания его сияющих, ручной работы туфель, раздраженно думала Кэти.
Пока она мечтала, как отомстить, Хавьер свернул на сравнительно спокойную улицу, застроенную складами.
Жара все усиливалась, так же как и чувство обиды. Кэти едва удостоила его взглядом, когда он провел ее в арку посреди длинной белой стены. Она еще не успела рассмотреть огромный двор, в котором они очутились, заметила только бросавшиеся в глаза алые цветы бугенвиллей, увивших еще одну внутреннюю стену, а Хавьер уже потянул ее за собой в новую арку, поменьше.
Кэти сразу почувствовала, что здесь намного прохладнее, а контраст между прямо-таки вибрирующим солнечным светом снаружи и полумраком внутри дезориентировал ее, и она чуть не врезалась сослепу в группу людей.
Судя по всему, они успели вовремя, чтобы присоединиться к очередной экскурсии по bodega, и Хавьер тотчас передал ее с рук на руки экскурсоводу, стремясь поскорее избавиться от обременительного груза. Понятно, почему он так ужасно торопился! — злилась Кэти. Если б он опоздал к началу экскурсии, ему пришлось бы водить меня здесь самому.
И это после всех его вкрадчивых обещаний показать мне здесь все и объяснить процесс изготовления хереса!
Ее глаза привыкли к полумраку как раз в тот момент, когда Хавьер отходил от группы туристов. Она долго смотрела ему вслед, отмечая его уверенные, крупные шаги, широкий размах плеч, и ее глаза горели негодованием. Он обещал провести с ней весь день, а когда она отказалась стать его женой, то при первой же возможности постарался избавиться от нее. Теперь она вполне отчетливо могла представить себе, на что была бы похожа семейная жизнь с ним: делай, что тебе говорят, не то хуже будет!
Но ведь я согласилась провести с ним этот день вовсе не из желания побыть в его очаровательной компании, напомнила она себе. Просто я увидела возможность высказать, что я думаю о его оскорбительном предложении и о том, как это подло — обманывать собственную мать.
Обиженная и на него, и на себя, она едва слышала, что говорит гид, хотя, судя по ее спутникам, это было что-то интересное. Если б у нее был выбор, она предпочла бы побродить здесь в одиночестве, наслаждаясь особой атмосферой, которую можно встретить еще разве только в кафедральном соборе, и пытаясь привести в порядок свои смятенные чувства.
Прохладная, полутемная тишина, запахи дерева, вина и сырости были как бальзам для ее взвинченных нервов.