Второе признание
Хозяин понял, что со мной говорить бесполезно, и повернулся к Вулфу:
— Окружной прокурор вернется от пяти до шести. Он попросил никого из нас не уезжать. Что это может значить?
— По всей видимости, — сухо объяснил Вулф, — это значит, что ему придется досаждать вам и дальше, хотя он с великой радостью этого бы не делал. Кстати, не стоит недооценивать мистера Арчера. Как любой из нас, он не лишен своих изъянов, но они не должны вводить вас в заблуждение.
— Я и не заблуждаюсь. Но какие у вас основания полагать, что это не несчастный случай, а что-то другое?
— Не знаю… впрочем, он ведь вам на что-то намекал. Может и никаких. Но, даже если он решит, что это несчастный случай, нужно выяснить, кто сидел за рулем. Ваше положение, мистер Сперлинг, положение человека богатого и заметного в обществе, имеет много преимуществ и привилегий, но и много неудобств. Мистер Арчер прекрасно понимает, что не может сделать вам поблажку, потому что сразу пойдут разговоры — это, мол, из-за вашего положения. Так что у него свои трудности.
— Да, с ним все ясно, — Сперлинг великолепно держал себя в руках, если учесть, что он при свидетелях обещал оплатить ущерб, нанесенный нашей оранжерее. — А с вами? Вы сегодня три часа подряд допрашивали мою семью, гостей и слуг. У вас, надеюсь, нет намерения выставлять свою кандидатуру на государственную должность?
— Упаси господи, — по тону Вулфа можно было подумать, что его спросили, не собирается ли он заняться баскетболом. — Вы же сами наняли меня расследовать обстоятельства смерти мистера Рони. Вот я и пытался отработать гонорар. Пока, скажу прямо, я не сильно преуспел, но в воскресенье у меня выдалась тяжелая ночка, и к тому же я не знаю, что предпримет мистер Арчер. Который час. Арчи?
— Четверть пятого.
— Значит, через час он будет здесь.
Сперлинг поднялся.
— У меня в конторе дел невпроворот, — сказал он, просто констатируя факт, и энергичной походкой вышел из комнаты.
— Человек прямо родился для короны, — заметил я.
— Да, волдырей на голове не видно, — согласился Вулф и снова углубился в книгу.
Вскоре мне надоело созерцать его большие пальцы в желтых носках, на которых намечались дырки, и, швырнув журналы на стол, я выбрался из комнаты, спустился вниз и вышел на воздух. Со стороны бассейна доносились какие-то звуки, и я направился туда. Ветер совсем утихомирился, солнце раздобрилось и не жалело тепла, и для всех тех, кто тротуарам и зданиям предпочитает зеленую траву, цветы и деревья, день был настоящим подарком.
Конни Эмерсон и Медлин плавали в бассейне. Пол Эмерсон, в хлопчатобумажной рубашке и не слишком чистых брюках, стоял на мраморной облицовке и хмуро взирал на пловчих. В кресле под зонтиком сидела Гвен, в темном, но вполне летнем платье, голова откинута назад, глаза прикрыты.
Медлин, прервав великолепный кроль, окликнула меня:
— Давайте сюда!
— Плавок нет! — отозвался я.
Гвен услышала нас, чуть развернула голову и окинула меня долгим, внимательным взглядом, ничего не сказала, приняла прежнюю позу и закрыла глаза.
— А вас освежиться не тянет? — спросил я Эмерсона.
— В субботу у меня мурашки по коже бегали, — раздраженно заявил он, будто любой здравый человек и сам мог об этом догадаться
— А как дело обстоит сейчас?
— Что? Вы насчет мурашек?
— Насчет Рони.
— А-а. Пока что он мертвый.
— Удивительно, — выдающийся комментатор одарил меня быстрым взглядом, но блики солнца на воде нравились ему больше. — Готов спорить, он восстанет из могилы. Я слышал, это была ваша машина.
— Машина мистера Вулфа, да. Так говорят полицейские.
— И тем не менее вы здесь, без охранника, без наручников. Они что, собираются дать вам медаль?
— Жду и надеюсь. Думаете, я ее заслуживаю?
Эмерсон поджал губы и тут же вернул их в прежнее положение, такая у него была привычка.
— Зависит от того, намеренно вы это сделали или случайно. Если случайно, больше чем на почетный диплом не потянете. Так как все-таки обстоит дело? Может, мне замолвить для вас словечки?
— Я не… извините, меня призывает дама.
Я наклонился, ухватил протянутую руку Медлин, поднатужился, распрямился и выдернул ее из воды на мрамор.
— Вы, оказывается, такой большой и сильный, — похвалила она. С нее струйками стекала вода. — Поздравляю!
— Вот с этим? Подумаешь, да если надо, я бы вытащил и первую толстуху мира…
— Да не с этим! С тем, что отвертелись от тюрьмы. Как вам это удалось?
Я отмахнулся:
— Просто у меня на окружного прокурора есть компромат.
— Правда? Идемте, посидите рядышком, пока я буду сохнуть, и все мне расскажете.
Она пошла к поросшему травой склону и растянулась на нем, а я устроился рядом. Плыла она, как на соревнованиях, но совсем не запыхалась, а грудь ее, прикрытая лишь в самых существенных местах, вздымалась и опускалась плавно и легко. Даже зажмурившись от солнца, она знала, куда я смотрю, потому что благодушно сказала:
— Я расширяюсь на три дюйма. Если для вас это много, я буду больше курить и сгоню излишки. Правда, что, когда машина сбила Луиса, за рулем сидели вы?
— Нет. Не виновен.
— Тогда кто же?
— Пока не знаю. Спросите меня завтра и вообще спрашивайте постоянно. Позвоните моей секретарше и договоритесь, что будете звонить постоянно и спрашивать меня. Она расширяется на четыре дюйма.
— Кто, ваша секретарша?
— Да, мадам.
— Привезите ее сюда. Мы устроим соревнования по пятиборью, победительнице достанетесь вы. Что вы мне посоветуете?
Привычка заставила ее открыть глаза, но они мигнули на солнце и тут же закрылись. Я спросил:
— В смысле подготовки к пятиборью?
— Нет конечно. Готовиться мне незачем. Я имею в виду, когда появится окружной прокурор и начнет снова задавать вопросы. Вы же знаете, что он приедет?
— Да, слышал.
— Так вот, что мне делать? Сказать ему, что у меня есть кое-какие мысли и подозрения насчет того, кто мог взять вашу машину?
— Что ж, попытка не пытка. Можем разработать эту версию вместе. Кого выберем в виновные?
— Не хочу я никого выбирать, в этом вся беда. Почему вообще кто-то должен нести наказание за случайное убийство Рони?
— Допускаю, что не должен, — я похлопал ее по круглому загорелому плотному и одновременно мягкому плечу, чтобы проверить, высохло оно или нет. — Вот же я сижу рядом с вами, мадам. Но вся штука…
— Почему вы все время называете меня «мадам»?
— Так вам скорее захочется, чтобы я называл вас как-то иначе. Обычно этот номер срабатывает. Посмотрим. Так вот, вся штука заключается в том, что окружной прокурор и Ниро Вулф жаждут узнать, кто сидел за рулем, и чем быстрее они это сделают, тем быстрее мы сможем заняться прочими делами вроде пятиборья. Вы имеете склонность к анализу, и я готов поверить, что у нас и вправду есть мысли насчет того, кто взял мою машину. И что вас на эти мысли навело?
Она выпрямилась и сказала:
— Кажется, впереди я уже высохла. — И перебралась на сухое место, снова вытянулась, на сей раз лицом вниз. Соблазн похлопать ее был куда сильнее, чем в прошлый раз, но я сдержался.
— И что же навело вас на эти мысли? — спросил я небрежно, будто это не имело никакого значения.
Ответа не последовало. Но через минуту я все-таки услышал ее приглушенный голос:
— Мне надо все как следует обдумать.
— Да, это никогда не лишнее, только времени у вас маловато. Окружной прокурор может заявиться в любую минуту. К тому же вы спрашивали моего совета, и мне будет легче его дать, если вы намекнете, что у вас на уме. Так что не стесняйтесь, выкладывайте.
Она чуть повернула голову, чтобы я попал в ее поле зрения, — ее глаза сейчас были защищены от солнца.
— Когда вам надо, — сказала она, — вы даже бываете умным. Забавно наблюдать за вами, когда вы хотите чего-то добиться. Допустим, вчера ночью я что-то видела или слышала и сейчас об этом расскажу. Через полминуты — времени-то в обрез — вам понадобится вымыть руки, и вы, только окажетесь в доме, стремглав побежите к Ниро Вулфу и все ему расскажете. Он мигом возьмется за дело, и, когда приедет окружной прокурор, ответ уже будет ждать его на тарелочке… и даже если сразу получить ответ не удастся, вес равно окажется, что на виновного вышел Вулф, а стало быть, и счет он моему отцу выставит больший… а так, к примеру, водителя найдут без его участия… Я не знаю, сколько денег истратил на меня отец за мои двадцать шесть лет, но думаю, что много. Так вот, впервые в жизни благодаря мне он может что-то сэкономить. Это ли не прекрасно? Представьте себе, что у вас есть вдовая дочь средних лет, у которой грудь расширяется на три дюйма, — вы бы одобрили мое теперешнее молчание?