Благостный четверг

– Моей вины тут нет! – принялся объяснять Брехуня. – Такое уж сейчас умонастроение. Можно это назвать американским умонастроением. Наши проклятые налоговые законы порождают новый тип психики. Я говорю не о психических расстройствах, а именно о новом психическом типе. Еще два-три поколения – и мы произведем новый человеческий вид… Теперь можно пива?
– Нет.
– Если у человека водятся деньги, и он хочет что-то купить, он уже не думает как простачок: «По карману ли мне это?» Он думает, как бы с помощью самой покупки убавить налоги. Вся нация обрекается на нечестность, потому что честность наказуема… Но в моем случае все гораздо страшнее… Дай, пожалуйста, бутылку, тогда доскажу…
– Нет уж, ты прежде доскажи.
– Не я составлял эти налоговые законы, – трясясь, сказал Брехуня. – Только отдельные индивиды способны творить, но закон не позволяет жертвовать деньги личностям. Группам, организациям – пожалуйста. Но что способны создавать группы? В лучшем случае бухгалтерские книги. Чтобы получить часть моих пожертвований, индивид должен примкнуть к какой-то группе, потерять свою индивидуальность и способность к творчеству. Не я устанавливаю законы. И я ненавижу эти законы, которые душат щедрость и превращают благотворительность в бизнес. Как ни прискорбно, я вынужден поступать, как все. Знаю, тебе нужен микроскоп, но не могу тебе его подарить! Из-за налогов микроскоп, который стоит четыре сотни, обойдется мне в тысячу двести долларов. Потому что если я подарю его какому-нибудь институту, мне снизят налоги на тысячу шестьсот. Так что видишь, сколько я на тебе потеряю… Даже если тебе за научные изыскания присудят премию, ее почти всю съест налог! Ей-богу, я не против налогов. Однако я принципиально против законов, из-за которых благотворитель не может дарить от полноты сердца, а должен все время заниматься низменной бухгалтерией!.. А теперь дай мне пива, или я… – Брехуня был весь в испарине.
– Славная речь, – сказал Док. – Извольте, ваше пиво.
– А что у нас на завтрак?
– Бог его знает. Сегодня в Королевской ночлежке маскарад, «Белоснежка и семь гномов».
– Зачем это?
– Не знаю.
– Я буду рыжим гномом, – оживился Брехуня.
– Нет, ты больше похож на остывающую звезду. Волосы у тебя вокруг лысины – как гало…
Когда с пивом было покончено, они решили, что другого завтрака им и не надо. Док отправился в лавку и принес еще шесть бутылок пива, на этот раз – в порыве щедрости – своего, «богемского».
– Вот это я понимаю – пиво! – одобрил Брехуня. – Мексиканцы – великий и благородный народ. Сколько они всего нам дали – Пирамиду Солнца, и теперь еще вот это пиво. Немногие цивилизации могут похвастаться такими достижениями… Ты что-то начинал мне вчера рассказывать про свою монографию, а потом переключился на какую-то девчонку… Может быть, ты меня с ней познакомишь?
– Да, это будет очень занятная монография. В ней проводится мысль, что между эмоциональными реакциями цефалопод и человека существует некоторый параллелизм. Я собираюсь проследить патологические изменения при этих реакциях. Ты ведь знаешь, телесные покровы у осьминогов полупрозрачные. С помощью соответствующего оборудования можно, вероятно, наблюдать процесс этих изменений… А простые организмы и явления порой дают ключ к пониманию более сложных. Считали же, например, что dementia praecox *8 – чисто психическое явление. А потом оказалось, что у него есть физические симптомы…
– Ну и что же ты не пишешь свою монографию?
– Да как-то не могу решиться. Только приступлю, сразу страх сковывает.
– А чего бояться? Не получится, так не получится. Что ты от этого теряешь?
– Да вроде ничего.
– А если получится, что это тебе даст?
– Не знаю…
Брехуня благожелательно посмотрел на Дока, потом спросил:
– Ты достаточно залил в себя пива? Не полезешь опять со мной воевать?
– Да когда я с тобой воевал?
– А вчера, забыл? Я, между прочим, до сих пор на тебя в обиде.
– Прошу прощения. Так что ты хотел сказать?
– Ты меня точно не будешь прерывать?
– Не буду.
– Хорошо. Знаешь, кого ты мне напоминаешь? Женщину. Женщину, у которой детей никогда не было, а слова, что младенцам говорят, она выучила… Чувствуется в тебе какая-то незавершенность! Такое впечатление, что ты что-то подавил в себе, чего-то тебе не хватает. Питаешься хорошо, а какого-то жизненного витамина недостает… И сыт, и голоден.
– Не представляю – чего мне может не хватать? Все у меня есть – свобода, покой, любимая работа…
– А вот есть ли у тебя… Помнится, вчера вечером на каждом слове у тебя всплывала девушка по имени Сюзи…
– Господи, да о чем ты говоришь! Ты хоть знаешь, кто такая Сюзи? Неграмотная бродяжка, проститутка. Я сходил с ней в ресторан, потому что Фауна попросила. Да, она мне показалась занятной… Ну, скажем, как новая разновидность осьминога – но не более. Сколько я тебя, знаю, Брехуня, ты всегда был дурак. А теперь ты еще и в романтики записался?
– Какая же это романтика? Твоя болезнь – это самый прозаический голод… Ты, наверное, оттого и не можешь обрести внутреннюю цельность, что никогда не отдавался целиком другому существу.
– Тьфу, какой заумный бред! – вскричал Док. – И зачем я тебя только приютил на свою голову?
– Тогда объясни, почему ты кипятишься?
– Что я тебе должен объяснить?
– Если мои слова бред, то почему ты кипятишься? Разве стал бы ты так яростно опровергать заведомую неправду?
– Знаешь, – сказал Док, – мне иногда кажется, что у тебя не все дома.
– Знаешь, – сказал Брехуня, – что я сейчас сделаю? Я куплю бутылку виски!
– Да не снится ли мне это?! – воскликнул Док.
 
28. Новый Кубла Хан, или видения во сне *9
Мало кто помнил о том, что Королевская ночлежка, где так давно живут Мак с ребятами, обязана своим именем Элену. А между тем это именно он, охваченный ликованием по поводу обретения дома, придумал вдохновенное название, в котором соединилось обыденное с романтическим; название привилось, и пошла молва о Королевской ночлежке по всему штату. Ночлежка оправдывала свое имя; она не только служила ребятам штаб-квартирой, но и бывала зачастую местом прямо-таки сказочных событий.
Само по себе здание не слишком впечатляло: тесовые стены, толевая крыша без потолка; двадцать шагов в длину, десяток в ширину; два квадратных оконца и две двери, по одной на каждую сторону. В это простое помещение Мак и ребята поставили кое-какие замечательные предметы, сам подбор которых говорил об оригинальности ума, предприимчивости и, в какой-то мере, о незадачливости. Огромная чугунная плита посередине, в превосходном состоянии и напоминавшая видом Колизей, готова была поспорить с ним в долговечности. Рядом с печкой стояли напольные часы, в которых некогда жила собака, а теперь Эдди сказал, что это будет его гроб. Над каждой кроватью был устроен полог (легче сделать полог, чем починить крышу); кровать Гая содержалась в том порядке, в каком он ее оставил, уходя на войну: лоскутное стеганое одеяло сложено вдвое, видна серая холщовая простыня. На тумбочке – ящике из-под яблок – книга Гая, «Правдивые рассказы об удивительных похождениях, в пустыне», раскрытая на шестьдесят второй странице рукой хозяина; а под ящиком, на черной бархатной тряпочке покоилось главное достояние коллекции Гая – набор шестерен от коробки передач «виллиса» выпуска 1914 года. На полочке над кроватью в красивом граненом стакане всегда стоял букетик цветов: покойник их любил (особенно цветки горчицы, сурепки и одного сорта георгин – он их ел). Никому не разрешалось ни сидеть, ни тем более спать на постели Гая. Пусть его имя в списках погибших и жена давно получила страховку, – когда-нибудь он все же вернется, думали ребята.
Так вот, в Королевской ночлежке и прежде случались праздники, однако такого грандиозного, который вот-вот должен был разразиться, не было никогда. Ночлежку заново побелили снаружи. Кровати сдвинули к стенам и убрали все стены сосновыми ветками, так что комната напоминала беседку. Плиту решили использовать в качестве бара, набив топку колотым льдом. Возле одной из дверей (не парадной) устроили небольшие подмостки: занавесом служила холстина, которой маляр закрывает мебель от краски, а ходом для актеров – дверь. Ведь, не считая самой лотереи, ожидалось еще представление… Сосновый шатер освещался китайскими фонариками; гирлянда таких же фонариков над узкоколейкой озаряла тропинку к дому… В общем, ребята постарались на славу и были собой довольны.