Благостный четверг
– Ладно, нету тетки…
Джо улыбнулся; Сюзи почувствовала себя спокойнее. Вообще-то он ей понравился, приятный мужчина, о жене беспокоится.
– Значит, бродяжничаем? – спросил Джо.
– Да нет пока, – сказала Сюзи. – У меня что, в вашем городе будут неприятности?
– Ну зачем же, – сказал Джо. – Карточка социального страхования у тебя есть?
– Потеряла.
– Жалко, – сказал Джо. – Учти, городок у нас чинный, на улице не промышляют. Есть специальное заведение, называется «Медвежий стяг»… Да, если захочешь уехать, приходи, денег на билет дам. Спросишь, как найти Джо Блейки, любой скажет.
– Спасибо, Джо. А насчет этого ты неправильно подумал. Я этими делами не занимаюсь…
– Это ты пока не занимаешься. У нас, как закрыли консервные промыслы, работу днем с огнем не найдешь. Ну, будь здорова, – Джо встал, потянулся. – Элла, я пошел. Попозже зайду кофе выпью.
Элла стирала со стойки мокрой тряпкой. Наверное, у нее кончается смена, подумала Сюзи.
– Мировой парень, – сказала Элла. – Хочешь еще кофе? Свеженького?
– Мировой, – согласилась Сюзи. – Хочу…
Элла принесла чашку.
– Ты где остановилась?
– Пока нигде.
– У меня сестра хорошие комнаты сдает. И недорого, четыре доллара в неделю. Хочешь позвоню?..
– Спасибо, – сказала Сюзи. – Я прежде по городу пройду, огляжусь. Слушай, можно я у тебя чемодан оставлю? А то тяжелый.
– Чего же нельзя. Давай за стойку поставлю.
– А что если я приду, а ты сменилась?
– Нет у меня сменщиц, сестренка, – устало сказала Элла.
Сюзи поизучала витрины на улице Альварадо, потом прошла к пристани и несколько времени разглядывала причаленные рыбацкие лодки. В тени пирса стояла стайка рыбешек; двое мальчишек удили с пальца, да все без толку… Часа в четыре Сюзи прошагала по пустынному Консервному Ряду, купила в лавке пачку «Счастливых», равнодушно скользнула взглядом по Западной биологической лаборатории и, наконец, постучалась в дом напротив. Это был «Медвежий стяг».
Фауна приняла ее в своем спальном кабинете.
– Честно говоря, – сказала Фауна, – работы сейчас почти никакой, вот разве в июне моряков подвалит. Ну что ты молчишь, рассказывай, может, разжалобишь.
– Чего рассказывать…
– Без гроша, небось?
– Угу.
– Не радуйся, меня этим не проймешь. – Фауна откинулась в кресле, прищурилась. – Одно время я в благотворительной миссии работала, так что все жалостные истории наизусть знаю. Столько я их выслушала – записать, ста томов не хватит. Между прочим, иногда рассказывают правду… Хочешь, я тебе сама про твою жизнь расскажу?
Сюзи молчала, сидела настороженно, потупившись, положив руки на колени.
– Семья бедная, вечно ссоры. В пятнадцать лет, или в шестнадцать, повстречала парня и убежала с ним – лишь бы от дома подальше. Замуж вышла, а скорее всего – нет. Не стал он на тебе жениться…
Сюзи молчала, только пальцы ее крепко сцепились; Фауна отвела взгляд.
– Еще бы, небось повела себя сразу как законная. А он испугался и улизнул. Ты что-то сказала?..
– Нет, ничего.
– Ребенок, наверное, был?..
– Умер.
– Поди, ненавидишь того парня?
– Может, хватит? – сказала Сюзи.
– Ну, хватит так хватит. Думаешь, мне самой это интересно? Слушай, что я тебе скажу. Есть женщины, которые прямо созданы для нашей профессии. Одни работы боятся, другие мужиков ненавидят. Но удовольствия никто от этого не получает. Это все равно что целый день разделывать селедку и не потерять к ней аппетит. А ты, как я погляжу, не очень-то нам подходишь. Чего не хочешь найти нормальную работу?
– Работала я, официанткой. И продавщицей в галантерее. Не вижу, чем это лучше. В кино все приглашают. Так, по-моему, лучше честно, за три доллара.
– За деньгой гонишься?
– А что, нельзя?
– Парень есть?
– Нет.
– Не любишь мужиков?
Сюзи пожала плечами.
– Эх, – вздохнула Фауна. – Твоя взяла. Чувствую, я с тобой намучаюсь!.. Но ты мне нравишься. Молодец, что не пытаешься на жалость взять, беды свои не навязываешь. На меня, если хочешь знать, это лучше всяких жалостных историй действует. Ты, часом, не фригидная?
– Чего, чего?
– Ладно… В тюрьме сидела?
– Месяц, за бродяжничество.
– Других дел за тобой не водится?
– Нет.
– Ну-ка, попробуй улыбнись. А то всех клиентов остудишь…
Сюзи послушно улыбнулась.
– Бог мой, – сказала Фауна. – Ты и улыбаешься-то не как женщина, а как сестра милосердия… Чует мое сердце, будет мне от тебя один убыток. И чего я только такая сердобольная? Работала когда-нибудь в подобном заведении?
– Нет.
– Ну, это все же лучше, чем на улице… Завтра тебя врач посмотрит.
– Можно принести чемодан?
– Что ж, неси… – Фауна раскрыла бумажник, лежащий перед ней на столе. – Значит так. Магазин Пенни работает до шести. На, купи себе платье – помоднее да подешевле. Щетку новую зубную. А как вернешься, займись, ради бога, своей головой. Если б ты смотрела за волосами, была бы совсем ничего…
– Это я после автобуса растрепанная.
– Тогда понятно, – сказала Фауна. – Ужин у нас в полседьмого. Когда ела в последний раз?
– Вчера.
– Сегодня на ужин тушеное мясо, морковь со сливками. Вишневое желе.
Уже в дверях Сюзи обернулась:
– Ко мне тут фараон цеплялся. Джо Блейки.
– Это свой парень. В случае чего и денег может одолжить…
– Да он уж предлагал, – сказала Сюзи. – А тушеное мясо я люблю.
Элла перебросила через стойку чемодан.
– Чего сияешь? Никак, работу нашла?
– Да как будто. Слушай, где тут у вас магазин Пенни?
– Повернешь вон там направо, пройдешь полтора квартала, увидишь, с желтым фасадом. Ну, пока!
На улице к Сюзи пристроился Джо Блейки, понес чемодан.
– Вот и умница, определилась, – сказал он.
– А ты откуда знаешь?
– Хозяйка твоя только что звонила. Ну, пока.
– Пока. – Сюзи взяла чемодан и вошла в магазин.
– Что желаете?
– Платье. Недорогое.
– Вот сюда, прошу вас.
– Можно вон то, томатовое?..
– О, это у нас новый оттенок, называется «Помдамур».
– Я и говорю – помидор.
– Берите, не прогадаете, очень ноская материя.
– Хорошо. Пожалуйста, двенадцатый размер.
– Туфли для ансамбля не желаете?
Сюзи подумала, глубоко передохнула…
«Эх, пропадать, так с музыкой!..»
6. Муки творчества
Док горел в огне науки, но, как птица Феникс, возрождался из пепла – для новых дерзаний. Что правда, то правда: микроскоп у него плохонький. Зато глаза зоркие, и ум, слава богу, аналитический – отметает прочь эмоции, страхи, пустые сомнения… Док глядел на осьминогов; гипотеза вырисовывалась все яснее. Он принялся колоть стеклянной иглой одного ив своих подопечных: ошалев от страха и ярости, тот бросился на сородича и умертвил его. Другого осьминога, апатичного, Док отсадил в отдельный аквариум, притомил слабым раствором ментола и тут же оживил слабым раствором горькой соли. Потом вызвал у животного ярость – краски тела вспыхнули, цвет изменился – и ввел небольшое количество сульфата кокаина – гнев переборолся сном (если, конечно, у осьминогов бывает сон в нашем понимании). Затем с помощью физраствора было произведено пробуждение… И снова то здесь, то там колол он осьминога безжалостной иглой; животное наливалось цветом, багровело, всплескивая щупальцами, и вдруг разом обмякло – скончалось. Док извлек тело из аквариума и вскрыл: не образовались ли в тканях пузырьки?
– Пока все подтверждается, – сказал он вслух. – До механизма явления с моей оптикой не добраться. Однако внешние признаки – апоплексии. Где-то должно быть и кровоизлияньице, даром что не видать… Начнем статью с наблюдения…
У Дока заранее были запасены блокноты и две дюжины простых карандашей. Все это лежало на письменном столе. Остро очиненные карандаши, выложенные в шеренгу, похожи были на солдат в желтых мундирах – сейчас бросятся в бой. Док раскрыл блокнот и вывел на первой странице печатно: «Наблюдения и размышления». Грифель хрупнул. Док взял другой карандаш и обвел буквы «Н» и «а»; букву «р» переправил на заглавную, пририсовал к ней снизу рыбий хвост. Зачесалась лодыжка. Спустил носок, почесал. От этого зачесалось в ухе. «Знать, кто-то обо мне говорит», – подумал он; посмотрел на стопку желтых блокнотов. А кормил ли он сегодня крыс? За мыслями забыть недолго. Нет, конечно.