Zeitgeist

– Возьми и заткнись.
Хохлов уставился на деньги.
– Новые американские сотенные? Те, что еще не научились подделывать?
– Они самые.
– Тогда давай. – И Хохлов спрятал подношение.
– А мне? – сунулся Виктор.
– Позже, парень.
Звук, издаваемый тягачом, внезапно изменился: вместо мучительного скрежета берег огласился пронзительным визгом. Экипаж машины пытался перекричать его на гортанном турецком. От их усилий пришпорить двигатель все вокруг заволокло синим дымом. У воды скопилась оживленная толпа с фонарями и рыбачьими баграми.
– Вот и наш мешочек, – прокомментировал Старлиц.
– Виктор! – окликнул Хохлов племянника. – Не суйся раньше времени! Берегись турок, у них бывают при себе длинные острые кинжалы.
– Посмотри, какая красота! – Виктору не терпелось присоединиться к волнующейся толпе. – Замечательная ночь! Ты только взгляни на эти звезды!
– Вокруг нас мусульмане. Лучше гляди в оба!
Виктор посмотрел на Старлица с извиняющейся наркотической улыбкой.
– Мой дядя такой старомодный! Он патриот.
– Лично я в этом деле новичок, – сказал Старлиц, не отвлекаясь на эмоции. – Как в такой толчее забрать свой товар?
– Тебя удивит, как четко тут все организовано, – сказал Хохлов. – Перед тобой завершение подводного этапа героиновой сети. Торговцы героином имеют теперь свои собственные автобусные линии, компании грузовых перевозок... В Азербайджане, Таджикистане, Туркмении на наркотиках выросла новая мафия. От старых границ ничего не осталось. Торговцы героином очень шустрые, это совершенно свободный рынок. У них есть даже почтовые индексы.
Мужчины вошли в полосу прибоя и, дружно ухая от напряжения, медленно вытянули на пляж огромный баллон. В неверном свете переносных фонарей этот спущенный пузырь больше всего походил на чудовищный использованный презерватив.
Старлиц и двое его компаньонов подошли ближе, чтобы лучше видеть происходящее. Внутри огромного пузыря виднелся водонепроницаемый пластиковый мешок, похожий на кисту, выросшую изнутри на шкуре этого прозрачного выпотрошенного кита. Появились контрабандисты с автоматическим оружием, которым надлежало обеспечить порядок при дележке. С ними был человек с видеокамерой.
– Это еще зачем?! – прошипел Старлиц, вздрогнув, как от укуса. – Мне это не нравится.
–Лучше стой спокойно и не мешай героиновым почтальонам, – посоветовал ему Хохлов. – Камера наблюдения помогает бизнесу. Она действует на людей успокаивающе.
С этими словами Хохлов задрал футболку. Под его торчащими ребрами обнаружился широкий марлевый пояс. Запустив в него один палец, Хохлов извлек наружу картонный пропуск.
– Держи, парень.
Виктор тупо посмотрел на пропуск. Под действием «экстази» он пришел в состояние, когда великолепное самочувствие сочетается с полной утратой инициативы.
– Смотри не вырони! – прикрикнул на него Хохлов. – И пакет не потеряй! Дуй туда. Осторожно мне!
Виктор послушно побежал к морю.
– Лучше, когда он под кайфом, – сказал Хохлов с нескрываемым отчаянием. – Так он хотя бы счастливый. А когда у него депрессия... В общем, лучше тебе не видеть Виктора в депрессии. Тогда он превращается в поэта.
– Дети... – отозвался Старлиц, горестно накрывший ладонями голову.
Представители синдиката контрабандистов уже вскрыли пузырь и тащили вынутый из него груз в яркий квадрат света, посылаемого множеством ручных фонарей. Старлиц чувствовал, как тяжел зловещий порошок в мешке: каждая его крупица обладала собственной дьявольской гравитацией. То был самый лакомый товар на свете, бездымный порох, способный взорвать весь мир, материализовавшееся зло максимальной концентрации и плотности. Реальность внезапно покрылась новым слоем лака – холодным синим мерцанием наркотической тошноты. Мешок был подобен ковчегу, обиталищу божества боли и страха, покорившего мир потребления при помощи нагретой докрасна ложечки – проклятья века, всех его правительств и советов. Это божество вырывалось наружу в виде миллиона грязных доз, впрыскиваемых в туалетах и превращающих людей в насекомых, в безмозглые растения, в отребье, стоящее на карачках на стартовом рубеже нового века...
Хохлов покосился на Старлица со смешанным выражением удивления и сочувствия.
– Тебе тоже небезразличны дети, Леха? Верно, у тебя ведь есть дочь. – Хохлов пытался установить с партнером хоть какой-то душевный контакт. – Как она? Расскажи мне о ней.
– Понятия не имею, – пробормотал Старлиц, с трудом поднимая раскалывающуюся голову. – В последнее время я почти не имею вестей от Мамаши Номер Один и Мамаши Номер Два. Черт их разберет, что творится на их лесбийском континенте нового века.
– Сочувствую. – Хохлов тяжело вздохнул. – Представляю, каково тебе. Неприятная штука – жизнь.
– Все равно от неприятностей никуда не денешься, ас. От них избавлены только люди, живущие вне времени. Но жизнь можно сделать легче. – Старлиц собрался с силами и выпрямился. – Я уже обеспечил поступление дохода и заручился поддержкой на самых верхних этажах турецкого правительства! У меня ушло на это три года, но дело того стоило: такой отлаженной схемы у меня еще не бывало. Теперь, дружище, я зажил на широкую ногу. Я так богат, что почти готов легализоваться.
– Ты говоришь, что разбогател, Леха? – удивленно переспросил Хохлов.
– Представь себе! На меня вкалывает штатный бухгалтер и еще три десятка служащих.
Поредевшие брови Хохлова взлетели на обожженный лоб.
– До чего интересные новости! Этого я от тебя не ожидал.
– Я тебе все растолкую. Наконец-то я смекнул, что к чему. Раньше мы все делали неправильно. Занимаясь подпольной интригой и сильно рискуя, большого коммерческого успеха не достигнешь.
– Неужели?
– Уж поверь мне. А в шпионские дела лучше вообще не соваться. Это все для молокососов и неудачников. Ни к чему поражать умы, казаться загадочным или героем с первых страниц газет. Вместо этого надо сделать так, чтобы люди чего-то захотели, и дать им то, что они хотят. Вот и весь секрет, дружище. Секрет успеха.
– Что ты несешь?
– Все крайне просто, ас. Создавай спрос и удовлетворяй его. Люди сами станут возить тебе деньги самосвалами, гордые и счастливые. За это они тебя крепко полюбят. Им захочется, чтобы у тебя была машина, дом, женщина, чтобы ты вошел в городской совет, был избран конгрессменом. Они станут пудрить тебе задницу и без стеснения ее целовать. Все поразительно просто!
– И ты добился большого коммерческого успеха?
– Именно так, ас. Я делаю хиты.
– Я не доверяю туркам, – задумчиво проговорил Хохлов. – Не люблю мусульман, никогда не любил и никогда не полюблю.
Старлиц согласно покивал.
– Я тоже никому не доверяю. Потому и хочу предложить тебе, Пулат Романович, работенку. Недоверие – твой конек, ас истребительной авиации.
– В охране, что ли? – поморщился Хохлов. – Что ты, Леха, физический труд уже не по мне. У меня же одно легкое!
– У дока Холидея тоже было одно. Тут главное не мышцы, а нервы.
– Кто этот доктор Холидей? Известный онколог?
Старлиц покачал головой.
– Слушай, я знаю, что ты уже не тот летчик, который летал из Кабула с грузом гашиша для номенклатуры. Но речь больше не идет о полетах на сверхзвуковой скорости. Все просто до смешного. Есть семь девчонок – певичек и танцовщиц. Мне нужен сообразительный сотрудник, который прикрывал бы меня, когда я буду раскручивать турок на наличные. С них причитается, и немало. Я хочу, чтобы они платили и не злились.
Хохлов обдумал услышанное.
– Большие бабки, говоришь?
– Немалые. И не облагаемые налогом. У тебя будет двоякая задача, ас. Первая – полагаться на свой инстинкт, вторая – иметь такой вид, словно ты готов всех вокруг поубивать. В твоем инстинкте я уверен. И убить кое-кого ты не прочь, так что все в ажуре.
Возвратился Виктор с большой коробкой из белого картона, плотно упакованной в непромокаемый целлофан. На коробке красовался штрих-код и почтовый адрес на кириллице, по-турецки и по-арабски.