Старые письма
– А я и так счастлива, – простодушно призналась Анна.
Она была счастлива и тогда, когда жила в балетной школе и занималась танцами. Ей некогда было скучать и воображать себя несчастной, ведь все ее время поглощали бесконечные репетиции, а все чувства – дело, которому она преданно служила, и ей не требовалось иной привязанности и страсти. Она посмотрела на Николая и увидела, что у него в глазах стоят слезы – точно так же, как раньше этим вечером, когда она вышла к нему в новом платье. Тогда Анна решила, что просто обманулась, но теперь сумела разглядеть его слезы совершенно ясно.
– Тебе грустно, Николай? – Ее сердце было полно сожаления. Жизнь обошлась с ним слишком сурово. И хотя она сама предпочла этого не замечать, в глубине души таилась боль за доброго, чудесного человека, лишенного возможности быть счастливым и прикованного навеки к нелюбимой супруге.
– Совсем чуть-чуть… но все равно мне очень хорошо с тобою.
– Ты заслуживаешь большего, – прошептала Анна. Николай ожидал от нее такой малости – всего лишь толики сочувствия, и она делилась им от всего сердца. Собственные поступки показались ей вдруг жестокими и несправедливыми. Преследуя личные цели, она наложила на Николая обет молчания. Ненужные признания больше не омрачали ее спокойствия, однако Николаю пришлось перешагнуть через свои чувства. – Ты заслужил большее счастье за свои добрые дела. Ты помог стольким людям… и ты помог мне, – мягко добавила Анна.
– Для меня это ничего не стоило. Я готов дать тебе все, что пожелаешь. Жизнь подчас бывает чересчур суровой, верно? Ты находишь наконец то, чего всегда желал… и понимаешь, что слишком поздно.
– Может быть, еще нет, – выдохнула она, не в силах побороть влечение к этому мужчине. Такое чувство Анне довелось испытать всего однажды – когда Николай ее поцеловал.
Он не посмел уточнить, что именно крылось за ее словами, и лишь посмотрел ей в лицо. В ответ он получил взор, сиявший столь искренней и чистой любовью, что трудно было устоять перед искушением.
– Но я не хочу причинять тебе боль… или разочарование… я слишком тебя люблю, – пробормотал он, из последних сил пытаясь держаться на расстоянии – ради ее же блага.
– Николай, я люблю тебя, – просто промолвила она.
На сей раз не было места никаким сомнениям и страхам. Николай обнял Анну и поцеловал так, как они оба мечтали. Сегодняшний поцелуй уже не был неожиданностью, он никого не мог ошеломить или напугать – это было именно то, чего хотели оба.
Они еще долго сидели и целовались у огня, и Николай не выпускал ее из объятий, пока дрова не прогорели до конца и Анна не задрожала от холода и нетерпения. Ибо теперь она понимала, что принадлежит Николаю, и только ему.
– Идем… ты простудишься здесь, любимая. Я уложу тебя в постель и уеду, – прошептал Николай в последних отблесках огня и повел ее в спальню. – Хочешь, я помогу тебе раздеться?
Было и так ясно, что Анне не справиться без посторонней помощи со всеми застежками, и она кивнула с несмелой улыбкой. В противном случае ей пришлось бы ложиться в платье, пока не придет горничная.
Она стояла по-детски покорно, а Николай снимал через голову ее платье, обнажая трогательно хрупкую, воздушную фигурку девушки, обратившей на него взор огромных очей, полных наивного доверия и любви. Не зная, что положено в таких случаях говорить и с чего следует начинать, она несмело шепнула:
– Тебе уже слишком поздно ехать домой. Она впервые в жизни говорила об этом с мужчиной и все еще не до конца представляла, чего хочет сама. Зато одного она не могла представить точно – возможности расстаться с Николаем сейчас.
– Что ты хочешь этим сказать? – шепотом спросил он, вздрагивая то ли от предутреннего холода, то ли от неясной тревоги.
– Останься со мной. Мы не должны больше поступаться своими желаниями. – Анна всеми фибрами души чувствовала, что именно здесь было его место, впрочем, и сам Николай это прекрасно понимал.
– Ох, Анна, – вырвалось у него. Похоже, сейчас кончалась его прежняя жизнь и начиналась иная, совсем другая. Для обоих эта минута была чрезвычайно важной из-за необходимости принять решение и поверить или нет в предстоящее счастье. – Больше всего на свете я желаю быть с тобой. – Да, именно этого он желал с самой первой встречи и возжелал еще сильнее с тех пор, как она оказалась тут. Только теперь ему стал ясен смысл собственных поступков и то, ради чего он так хлопотал о ее переезде в этот домик в Царском Селе.
Они раздевались аккуратно, не спеша, и вскоре уже лежали в ее просторной кровати, тепло укутавшись одеялом. В темноте Анна вдруг посмотрела на него и прыснула со смеху.
– Над чем ты хихикаешь, глупышка? – по-прежнему шепотом спросил Николай, как будто опасаясь, что кто-то их услышит. Но в доме в этот час не могло быть посторонних. Они были вдвоем, наедине друг с другом и со своей сокровенной тайной и любовью.
– Просто это кажется так смешно… То я боялась своих чувств к тебе… и боялась узнать о твоих чувствах ко мне… И вот пожалуйста – мы ведем себя как противные непослушные дети!..
– Мы вовсе не противные дети, любовь моя… мы счастливые дети… Кто знает, может быть, мы наконец-то поступаем правильно… может, так нам написано на роду? Ты была моей судьбой, а я – твоей. Анна, ни одну женщину в мире я не любил так, как люблю тебя!
Он стал целовать ее с нежностью и страстью, и разбудил в ней ответную страсть, и стал учить тому, о чем она прежде не думала и не мечтала и даже не ожидала от него получить. Но оказалось, что все это было рядом, стоило лишь решиться и протянуть руку: и любовь, и ласка, и счастье отдавать и получать ответные дары. А когда она наконец уснула у него на груди, он еще долго лежал со счастливой улыбкой и благодарил Небеса за щедрость, за то, что пересеклись их пути.
– Доброй ночи, любовь моя! – нежно шепнул он и вскоре заснул, не размыкая объятий.
Глава 5
Связавшая их тайна ширилась с каждым днем, подобно полю, усыпанному дикими цветами посреди лета. Как и прежде, Николай навещал Анну каждый день, только теперь засиживался гораздо дольше, оставляя лишь минимум времени для своих обязанностей во дворце. А вечером, когда в его врачебных услугах больше не нуждались, он возвращался в заветный домик и ночевал у нее. Жене он сказал, что отныне ему придется оставаться с Алексеем и по ночам. Это не вызвало у нее ни интереса, ни возражений.
Анна жила словно во сне. Он учил ее искусству любви, и с каждым днем она привязывалась к нему все сильнее, укрепляя единение души и тела. Они прекрасно понимали друг друга и не имели друг от друга никаких тайн. Они делились мечтами, надеждами и даже давними детскими страхами. Но единственным настоящим страхом была для них угроза однажды потерять друг друга. Оба не смели задумываться над тем, что случится, когда Анна покинет Царское Село. Потому что понимали: роковой день неотвратимо приближается. И рано или поздно им придется взглянуть в глаза правде и подумать о будущем. Но Николай до сих пор не решился на откровенный разговор с женой.
По молчаливому уговору любовники просто старались насладиться краткими минутами безоблачного счастья, пока еще не омраченного вторжением жестокой действительности. Они и сами не заметили, как быстро миновали и февраль, и март.
Анна прожила в Царском Селе уже целых три месяца и теперь не могла говорить о возвращении без грусти. Она не представляла, как снова будет привыкать к жизни в балетной школе. Даже мадам Маркова забеспокоилась и все чаще спрашивала, когда она намерена возобновить тренировки и репетиции. Ведь на восстановление утраченной из-за болезни формы придется потратить не один месяц. Те немногие упражнения, что она проделывала сейчас, не шли ни в какое сравнение с постоянными нагрузками, ожидавшими Анну в школе. Чтобы снова привыкнуть к ним, ей предстояло пролить немало пота. И наконец с чувством обреченности она твердо пообещала вернуться в Санкт-Петербург не позднее конца апреля. Мысль о разлуке с Николаем казалась ей попросту невыносимой.