Старые письма

Благодаря врожденной грации с годами в Анне развилось удивительное изящество. Она обладала великолепными манерами и тактом, хотя от природы была жизнерадостной и смешливой, всегда готовой оценить хорошую шутку. Ничего удивительного, что цесаревич не чаял в ней души. Это был очень чуткий и нежный мальчик, чью жизнь с колыбели омрачал тяжелый недуг. Однако Анна сумела отвлечься от его уязвимости и найти в отношениях с ним столь верную, шутливо-дружелюбную ноту, что он забывал о своей болезни и был рад бывать в ее обществе. С присущей ему недетской рассудительностью мальчик с восторгом отзывался о ее таланте. Наверное, она казалась ему не просто танцовщицей, но живым воплощением природной силы и здоровья.
Анна уступила его горячим просьбам и пообещала, что как-нибудь позволит Алексею прийти на занятия в их класс, если, конечно, им разрешит мадам Маркова. Но в глубине души она с трудом представляла, что мадам Марковой хватит дерзости препятствовать визиту. в ее училище столь важной персоны, если цесаревич будет достаточно здоров и добьется позволения своих врачей. С гемофилией не шутят, и возле наследника постоянно дежурил один из лейб-медиков – во избежание любых случайных осложнений. Анна очень жалела августейшего больного – он выглядел таким хрупким и уязвимым и в то же время обладал таким обаянием и душевным теплом, что не мог оставить ее равнодушной. Это искреннее сочувствие не укрылось от самой государыни – она была тронута до глубины души.
Результатом этого явилось полученное мадам Марковой высочайшее приглашение приехать на неделю в Крым и вместе с Анной погостить в Ливадии – летней резиденции царской семьи. Столь великой чести удостаивался далеко не каждый, и Анна отлично это понимала, но отнюдь не сразу решилась принять приглашение. Сама мысль о том, что на целых семь дней ей придется оставить привычные тренировки и репетиции, казалась кощунственной. Она слишком добросовестно относилась к своим обязанностям и не желала даже малейших поблажек. Она вела замкнутую, едва ли не монашескую жизнь, полную упорного труда и самопожертвования и требовавшую абсолютной отдачи. Все свои силы, все стремления и мечты она принесла на алтарь дарованного ей таланта, и только такая самоотдача позволила ей стать тем, чем она стала, и намного превзойти даже самые несбыточные надежды, возлагавшиеся на нее строгой наставницей. Теперь мадам Марковой потребовался почти месяц, чтобы уговорить свою усердную ученицу. Наконец ей удалось убедить Анну, что пренебрегать монаршими милостями глупо и даже опасно – вряд ли государыне понравится такая дерзость.
Итак, в первый раз с того дня, как в семь лет Анна переступила порог балетной школы, у нее выдалась целая неделя каникул. Ей не надо было заниматься танцами, в пять часов ее не ждала ежеутренняя разминка, тренировка в шесть и репетиция в одиннадцать. Ей не надо было по четырнадцать часов в день насиловать свое тело, выжимая из него все возможное и невозможное. Наступил июль, в Ливадии стояла чудесная погода, и впервые в жизни она могла позволить себе просто играть и развлекаться – и даже вошла во вкус, хотя постоянно старалась себя одергивать.
В глазах мадам Марковой она вела себя как маленькая девочка. Она купалась вместе с царскими дочерьми, охотно участвовала в их забавах, брызгалась водой и хохотала до упаду, и при этом всегда обращалась с Алексеем с неизменной заботой и тактом. Она так по-матерински относилась к нему, что не могла не тронуть сердце его родной матери. А он вместе с сестрами несказанно удивился, когда узнал, что Анна не умеет плавать. Несмотря на непрерывные и подчас суровые тренировки, развивавшие и укреплявшие молодое здоровое тело, ей так и не хватило времени обучаться чему-то, помимо танцев.
Это случилось на пятый день – Алексею снова стало хуже. Он неловко выскочил из-за обеденного стола, сильно ушиб колено и оказался прикован к постели как минимум на ближайшие два дня. Анна не отходила от него, развлекая сказками, услышанными еще в детстве от отца и братьев, или бесконечными историями про балет, про царившую в классах суровую дисциплину и про других танцовщиц из их школы. Алексей с удовольствием слушал Анну почти целый день, пока сам не заметил, как заснул, все еще крепко сжимая ее руку. Девушка осторожно освободилась и на цыпочках вернулась к остальным. Сердце ее болезненно сжималось от жалости к наследнику. Жестокий недуг наложил на юное безвинное существо невероятно тяжкие оковы. Алексей совершенно не походил ни на ее родных братьев, ни на сильных, ловких юношей, занимавшихся вместе с нею в балетной школе.
Цесаревич еще не совсем оправился, хотя чувствовал себя намного лучше, когда в середине июля мадам Маркова и ее подопечная откланялись и были препровождены на специальный царский поезд, в котором собирались доехать до Санкт-Петербурга. Чудесные каникулы у моря показались Анне самым прекрасным временем в ее жизни, и она верила, что никогда не забудет эту знаменательную неделю. Она запомнит на всю жизнь, как по-дружески играла и резвилась с царскими детьми, как отдыхала тихими спокойными вечерами и как Алексей пытался научить ее плавать, не сходя со своего кресла, нарочно поставленного на краю причала.
– Да нет же, не так… Ну что за глупая девчонка!.. Нужно делать руками вот так! – И он старательно показывал, как именно, пока Анна пыталась повторить его движения.
Потом она начинала дурачиться, делала вид, что вот-вот утонет, и оба хохотали до упаду.
Она уже вернулась к занятиям в школе, когда Алексей прислал ей коротенькую записку, в которой говорилось, что он соскучился. Он был явно неравнодушен к Анне, и это казалось тем более поразительным, что ему исполнилось всего девять лет. Его мать даже сдержанно поделилась своим удивлением с друзьями. Алексей впервые влюбился в танцовщицу – между прочим, настоящую красавицу. Никто и не пытался отрицать, что она очень милая девушка.
После чудесных каникул в Ливадии минуло всего лишь две недели, как прогремел роковой выстрел в Сараево и весь мир оказался втянут в жуткую кровавую бойню. Российской империи недолго суждено было оставаться в стороне – первого августа Германия объявила ей войну. Тогда еще никто не верил, что война может затянуться надолго. В конце августа немцев разбили под Танненбергом, и все возликовали, полагая, что победа уже не за горами. Однако вскоре ситуация изменилась отнюдь не в пользу России.
Несмотря на войну, Анна в тот год по-прежнему танцевала в «Жизели», «Коппелии» и «Баядерке». Ее мастерство достигло своей высшей точки, а талант и понимание музыки продолжали развиваться, несказанно радуя мадам Маркову. Каждое ее представление проходило с большим успехом, его можно было считать образцом, шедевром балетного искусства. Именно эту ослепительно сиявшую танцевальную звезду опытная наставница сумела когда-то рассмотреть в маленькой испуганной девочке. Но даже мадам Маркову поражала самоотверженная целеустремленность этого юного существа. Анна ни за что не позволяла себе отвлекаться. Она была равнодушна к мужчинам – да и вообще ко всему остальному миру, не имевшему отношения к балету. Вся ее жизнь, от первого до последнего вздоха, со всеми стремлениями и помыслами, была посвящена исключительно танцу. И из нее выросла непревзойденная танцовщица, с которой не могли сравниться многие из ее подруг, вызывавших в мадам Марковой неизменное презрение. Ибо эти ветреные девицы подчас слишком легко отвлекались на всяческую суету или начинали флиртовать с мужчинами и забивать себе голову какой-нибудь романтической чушью. Такие особы были безвозвратно потеряны для балета, несмотря на недюжинный талант и бесконечные занятия в танцклассе. В отличие от них для Анны балет стал ее плотью и кровью, единственным смыслом жизни, дающим силы и желание двигаться дальше. Танец стал сутью ее души. Только о нем она думала, только ради него жила. И в танце ей не было равных.
В тот год Анна превзошла себя, танцуя на рождественском балу. Ее отец и братья были на фронте, но на спектакле присутствовала царская семья. Все они восхищались ее искусством, и в антракте юную танцовщицу даже пригласили в царскую ложу. Анна прежде всего поинтересовалась, как здоровье Алексея, и попросила государыню передать ему самую красивую розу из преподнесенного ей роскошного букета. Когда балерина вернулась на сцену, мадам Маркова с тревогой отметила в ней признаки необычной усталости. Действительно, вечер выдался не из легких, спектакль кончился очень поздно, и Анна вынуждена была признать, что буквально падает с ног.