Алмазный век, или Букварь для благородных девиц

– Спасибо.
– И что ты собираешься делать теперь, когда во всем разобралась? Еще несколько лет учебы, чуточку светского лоску, и ты сможешь принять присягу.
– Я, конечно, знаю, что в Атлантической филе меня ждут самые благоприятные перспективы, – сказала Нелл, – но не думаю, что пойду прямой и узкой дорогой. Я попытаю счастья в Китае.
– Ну-ну, – сказал констебль, – остерегайся кулаков. – Его взгляд скользнул по грязной, искореженной броне и остановился на дрейфующем шлеме. – Они идут.
Лучшие исследователи, вроде Бертона  36, стараются раствориться среди местных. Нелл остановилась у общественного МС, стянула длинное платье и собрала новую одежду – темно-синий облегающий комбинезон с пульсирующей оранжевой надписью "НЕ КАНТОВАТЬ". Возле набережной она махнула старый наряд на пару мотороликов и направилась прямиком к дамбе. Несколько миль вверх, и у ее ног открылась Пудунская экономическая зона и Шанхай. Коньки разогнались, пришлось немного сбавить их мощность. Водораздел остался позади. Нелл была одна в Китае.
 
Семья Хаквортов снова в сборе; Хакворт отправляется, куда глаза глядят; негаданная попутчица
Атлантиду Сиэтлскую выкроили под обрез; в узких, извилистых проливах Пуджет-саунда за множеством естественных островов еле-еле удалось втиснуть искусственный. Пришлось сделать его узким, вытянуть вдоль течений и торговых путей, так что с парками, лугами, пустошами, дачами и сельскими поместьями особо размахнуться не дали. Окрестности Сиэтла по-прежнему хранили славу приличных, зажиточных и культурных, так что многие новые атланты не возражали селиться на побережье; здесь, а особенно – к востоку от озера, рядом с мглистыми лесными угодьями софтверных магнатов, возникло множество викторианских минианклавов. Гвен и Фионой наняли в одном из таких маленький особнячок.
Этот осколок Новой Атлантиды выделялся среди окружающих лесов, словно застегнутый на все пуговицы викарий в пещере Барабанщиков. Те, кто не перенял неовикторианских взглядов, строились преимущественно под землей, словно стыдились своей человеческой природы и не смели руку поднять на десяток могучих дугласий, будто мало их шеренгами взбегает по склонам к замерзшим, мокрым Каскадам. Даже если что-то и выступало немного из земли, все равно это был не нормальный человеческий дом, а собрание модулей, разбросанных в беспорядке и соединенных крытыми переходами или туннелями. Составленные на возвышении, они, может быть, и сложились бы в основательное, даже величественное здание, но в теперешнем своем виде повергали проезжавшего мимо Хакворта в тоску и смущение. Десять лет у Барабанщиков не изменили его неовикторианских вкусов. Он не мог понять, где кончается один дом и начинается другой; дома переплетались, как нейроны в мозгу.
Мысленный взор, похоже, вновь захватил контроль над зрительной корой; он уже не видел дугласий, только аксоны и дендриты в черном трехмерном космосе; пакеты стерженьковых логических элементов лавировали меж ними космическими зондами, отыскивали друг друга, совокуплялись среди нервных волокон.
Для мечтания это было слишком жестко, для галлюцинации – слишком абстрактно. Картина распалась, когда в лицо ударил порыв холодного ветра. Хакворт открыл глаза. Похититель вышел из чащи и сейчас остановился на мшистом гребне. Внизу лежала каменная котловина, расчерченная редкой прямоугольный сеткой дорожек, зеленый парк с бордюрами из красных гераней, церковь с белой колоколенкой, белые четырехэтажные георгианские особняки за черными чугунными оградами. Защитная сетка была жидкая и слабая; в чем как, а в вопросах нанотехнологической обороны софтверные магнаты по меньшей мере не уступали специалистам Ея Величества, так что бремя охраны границ новые атланты частично делили с соседями.
Похититель осторожно спускался по крутой дороге. Хакворт смотрел на крохотный анклав и дивился, до чего же тот кажется знакомым. После возвращения от Барабанщиков ощущение #deja vu накатывало на него каждые десять минут, и сейчас было особенно сильным. Может быть, это оттого, что все новоатлантические поселения в определенной мере похожи, однако Хакворт подозревал, что видел это место прежде, когда разговаривал с Фионой.
Прозвенел звонок, из школы высыпали старшеклассницы в форменных клетчатых юбках. Хакворт знал, что Фиона учится здесь, и что в школе ей плохо. Как только схлынул девичий поток, он въехал на Похитителе во двор и обогнул здание, заглядывая в окна. Без особого труда он отыскал дочь; она, сгорбившись, сидела в библиотеке за книгой, видимо, наказанная.
Ему захотелось вбежать и обнять ее; он знал, что ей одиноко, что ее оставляют так на много часов. Однако он в Новой Атлантиде, и здесь надо соблюдать декорум. Все по порядку.
Дом Гвендолен был в нескольких кварталах. Хакворт позвонил в колокольчик; теперь он здесь чужой и должен выполнять все предписания этикета.
– Позвольте осведомиться о цели вашего визита? – спросила горничная, когда он положил карточку на поднос. Хакворту не понравилась эта женщина, Амелия, потому что она не нравилась Фионе, а Фионе она не нравилась потому, что Гвен доверила ей определенную власть в доме, и Амелия по складу характера сразу вошла во вкус.
Он старался не пугаться, что знает такие неожиданные вещи.
– Дела, – любезно сказал Хакворт. – Семейные дела.
Амелия была уже на середине лестницы, когда ее глаза сфокусировались наконец на карточке Хакворта. Она едва не выронила поднос и должна была ухватиться за перила, чтобы не упасть. Тут она и застряла, одолевая искушение обернуться, но в конце концов любопытство взяло верх. Во взгляде ее было беспредельное омерзение и одновременно восторг.
– Займитесь, пожалуйста, свои делом, – сказал Хакворт, – и бросьте ломать комедию.
Убитая горем Амелия взлетела по лестнице, унося на подносе гнусную карточку. Довольно долго сверху слышалось приглушенное копошение. Еще немного погодя Амелия снизошла до лестничной площадки и предложила Хакворту располагаться в гостиной. Так он и поступил, отметив, что в его отсутствие Гвен сумела претворить в жизнь сложную стратегию мебельных закупок, подробно разработанную еще в первые годы замужества. Силы Поддержания Протокола не оставляли заботами жен и вдов своих тайных агентов, и Гвен не давала его жалованью напрасно копить пыль.
Бывшая супруга опасливо прокралась по лестнице и с минуту медлила за сводчатой стеклянной дверью, рассматривая его сквозь кисейную занавеску, затем, не встречаясь с ним глазами, скользнула в гостиную и села на безопасном удалении.
– Здравствуйте, мистер Хакворт, – сказала она.
– Здравствуйте, миссис Хакворт. Или снова мисс Ллойд?
– Снова.
– А вот это уже тяжело.
Когда Хакворт слышал "мисс Ллойд", он вспоминал пору своего ухаживания.
С минуту они сидели молча, слушая громкое тиканье напольных часов.
– Ладно, – сказал Хакворт. – Не буду утомлять вас словами о смягчающих обстоятельствах и не прошу о прощении, поскольку не уверен со всей искренностью, что его заслуживаю.
– Спасибо за чуткость.
– Хочу сказать, мисс Ллойд, что понимаю чувство, толкнувшее вас к разводу, и не держу обиды.
– Приятно слышать.
– Хочу сказать еще, что мое поведение, при всей своей неизвинительности, никак не проистекает от чувства к вам или к нашему браку. Оно вообще никак не касается вас, только меня.
– Благодарю, что прояснили.
– Понимаю, что любые мои, пусть самые искренние, надежды на возобновление нашего союза совершенно тщетны, и потому больше никогда вас не потревожу.
– У меня нет слов, чтобы выразить мое облегчение.
– Однако я был бы рад помочь вам и Фионе уладить все оставшиеся затруднения.
– Вы очень добры. Я передам вам карточку моего адвоката.
– И, разумеется, я мечтаю как можно скорее возобновить общение с дочерью.
Разговор, катившийся до сих пор, как машина по ровной дороге, внезапно не вписался в поворот и вмазался в столб. Гвен побагровела.