История одной лжи
ГЛАВА III. Именем Адмирала
Возврата к прежнему быть не могло. Отныне между Диком и его отцом установились холодные отношения. Надменный старик становился еще более надменным при встречах с сыном. Обуреваемый вечным гневом, с подчеркнутой вежливостью он осведомлялся о здоровье Дика и обсуждал с ним погоду. Его голос звучал сухо и отчетливо. По временам в нем проскальзывали дрожащие нотки едва сдерживаемого негодования.
Что касается Дика, то ему казалось, что его жизнь внезапно оборвалась. Все прежнее потеряло для него интерес, его ранняя наблюдательность, которой он так гордился в своих путешествиях, отступила, как что-то постыдное, перед настоящим горем. Сожаление и уважение по целым дням боролись в сердце Дика. Теперь он был близок к тому, чтобы помириться со своим отцом или ускользнуть ночью, чтобы уже больше не возвращаться в отцовский дом.
Однажды случилось так, что, гуляя, он дошел до незнакомой гористой местности. Пробравшись через густой кустарник, он вышел на плоскогорье. Несколько величавых ирландских сосен возвышались на бугорке, прозрачный ключ у подножья холма извивался небольшим ручейком среди кустарников. Только что пронеслась гроза, но солнце ярко светило, и воздух был напоен ароматом сосен и травы. На камне, под деревом, сидела молодая девушка. Мы привыкли представлять себе женщину в виде символического превращения, основанного на ее одежде, и нам легче всего представить себе нашу владычицу, как неотъемлемую часть платья. Но человеческое восторжествовало над одеждой: взгляд, прикосновение — платье оживает, и женщина, задрапированная в эту оболочку из материи, освобождается от ее оков. Черное платье привлекло внимание Дика Нэсби и всецело овладело им. Он подошел ближе, и девушка полуобернулась. При виде ее лица Дик вздрогнул. Это было лицо, о котором он мечтал, и он впитывал его в себя, как животворящий воздух.
— Извините, — проговорил он, снимая шляпу, — вы рисуете?
— О, — воскликнула она, — только для себя! Я ненавижу живопись.
— Бьюсь об заклад, что вы не правы, — вставил Дик. — Я рисую сам, и знаете, что это означает?
— А именно?
— Две вещи, — ответил он, — во-первых, что я не строгий критик, а во-вторых, что я имею право видеть вашу картину.
Она прикрыла мольберт обеими руками и сказала:
— Ах нет, мне стыдно.
— Я должен вам сказать, что хоть я и не художник, но знал многих художников в Париже. Многие из них были моими друзьями, и я часто бывал в их ателье.
— В Париже! — воскликнула она с внезапно заблестевшими глазами. — Вы встречали когда-нибудь мистера ван Тромпа?
— Я? Да. Скажите, не дочь ли вы Адмирала?
— Адмирала? Его так называют? — крикнула она. — Ах, как хорошо, как мило с их стороны! Не правда ли, его называет так молодежь?
— Да, — с некоторой натяжкой ответил Дик.
— Теперь вы можете понять, — сказала она с непередаваемым оттенком сдерживаемой благородной гордости, — почему я предпочла не показать вам свой набросок. Дочь ван Тромпа! Дочь Адмирала! Меня чарует это название. Адмирал! Итак, вы знаете моего отца?
— Да, — сказал Дик, — я часто встречался с ним, мы были даже друзьями. Возможно, что он упоминал обо мне, — меня зовут Нэсби.
— К сожалению, он пишет так мало. Он занят, он всецело отдался своему искусству! Я бы предпочла, — добавила она, — чтобы мой отец был более обыкновенным человеком. Потому что большой художник… Вы видели его работы?
— Я видел некоторые из них, — ответил Дик, — они очень милы.
Она громко засмеялась.
— «Милы»?! — повторила она. — Я вижу, что вы не слишком интересуетесь искусством.
— Не слишком, — согласился он, — но я знаю, что многие охотно покупают картины мистера ван Тромпа.
— Называйте его Адмиралом, — сказала она, — это звучит мило и просто, мне приятно, что его оценили и полюбили молодые художники, — его не всегда признавали. У него была тяжелая жизнь в течение долгих лет, и когда я думаю… — Слезы блеснули в ее глазах. — Когда я думаю об этом, я чувствую, что глупею. А теперь я пойду домой. Вы доставили мне радость. Подумайте только, мистер Нэсби, с шести лет я не видела своего отца, но я всегда думаю о нем. Вы должны навестить меня, моя тетя будет очень польщена этим, я уверена. И тогда вы мне расскажете подробно о моем отце, не правда ли?
Дик помог ей сложить мольберт, и, когда все было готово, она протянула ему руку и сердечно пожала ее.
— Вы друг моего отца? Мы тоже будем друзьями. Вы должны прийти ко мне поскорее. — И она вприпрыжку сбежала с холмика.
Дик стоял в замешательстве. Ему было больно. Во всем происшедшем было много комичного, но черное платье, лицо и рука, которую он держал в своей, настраивали его на серьезный лад. Как он должен был поступить теперь? Быть может, забыть девушку? Он об этом поразмыслит. Он подумает также о том, продолжать ли это знакомство.
Он много думал об этом и на следующий день решил отправиться к ней с визитом.
Между тем легкой походкой, трепеща от радости, девушка шла домой, в свой маленький коттедж, где она жила со своей теткой, старой девой. И этой женщине, угрюмой, согбенной, шестидесятилетней шотландке сообщила она о своей встрече и приглашении.
— Его друг! — вскричала тетка. — Как он выглядит? Как он назвал себя?
Девушка хранила гробовое молчание и угрюмо глядела на старуху, затем очень тихо произнесла:
— Я уже говорила вам, он друг моего отца. Я его пригласила к нам, и он должен прийти. — После этого она ушла в свою комнату, где просидела неподвижно весь вечер.
Мисс Мак-Глехен — так звали тетку — читала в кухне объемистую Библию.
Около половины третьего Дик, тщательно одетый, появился на пороге коттеджа. Он постучал, и его попросили войти. В кухне, дверь которой открывалась в сад, было темно от нависшей листвы. Еще издали он заметил приближение девушки. Увидев ее во второй раз, он был еще больше поражен. Ее густые черные брови говорили о том, что она легко раздражается и с трудом успокаивается. Ее маленький, нервный рот был капризен. В ней было что-то опасное и надменное. В общем же, во всей ее внешности чувствовались прямодушие, отзывчивость и даже порода.
— Имя моего отца делает вас желанным гостем! — И она вежливо протянула ему руку.
Это было милое, хотя несколько чопорное приветствие. Дик почувствовал себя на седьмом небе. Она провела его через кухню в гостиную и представила мисс Мак-Глехен.
— Эстер, — сказала тетка, предложи мистеру Нэсби чашку чая.
Как только девушка вышла, старуха, как бы с угрозой, подошла к Дику.
— Вы знаете этого человека? — спросила она повелительным шепотом.
— Мистера ван Тромпа? Да, я знаю его.
— Прекрасно. Но что вас привело сюда? — спросила она. — Я не могла спасти мать — она умерла, но дитя… — И в ее голосе было нечто, что заставило вздрогнуть бедного Дика. — Скажите, — продолжала она, — в чем теперь дело? Деньги?
— Сударыня, — сказал Дик. — Вы дурно истолковываете мое присутствие здесь. Я — молодой Нэсби. По правде сказать, мое знакомство о мистером ван Тромпом весьма поверхностно. Я боюсь, что мисс ван Тромп несколько преувеличила нашу дружбу. Я решительно ничего не знаю о его личной жизни, и не хочу знать. Я встретил его случайно в Париже, и это все…
Мисс Мак-Глехен облегченно вздохнула.
— В Париже? — спросила она. — Хорошо, и что вы о нем думаете?
— Я считаю его приятным собеседником.
— Воображаю! — насмешливо сказала она и, прежде чем Дик мог что-либо добавить, покинула комнату.
Эстер вернулась с чаем и уселась.
— Теперь, — мило обратилась она к нему, — расскажите мне подробно о моем отце.
— Он, — заикаясь, проговорил Дик, — он очень приятный собеседник.
— Я начинаю думать, мистер Нэсби, что более приятный, чем вы, — продолжала она, улыбаясь. — Не забывайте, что я его дочь, рассказывайте с самого начала, расскажите все, что вы знаете, что он вам говорил и что вы ему отвечали. Вы встречались где-нибудь с ним — начните с этого.