Коровы
Стивен не выходил из своей комнаты как можно дольше: сидел на кровати и лениво гладил Пса, пока картинки с телевизора летали по комнате и манили, как шлюхи. Но в конце концов случилось то, что, он знал, обязательно случится: раздался вопль в два раза сильнее, чем в фильмах ужасов, не оставлявший сомнений в том, кто здесь бог и повелитель.
— Стивен!
По коже побежали мурашки.
— Стивен, ужин готов.
Если бы он еще промедлил, она<0ы пришла за ним сама, поэтому он вышел в коридор и печально потащился на кухню. Одинокий Пес что-то проворчал ему вслед.
Он сразу понял, что что-то стало по-другому, произошла перемена в отношениях. Всяческие мелочи — то, как она стояла и смотрела на него, чуть иное расположение жировых складок, даже форма кровавого пятна у нее сзади на платье —тысячи намеков на то, что начался новый этап его невзгод. Стивен осторожно подошел к столу, сел, не сводя с нее глаз.
— Маму не надо заставлять тебя ждать, ладно? — Я устал.
— Надо думать. На.
Она что-то поставила перед ним. Стивен с недоверием поглядел на это — кусок овечьего желудка, который дымился с краев, свисающих с тарелки. Его не очистили, и внутренняя сторона была изукрашена на складках непереваренной растительной массой. Он потрогал это пальцем.
Зверюга, уже работавшая челюстями, засекла движение.
— Знаю, ты это любишь. Специально приготовила, чтобы побаловать тебя после твоего первого дня на работе. Давай, приступай.
Стивен не пошевельнулся, и Зверюга осклабилась.
— Мммм. Прямо тает, прям как масло. Не спи над ним, а то остынет.
— Я это не буду.
— Очень-очень вкусно. Я тебе настоящий пир устроила. Кудаай, кушай.
Его насторожили прямо-таки соловьиные трели в ее голосе, за ними скрывалось нечто смертоносное. Ситуация обострялась.
— Я сказал, не буду. Я такое не ем.
Зверюга медленно опустила ложку.
— И что именно тебе не нравится, Мистер Хуесос?
— Нормальный человек это не ест. Нормальный человек не отрезает от животного кусок мяса и не кладет прямо себе в тарелку. Он просто грязный.
Зверюга поперхнулась смешком, шмыгнула носом и зачавкала через стол. — Блин, наармальный чииловек! Чииловек нормальный! Ой, смотрите на этого пизденыша, какой он теперь умный! Ух ты, целый день нас дома не было! Мы теперь, похоже, все знаем!
Стивен сжимал вилку ладонью до тех пор, пока рука не заныла.
— Ебнутый ты идиот, Стивен. Думаешь, на денек вышел из дома и уже стал, как все? Думаешь, за сегодня стал большим и сильным? Ну-ка, покажи мне, мудачок, какие мы сильные. Уебывай отсюда, ищи себе, где жить… Ты дебил. Без меня, без этого дома, в котором ты живешь по моей милости, насколько тебя хватит?
Ему казалось, его кишки превращаются в какую-то жижу. Он хотел завопить, что он может быть как все и однажды он встретит свою любовь, найдет себе жену и все остальное. Но знал, что су-чара права: уйти из этого дома он не может. Он кое-что себе планировал. Ему нужно быть в безопасности, чтобы сымитировать жизнь, которую показывают по телевизору. Мечты о том, чтобы переделать себя, без этого будет невозможно осуществить.
— Если будешь слишком охуевать, выблядок маленький, я сама тебя выставлю. Ну что, будешь тогда рад? Кучи людей вокруг тебя все время, ни минуты покоя, и никуда от них не денешься? Что, клево будет?
—Нет.
Было трудно дышать, на грудь ему что-то давило.
— Что ты говоришь? Мамочка не слышит.
— Не клево. — Не клево, да, ты думаешь? Тогда жри свою блядскую пищу.
Стивен отрезал кусок от органа, лежащего на его тарелке, и положил кусочек себе в рот. Чтобы прожевать, потребовалась целая вечность. Резиновая плоть проскользнула между зубами, и он ощутил рвотный позыв.
— Вот так, хороший мальчик. Вот так мы все скушаем, потому что мы хороший мамин мальчик.
Но Стивен не слушал. Охваченный несчастьем, подобным океану блевотины, он усиленно думал о том, что она хотела сказать.
Квартира принадлежала ей, и она могла его выгнать, когда захочет. Так было всегда, но никогда раньше она не пользовалась этим напоминанием в качестве угрозы. А сегодня почему? Неужели то, как бесстрашно он отправился первый раз на работу, дало ей понять, что он связывает с будущим какие-то надежды? Если это так, ему надо быть осторожнее, ведь эта сука предпочтет убить его, если решит, что он может освободиться из ада, который она так долго вокруг него возводила. Вероятно, усиление отвратности еды было ее первым шагом.
Он работал челюстями и заставлял овечье брюхо проваливаться в его собственное. Зверюга из-вернуЛась, чтобы отлепить кровоточащую задницу от стула.
Той ночью Стивен долго смотрел телек, выискивая разрозненные тут и там пиксели, чтобы сковать себе из них броню от Зверюги. С помощью экрана было легко найти кучу моделей, но методы создания, как всегда, были скрыты. Его вырвало обедом в углу спальни, и'пес это подъел. Падаль и желчь были для Пса священны после того, как они побывали внутри его хозяина; поедая их, он вбивал себе в голову, что станет человеком. Воздух до сих пор оставался кислым, перепонка в носу Стивена горела.
Люси поднялась наверх; под ее ногами скрипели доски пола, когда она откуда-то куда-то еще шла. Стивен мысленно представил, какую бы картину он увидел, если бы она была голой, а потолок стеклянным.
Он потрогал негнущимися пальцами живот, чтобы определить, нет ли в нем чего-нибудь твердого и ядовитого, что может быть причиной его ненормальности. Но нашел он только неясные очертания рабочего мяса, от прикосновения к которому вдруг вспомнил покачивающихся коров с мешковатыми, испещренными жилами внутренностями, болтавшимися на груди.
Он уставился в черный потолок, не в силах заснуть. Он слышал, как скрипят ржавые пружины на кровати Люси, и воображал, как ждет ее в двуспальной постели в просторной отделанной сосновыми панелями спальне и как она ложится к нему. Он ощутил, как прогибается матрац под ее тяжестью, как ее смуглая кожа слегка касается его, она прижимается к нему… и облегчение, которое приносит любовь.
Тут Пес залаял и прервал его грезы. Наверху было тихо, тело Стивена успокоилось под собственной пустотой.
И ночь все тянулась.
Глава седьмая
Завтрак был ужасен, он напоминал ужин. 3 рюга стояла над ним, пока он пытался запихн это в себя, она брала его за голову своими кри ми руками и заталкивала еду ему в рот пальца если ей казалось, что он ест медленно.
— Стивен, я тебе сегодня ночью снилась?
Она прижалась ртом к его уху, от ее дыха исходило зловоние. Он слышал, как мокрота бирается у нее в глотке на задней стенке.
— Утром я обнаружила, что ты обкончал стель. Пес собрался было это подлизать, но и думал, когда я вошла в комнату. Сперма была денькая. Тебе надо больше кушать того, что 1 вит мама, эта дрянь потекла у меня по руке молоко. Мама ведь хочет, чтобы мы были сил ми, да. Ей хочется, чтоб когда ты кончал, сп была густой и вязкой. Кушай, кушай, слав] кий мой, вот какие мы славные мальчики. Да глотай, вот, правильно.
Стивен отдернул голову и вытер лицо.
— Ты сука, ебнутая наглухо. Я не обкончался, и ты мне не снилась.
— Раз ты так настаиваешь. Но мне кажется, мама-то знает, что говорит.
Зверюга села напротив и принялась за свою порцию.
— Во, видишь? Не знаю, отчего ты бузишь. Я ем то же самое, что и ты. Что кушает мой мальчик, то и я. И поэтому мы с тобой на пару станем сильными, да ведь?
Она вытолкнула пищу изо" рта через щербатые зубы, блестящей от слюны трубочкой вытянула губы, засосала обратно и проглотила.
— Тебе не хочется, чтобы я был сильный. Ты меня убиваешь этим дерьмом.
— Блин, Стивен, ради бога!
— Посмотри, что у меня с кожей, она серая.
— У всех мальчишек что-нибудь да не так с кожей.
— Мне, еб ты, двадцать пять лет.
Зверюга скрипнула зубищами.
— Я-то знаю, сколько тебе лет. Уж поверь мне, я считаю годы. Уже давно их считаю и вижу, как плодятся твои отвратительные привычки. Ты хоть знаешь, как от тебя несет, когда ты срешь?