Глотка

Я уселся на последний стул в ряду, рядом сел детектив Уилер, за ним Джон Рэнсом. Он невольно застонал при виде Уолтера Драгонетта, и лишь спустя несколько секунд опустился на стул рядом с чернокожим детективом. Монро сел по другую сторону от Джон? Все было устроено так, чтобы в случае необходимости детективы могли бы унять Рэнсома.
Фонтейн тоже вошел внутрь.
– Драгонетт не может ни видеть, ни слышать вас, – сказал он. – Но все же прошу вас не издавать громких звуков и не касаться стекла руками. Хорошо?
– Конечно, – кивнул Рэнсом.
– Я вернусь, когда первая часть допроса будет закончена.
Он вышел, а Уилер встал и закрыл за ним дверь. Уолтер Драгонетт напоминал человека, скучающего в аэропорту в ожидании рейса.
Время от времени он улыбался, слыша позвякивания пепельницы, которую гонял по столу. Услышав звук ключа, поворачиваемого в замочной скважине, Уолтер оставил пепельницу и оглянулся.
Офицер в форме пустил в комнату для допросов Пола Фонтейна. Под мышкой его была зажата папка, а в руках Пол нес два стаканчика кофе.
– Привет, Уолтер, – сказал он.
– Привет, – ответил Драгонетт. – Я вас помню – мы виделись утром. Он повернулся, следя за Фонтейном, движущимся к столу. – Теперь мы можем наконец поговорить?
– Я купил тебе кофе, – сказал Фонтейн.
– О, спасибо, но я не пью кофе, – Драгонетта как-то странно передернуло.
– Как хочешь, – Фонтейн снял с одной из чашечек пластиковую крышечку и кинул ее в корзину для бумаг. – Может, передумаешь?
– Кофеин вреден для здоровья.
– Куришь? – Фонтейн положил на стол почти полную пачку «Мальборо»
– Нет, но не возражаю, если будете курить вы.
Фонтейн поднял брови и вынул из пачки сигарету.
– Я хочу в самом начале сказать одну вещь, – заявил Драгонетт.
Фонтейн прикурил от спички, выпустил облако дыма и знаком успокоил Уолтера.
– Ты сможешь сказать все, что захочешь, Уолтер, но сначала нам надо выполнить кое-какие формальности.
– Извините.
– Ничего, Уолтер. Пожалуйста, сообщи мне свое имя, адрес и дату рождения.
– Мое имя – Уолтер Дональд Драгонетт, мой адрес дом номер тридцать четыре двадцать один по Двадцатой северной улице, я живу там всю жизнь с тех пор, как родился двадцатого сентября тысяча девятьсот шестьдесят пятого года.
– И вы отказались от присутствия защитника.
– Я найму адвоката позже. Сначала мне хотелось поговорить с вами.
– Единственное, что мне осталось тебе сообщить, это что наш разговор записывается на видеопленку, чтобы впоследствии на нее можно было сослаться.
– О, это хорошая идея, – Драгонетт посмотрел сначала в потолок, потом через плечо, затем с улыбкой показал пальцем в нашу сторону. – Я понял. Камера за этой зеркальной стеной, да?
– Нет, – ответил Фонтейн.
– А она уже включена? Вы уверены, что она работает?
– Да, она включена.
– Так значит, мы можем начинать?
– Мы уже начинаем, – заверил его Фонтейн.
 
11
Я привожу здесь запись разговора, который мы видели:
Уолтер Драгонетт. – О'кей. Я хочу сказать вам одну вещь прямо сейчас, потому что вам важно это знать. Меня изнасиловали, когда я был маленьким мальчиком, семи лет от роду. Человек, сделавший это, был нашим соседом по фамилии Лансер. Имени его я не знаю. Через год после этого он уехал. Он приглашал меня в свой дом, а потом – ну, вы понимаете, – делал со мной все эти гнусные штуки. Я ненавидел все это. И сейчас, когда я думаю, как здесь оказался и все такое, мне кажется, что причиной всему мистер Лансер.
Пол Фонтейн. – Вы когда-нибудь кому-нибудь рассказывали об этом мистере Лансере? Вы рассказали матери?
У.Д. – Как я мог? Я не знал даже, как рассказать об этом самому себе. Кроме того, не думаю, чтобы мама мне поверила. Потому что она симпатизировала мистеру Лансеру. Он помогал поддерживать престиж нашего района. Знаете, кем он был? Он был фотографом – фотографировал детей и младенцев. Ну да, фотографировал. Он и меня фотографировал без одежды.
П.Ф. – Это все, что он делал?
У.Д. – О, нет! Разве я не сказал, что этот человек насиловал меня. Вот что он делал. Принуждал заниматься с ним сексом. Это очень важная часть. Заставлял меня играть с его... ну с этой штукой. Я должен был брать его в рот и все такое, а он фотографировал меня. Интересно, попали ли эти снимки в порножурналы. У него было много журналов с фотографиями маленьких мальчиков.
П.Ф. – Ты тоже делал фотографии, да, Уолтер?
У.Д. – Вы их видели? Те, что в конверте?
П.Ф. – Да.
У.Д. – Теперь вы знаете, почему я их делал.
П.Ф. – Ты фотографировал только по этой причине?
У.Д. – Не знаю. Мне было необходимо это делать. Очень важно все помнить, очень важно. И была еще одна причина.
П.Ф. – Что же это за причина.
У.Д. – Я использовал их, чтобы решить, что хочу съесть. Когда приходил домой с работы. Поэтому я иногда называл пакетик с фотографиями своим меню. Это был реестр всего, что имелось в моем распоряжении. Я все собирался разложить эти фотографии в альбом, с именами и все такое. Но вы арестовали меня раньше, чем я успел это сделать. Только не думайте, я не сержусь. Я ведь не сумасшедший и понимаю: дело в том, чтобы снять эти карточки, а не в том, чтобы засунуть их в альбом.
П.Ф. – И это помогало вам выбирать, что вы хотите съесть.
У.Д. – Это было меню. Как в ресторанах, где в меню есть фотографии блюд. К тому же, можно пройти вдоль реки памяти и снова испытать уже пережитое. Ведь даже после того, как ты использовал то что было на фотографии, она становится своего рода трофеем – как голова убитого животного, которую вешают на стенку. Потому что я уже давно понял, кто я. Я – охотник. Хищник. Поверьте мне, я не выбрал бы все это сам. Ведь это такая тяжелая работа, и надо держать все в секрете. Но моя участь сама меня выбрала.
П.Ф. – Расскажи мне, в какой момент ты понял, что ты хищник.
У.Д. – О! Ну что ж, сначала я прочитал книгу «Расколотый надвое». Там говорилось о развратном копе, который обнаружил, что убил нескольких человек, и покончил жизнь самоубийством. Это была книга о Миллхейвене. Я знал все улицы, на которых происходило действие. И это было очень интересно, особенно после того, как мама сказала мне, что книга основана на реальных событиях. И так я узнал от нее, что действительно существовал человек, который убивал людей и писал над их телами слова «Голубая роза». Но только это был не полицейский.
П.Ф. – Не полицейский?
У.Д. – Это не мог быть полицейский, не мог. Никоим образом. Никоим. Образом. Этот детектив в книге – он вовсе не был хищником. Я знал это – не знал только, как вы называете таких людей. Но кто бы это ни был, он был словно моим родным отцом. Он был таким же как я, но превзошел меня. Ведь тогда я убивал лишь небольших зверьков, просто для практики, чтобы понять, как это. Кошек и собак. Много кошек и собак. Берешь нож – и все очень просто. Самое трудное – очистить потом скелетики. Никто даже не представляет, какая это тяжелая работа. Приходится скрести, а запах бывает иногда такой ужасный.
П.Ф. – Ты решил, что убийца «Голубой розы» – твой отец?
У.Д. – Нет. Но я думал, что он мой настоящий отец. Независимо от того, от него я родился или нет. Мама мало рассказывала мне об отце. Так что им мог оказаться кто угодно. Но прочитав эту книгу и поняв, как реально все, что в ней описано, я понял, что похож на настоящего сына этого человека, потому что готов пойти по его стопам.
П.Ф. – И поэтому несколько недель назад вы решили повторить то, что сделал он?
У.Д. – Вы заметили? Я не был уверен, что кто-нибудь заметит.
П.Ф. – Заметит что?
У.Д. – Вы знаете. Вы почти произнесли это.
П.Ф. – Скажи это сам.
У.Д. – Места. Все было в тех же местах. Ведь вы знали, правда?
П.Ф. – Те первые убийства «Голубой розы» были слишком давно.
У.Д. – Такое невежество просто непростительно. Вы ничего не заметили, потому что ничего не знали. По-моему, это очень непрофессионально.