Надменный любовник

Флер озадаченно взглянула на него:
— Я не поняла.
— Я полицейский. Из полиции на Боу-стрит. Я представитель закона.
— Ах, — пробормотала Флер облегченно, — я испугалась, то есть я подумала, что… — Она почувствовала, что краснеет.
— Я не причиню вам вреда, милая. Но некоторые ведут себя не так, как следовало бы. Вы напрасно сидите здесь одна, погруженная в свои рисунки. Вы даже не заметили, как я к вам подошел.
— Я действительно слишком увлеклась своими рисунками, — сказала она, стараясь сдержать сильно бьющееся сердце. Он был очень большой и, наверное, мог внушить страх. Но она не боялась. В первый раз с тех пор как случилась беда, она почувствовала себя в безопасности.
— Я буду присматривать за вами. Но я не могу все время быть рядом. Вы сама должны следить за собой, милая.
Какое-то время она молчала. Он стоял совсем рядом, и на миг ей показалось, что они одни в огромном, шумном, переполненном городе. Люди и окружающая мерзость исчезли, все вокруг было в зелени, а она была дома, где-то в незнакомом месте.
— Мисс, — произнес он, как-то странно взглянув на нее, и чудо исчезло.
— Мне надо идти, — сказала она, собирая краски.
Она едва ли ожидала, что он остановит ее, но он и не думал делать этого, он просто вежливо отступил.
— Будьте осторожны, мисс Мэйтланд, — сказал он низким голосом со своим деревенским выговором.
Пока она не вернулась домой, ей не приходило в голову, что он знает ее имя. И что у него теперь есть ее акварельный набросок.
В течение последующих нескольких недель она снова видела его, как правило, на расстоянии. Он наблюдал за ней, когда она выходила по делам. Он ни разу не подошел близко и не заговорил, и когда она впервые улыбнулась ему через толпу, он сделал вид, что не заметил.
Но она была упорна и наконец получила слабую признательную улыбку в ответ. Память об этой улыбке жила в сердце Флер, но она ничего не сказала своей сестре.
— Чем ты занимаешься, когда уходишь из дома? — поинтересовалась Флер нарочито небрежным тоном.
Джессамин испуганно оторвалась от штопки. Становилось уже слишком темно, чтобы работать, а из открытого окна, через которое в комнату проникал сравнительно свежий ночной воздух, тянуло прохладой.
— Почему ты спрашиваешь? — промолвила Джессамин, откладывая в сторону порванную рубашку, и уставилась на сестру.
— Просто интересно. Не о чем думать, когда тебя нет целый день, вот и все. Мама не выходит из спальни, оплакивает нашу судьбу, а на такое количество бумаги и красок, чтобы я была занята целый день, у нас не хватит денег.
Джессамин была растрогана.
— Прости, малышка. Скоро мы сможем позволить себе все, что ты только пожелаешь для своего рисования, но пока…
— Пока я тоже могу чем-нибудь помочь. Знаешь, многим нравится, как я рисую.
— Всегда нравилось, — осторожно согласилась Джесс.
— Наши друзья тоже так говорят, но я не знаю, насколько это искренне. Вряд ли у них повернется язык сказать, что я талантливо перевожу на всякую мазню хорошие краски. Но люди, которые видели, как я работаю, убеждают меня, что я выручу неплохие деньги, если буду продавать то, что у меня получается. Достаточно, чтобы хватило на еду и еще осталось на домашние расходы. Тебе не надо взваливать на себя все заботы о семье. А если то, что доставляет мне удовольствие, еще и принесет нам деньги, то почему бы мне этим не заняться? Я могла бы обосноваться рядом с «Ковент-Гарденом» и…
— Нет! — в ужасе крикнула Джесс. В следующий миг она уже говорила нормальным голосом. — Ты не можешь сделать это. В «Ковент-Гардене» тебя примут за первоклассную шлюху или начнут опекать сводники. А если кто-нибудь увидит тебя или узнает, что ты продавала там свои рисунки, у тебя не останется шансов на удачное замужество.
— Ты имеешь в виду выгодное замужество? — осторожно спросила Флер.
— Разве ты сама этого не хочешь? Добрый, внимательный человек, который будет заботиться о тебе. Человек, который не разорится, оставив жену и дочек без гроша. Разве это не будет замечательно — никогда не беспокоиться, что нам есть завтра, не вышвырнут ли нас из этой лачуги просить милостыню на улицу? — Она была так взволнована, что с трудом говорила. — Конечно, можно пожертвовать чем угодно ради этого.
— Неужели правда все так плохо, Джесс? — тихо спросила Флер. Она никогда не задумывалась, откуда в доме появляется еда. Джесс всегда обеспечивала их провизией и говорила, что это ее забота.
Флер изумленно смотрела на Джессамин. Она слегка вздрогнула, казалось, она хочет избавиться от охватившей ее тревоги. Джесс посмотрела на младшую сестричку.
— Не будем драматизировать, глупышка, — бодро сказала она. — Конечно, после папиной смерти были определенные трудности, но мы пережили самое тяжелое время, и сейчас дела идут лучше. Я просто немножко расстроена.
— Уже не один день, — сказала Флер. — Почему?
Джессамин опустила глаза, но Флер заметила, что она вдруг покраснела.
— Да нет, ничего. Втретился один назойливый джентльмен, а мне не удалось дать ему отпор, которого он вполне заслуживает. В конце концов это не имеет значения, вероятно, слава Богу, мы с ним больше не увидимся. Но… это немного выбило меня из колеи.
— Джентльмен? Но ты же всегда утверждала, что тебя не интересуют мужчины, — возразила Флер. — Кто он?
— Просто пустой аристократ. Знакомый или родственник леди Пламворфи. Это не так уж важно, дорогая. Он очень старался показать, как сильно восхищается моими способностями, когда я гадала.
— Сомневаюсь, что его заинтересовали твои способности. Он тебя поцеловал?
— Это тебя не касается. Это уже в прошлом и не имеет значения.
— Даже не один раз? Как это было? Это было невыносимо ужасно? Он, наверное, был ужасный, отвратительный и к тому же старый?
Джессамин задумалась. Слабая, вымученная улыбка коснулась уголков ее рта.
— Нет, — сказала она.
— Нет, он не целовал тебя больше одного раза? Или нет, он не был ужасный, отвратительный и старый? Как это было?
— Достаточно… приятно.
— Приятно? — воскликнула Флер. — Невероятно! Я-то думала, это по крайней мере отвратителыто. Твой первый поцелуй, и тебе показалось, что это приятно?
— Откуда ты знаешь, что это мой первый поцелуй?
— Разве нет?
— Я уже целовалась до этого.
— Я тебе не верю. Мужчины никогда не были тебе интересны. К тому же, если тебе это не в новинку, почему ты расстроена?
— Меня никогда не целовали… так, — призналась она. — Это было очень волнующе.
— Прелестно! Хотела бы я, чтобы кто-нибудь меня так поцеловал. Я бы не прочь взволноваться. — На губах Флер играла озорная улыбка. Но вдруг фигура большого, неряшливо одетого полицейского всплыла у нее в памяти, и ей уже было не до смеха.
— Ты еще слишком молода, — упрямо возразила Джесс. — Подожди, пусть твой муж приводит тебя в волнение. Это гораздо безопаснее.
— Ты хочешь, чтобы он опять тебя поцеловал?
— Хочу я или нет, это теперь вряд ли имеет значение, поскольку я больше его не увижу. Думаю, мне удастся избегать его, а если нет, то с моими карточными гаданиями будет покончено.
— Кстати, о твоих гаданиях. Какая разница между тем, что я хотела бы продавать свои рисунки, и тем, что ты получаешь деньги за то, что гадаешь в обществе? Для тебя это тоже не пройдет бесследно.
— Но я же не собираюсь удачно выйти замуж, даже просто выходить замуж. У меня, нет для этого данных в отличие от тебя, дорогая.
— Ты смешишь меня, Джесс.
Джессамин пожала узенькими плечами:
— Каждая из нас идет своей дорогой. Просто остальные считают, что ты не выйдешь замуж за того, кто будет тебе неприятен. Я доверяюсь твоим чувствам, и я уверена, что ты влюбишься в очень богатого мужчину, — ободряюще сказала она.
— Сестричка, дорогая, я все понимаю, — спокойно ответила Флер. — Так куда же ты ходишь, когда пропадаешь из дому?
— Я не брожу по улицам в поисках клиентов, дорогая, — беспечно ответила она. — Я гадаю.