Невеста колдуна

— Да, кстати, — прерывая мои невеселые мысли, сказал Себастьян. — Кирилл с отцом завтра поедут в город покупать ему подарок на день рождения. Уедут рано утром, чтобы не привлекать лишнего внимания. Так что ты завтра встань пораньше, проводи их.
— Зачем? — Я уставилась на него со злобным недоумением: если я что—то и ненавижу, так это рано вставать. — Что они, без меня одеться и в машину сесть не смогут? Или я должна буду разогреть им завтрак?
— Сделай, как я тебя прошу, — мягко настаивал Себастьян. — И понаблюдай, что творится вокруг.
— А может, ты останешься здесь? Завтра встанешь пораньше и сам понаблюдаешь? — ядовито пропела я. Впрочем, не без тайной надежды. И, честное слово, если бы он остался, простила бы ему все на свете. Но этой надежде, как и множеству других, не суждено было сбыться.
У меня дела… — небрежно ответил Себастьян. Наверное, лицо мое при этих словах стало плохо пригодным для любования, потому что он внезапно добавил: — Даниель, по—моему, Марина считает, что мне просто нравится над ней издеваться.
А разве нет? — удивился Даниель. Ну, если только самую малость.
С этими шуточками и прибауточками ангелы уселись в машину. Я осталась стоять у калитки. "Победа» зарычала мотором и поехала, набирая скорость. Я смотрела ей вслед, от всей души жалея, что отдала гранату Даниелю — как бы она сейчас мне пригодилась!
Внезапно «Победа» остановилась. Из нее выскочил Себастьян и побежал назад. Что—то забыл? Дать мне еще одно приятное поручение?
— Я кое—что забыл, — переводя дыхание, сказал Себастьян.
И когда я открыла рот, чтобы мрачно осведомиться, не перебрать ли мне завтра в отсутствие Листовских смешанную с золой гречиху, его губы прижались к моим, так и не дав мне произнести ни слова.
 
Глава 23
БОЯЗНЬ ТЕМНОТЫ
Солнце уже зашло, но из—за леса еще поднималось бледное свечение — слабое напоминание об ушедшем дне. Кое—где среди сосен зажглись окна, но их было немного, и большинство дачников еще изнывали от жары в городских каменных мешках, с нетерпением считая дни, оставшиеся до выходных.
Еле слышно скрипнула калитка. Вадим, вновь облаченный в камуфляж и вооруженный фонарем, вышел на дорогу.
Стоило ему немного отойти от калитки, как от куста шиповника, растущего с внешней стороны забора, отделилась какая—то фигура и двинулась вслед за ним. По длинным кудрям и огромному рюкзаку любой знакомый без труда узнал бы в ней Марину, которая уже полчаса поджидала Вадима и за это время успела несколько раз уколоться шипами, утомиться и соскучиться. Но теперь ее страдания были вознаграждены.
Вадим явно шел не к железнодорожной станции, а значит, история про тетку была выдумкой. К счастью для Марины, он был не слешком озабочен конспирацией и не слышал, как она споткнулась о кочку и едва не свалилась в траву — выходить на дорогу она не решалась, «опасаясь быть замеченной, и поэтому шла по обочине. Корни и кочки, давние недруги Марины, все время подставляли ей ножки, и она вся вспотела, пытаясь не наделать шума своим падением и не чертыхнуться вслух.
Потом оба вошли в лес, и стало еще тяжелее. Вадим включил фонарик, но Марине от него не было никакого проку, а зажечь свой было нельзя. Сухие ветки трещали под ногами, а живые бросались в лицо, норовя оставить без глаз. К тому же начали кусать комары. Радовало только отсутствие крапивы, но и то не сильно.
В конце концов она все—таки упала. И замерла, уткнувшись носом в сухие сосновые иглы. Луч фонаря скользнул по земле рядом с ней. От ужаса она по привычке зажмурилась, хотя прекрасно знала, что это так же глупо, как прятать голову в песок.
Жуткая лесная тишина, полная непонятных городскому человеку звуков. И шаги — все дальше, дальше.
Когда она решилась поднять голову, Вадима нигде не было.
Вокруг нее в кромешной темноте шумел лес. В какую сторону идти, она не знала. А когда достала на ощупь из рюкзака свой собственныйфонарик, ее ждало весьма неприятное открытие: батарейка в фонарике села.
Оставалось только повернуться назад и идти, доверяясь своему чувству пространства.
Но это Маринино чувство оказанного ему доверия не оправдало. Время шло, а лес все не кончался. Из прочитанных в детстве приключенческих книг она знала, что человек, оказавшийся в незнакомом месте, по какой—то непонятной причине начинает ходить кругами. Было ясно, что с ней произошло то же самое.
Если бы все происходило в светлое время суток, еще можно было бы как—то выкрутиться — например, оставлять ножом зарубки на стволах или истошно вопить «ау!». Но сейчас от всего этого не было никакого проку. Ах, как жалела Марина, что в ее рюкзаке среди прочих необходимых вещей нет компаса! Как бы он ей сейчас пригодился. Но самым сильным чувством было не сожаление и не досада на себя, а страх. И страх этот рос с каждой минутой.
Нельзя сказать, чтобы Марина боялась темноты. В городе она ее совсем не боялась, если, конечно, не считать жутковатой темноты в подъездах и лифтах, вызывающей в памяти телерепортажи на криминальные темы. Но даже эти разновидности темноты по сравнению с темнотой ночного леса показались Марине приятными и почти уютными.
Природа, вызывающая такое восхищение днём, превратилась в угрюмую и враждебную. Время тянулось невыносимо медленно, и Марине чудилось, что эта ночь в бесконечном лесу будет длиться вечно.
Вдруг впереди ей почудился какой—то протяжный звук, напоминающий человеческий голос. Не очень задумываясь, что это может быть, она заторопилась в том направлении, откуда звук доносился.
Звук становился все громче, и постепенно становилось ясно, что это действительно голос — высокий женский голос, поющий песню с причудливым мотивом. Слов Марина разобрать не могла, но сейчас ее это не волновало.
А потом лес кончился, и она вышла на обрывистый берег озера.
Там, на толстом суку растущего у самого обрыва дерева, сидела девушка в светлом сарафане. Ее длинные волосы закрывали плечи до самых локтей. Прислонившись спиной к стволу дерева, девушка пела, покачивая ногами в такт музыке.
То ли от усталости, то ли от пережитого страха со слухом Марины произошло что—то непонятное — ей померещилось, что голос девушки вдруг стал доноситься со всех сторон сразу. Это было так неприятно, что у Марины закружилась голова.
Девушка перестала петь.
— Ты что здесь делаешь? — спросила она Марину.
— Я заблудилась, — ответила та слабым голосом — головокружение не проходило, перед глазами все плыло. — А ты что здесь делаешь, ночью, одна?
— Пою, разве ты не слышишь? — И девушка засмеялась так звонко, что Марина схватилась за уши.
— Где ты живешь? — спросила она, когда смех затих и звон в ушах прекратился.
— Здесь! — девушка обвела рукой лес и озеро. — А ты тут зачем ходишь? Я тебя в гости не звала!
Марина молчала, не зная, что ответить.
— Да ты не бойся! Я на тебя не сержусь! Я вижу — ты мне зла не желаешь. Ведь нет?
Марина замотала головой.
— Ну и хорошо! Тогда спи. А я тебе колыбельную спою.
И она снова запела свою песню без слов. Марина почувствовала, что у нее подгибаются колени. Она пыталась понять, что с ней, где она, как сюда попала, но не могла.
Вдруг девушка спрыгнула с дерева, оборвав песню, и, сердито топнув ногой, крикнула:
— А ну спать, быстро! Кому говорю!
В глазах у Марины потемнело, она сделала два неверных шага и без чувств упала на траву.