Невеста колдуна
— То есть ты застукала своего красавчика с какой-нибудь девицей и набила ей морду?
С какой стати он мне хамит? И почему я это терплю? Вот выйду сейчас из шашлычной, перезвоню Себастьяну, расскажу всё что знаю, и посмотрим, что будет потом.
— Нет, — ядовито промурлыкала я. — Ни с кем я никого не застукивала. Вообще, любовные дела Кирилла не входят в сферу моих интересов. Если ты напряжешь память, то вспомнишь, что я тебе об этом уже говорила. Но если бы и входили, я, разумеется, не стала бы никого бить. Рукоприкладство не для меня. Это вчерашний день. Вот гранату подкинуть в окошко — это да, это по-нашему.
Приятно было видеть, как Вадим поперхнулся шашлыком.
— А что, у тебя есть граната? — сдавленным голосом спросил он, после того как я заботливо постучала его по спине.
— Ну, пока нет, но, если бы мне было нужно, я бы расстаралась. Кстати, — оживилась я, — а у тебя случайно ничего такого… не завалялось?
— К счастью, нет, — натянуто улыбнулся Вадим. — Я вообще за мирное решение всех проблем. — Однако в глазах его явно читались панически задаваемые самому себе вопросы: «Что-то узнала? Просто догадывается? Залезла в сундук? Случайное совпадение? А про гранату в окно — откуда знает?»
Неужели он убийца? Но почему мне так не хочется в это верить? Нет, рано выдавать его Себастьяну, я хочу выяснить все сама.
— А почему тебе так не нравится Кирилл?
— Что?.. — не сразу понял меня занятый своими тревогами Вадим. — А, этот… Ну, просто здоровая ненависть пролетария к представителю враждебного класса — буржуазии.
— Это ты-то пролетарий? — засмеялась я. — Небось медицинский окончил, пролетарий, и поступил по блату! Ты — гнилой интеллигент, и нечего примазываться к трудящемуся классу. И вообще, оставим в покое марксизм-ленинизм.
Я смолкла, увидев, что Вадим весь побелел.
— И медицинский окончил, — тихо сказал он. — И поступил по блату. Но не шел по головам, ничье место не занимал, к каждой юбке не клеился. Подлецом и предателем не был никогда.
— А подробнее? — осторожно спросила я.
— Ну уж нет! — Вадим встал так резко, что стол отъехал в сторону. — Доносить не привык. Все, что могу тебе сказать, — к чему он ни прикоснется, все превращается в труху. А ты девочка хорошая, поэтому держись от него подальше. Здоровее будешь.
Он взял свою сумку и быстро ушел. А я осталась за столиком, чувствуя себя полной идиоткой. Разузнать ничего не разузнала, только хуже все запутала. И, кажется, настроила его против себя.
Бедная моя голова! Загадок все больше, отгадок все меньше. Словно в темном лесу и густом тумане. Куда идти, что искать?
А чем, интересно, занимаются Даниель с Себастьяном? Ждут от меня каких-то сведений, а сами, между прочим, ничего мне не рассказывают? Небось и не делают ничего, посиживают себе в клубе, играют на рояле и на гитаре в свое удовольствие, а я тут мучайся.
Во-первых, нужно решить, что делать со странным мужиком, оставившим записку для Кирилла. Вызвать на подмогу ангелов? Или попробовать разобраться во всем самой, если же получится, собрать все лавры в одиночку?
Я тяжело вздохнула и с сожалением призналась себе, что в одиночку справиться с этим делом у меня вряд ли получится. Задержать его самостоятельно я не сумею, а проследить… Мне припомнились мои попытки наружного наблюдения за Кириллом и Вадимом, и я мысленно содрогнулась.
А во-вторых, необходимо побеседовать с родителями Анны Кузнецовой. Эх, жаль, что крестик со дна озера остался у Себастьяна!
Открыв блокнот, я отыскала нужную страницу, прочла адрес и немедленно прицепилась с вопросом к уборщице, собиравшей посуду с нашего стола. Уборщица посмотрела на меня с неудовольствием, но географическую справку дала. Народ за соседним столиком — не слишком трезвые и не очень молодые мужики, оглушительно пахнущие потом, включились в разговор, добавили подробностей в справку уборщицы, нарисовали план местности на обрывке газеты «Из рук в руки» и попытались завязать со мной знакомство. Подробности я выслушала, план с благодарностью взяла, с милой улыбкой отказалась от знакомства и, выхватив из-под носа уборщицы недопитую бутылку нарзана, торопливо отбыла из шашлычной.
Подъезд пятиэтажки охранялся четырьмя бабками в разноцветных платках. Бабки с увлечением перемывали кости населению городка. При моем появлении беседа смолкла. Я пригляделась, нет ли среди этой четверки моих знакомых с железнодорожного перехода, но никого не узнала. Когда заскрипела, закрываясь за мной, дверь подъезда, я услышала за спиной тоненький голосок:
— Это к кому ж такая рыжая пошла? Поднявшись на несколько ступеней, я позвонила в одну из дверей первого этажа. За дверью послышались шаги, и наступила тишина: к го-то разглядывал меня в глазок. Я попыталась изобразить на своем лице смесь деловитости с доброжелательностью.
— Кто там? — наконец испуганно спросил из-за двери женский голос.
— По делу, — находчиво ответила я.
Дверь открылась, глухо лязгнув цепочкой, и я увидела в щель печальное лицо, прядь седоватых волос, упавших на лоб, ситцевый халат в голубой цветочек.
— Вы кто? — спросила Ирина Николаевна — гак звали мать Анны, и я не сомневалась, что это именно она.
— Я по поводу вашей дочери, — вполголоса сообщила я, в очередной раз уклонившись от прямого ответа на вопрос.
Лицо Ирины Николаевны стало еще печальней. Прикрыв дверь, она сняла цепочку и пропустила меня в квартиру. Проводив в кухню, она пододвинула мне табурет, сама села на другой, сложила руки на коленях и, покорно опустив глаза, спросила:
— Что вы хотите?
Вот когда я пожалела, что не переложила все на плечи ангелов! Оказалось, что говорить с человеком о его потере, боль от которой еще не прошла, не очень-то весело. Господи, с чего же мне начать? Ладно, попробую начать с правды.
— Ирина Николаевна, я работаю в детективном агентстве…
Моя собеседница, вздрогнув, испуганно посмотрела на меня.
— …Сейчас мы расследуем одно дело… И в процессе расследования выяснилось, что, по всей видимости, к этому делу имеет какое-то отношение… м-м… несчастный случай, произошедший год назад. — Я набрала в грудь воздуха и закончила, словно в воду прыгнула: — И я хотела бы поговорить с вами об обстоятельствах гибели вашей дочери. Может быть, вам удастся вспомнить какие-то важные для нас подробности.
Женщина вздохнула и пожала плечами.
— Да что я могу рассказать? Уж сколько времени прошло, в прошлую субботу годовщину справили…
В прошлую субботу! Я едва не подпрыгнула. Ведь именно в прошлую субботу Кирилл чуть не утонул!
— …Я все рассказала следователю. И Валентин тоже. Чего об этом теперь вспоминать. Аню все равно не вернешь.
— А если это было не самоубийство? И даже не несчастный случай? — тихо произнесла я. — а если произошло убийство? И тот, кто это сделал, до сих пор на свободе? Ирина Николаевна посмотрела на меня с ужасом:
— Да как же такое может быть? Ведь искали, никого не нашли! Даже того, кто…
Голос ее пресекся.
— Значит, у вас нет даже догадки, кто был гот, с кем Анна встречалась? — спросила я удивленно.
— Анечка была скрытная девочка, замкнутая. Никогда с нами ничем не делилась, не советовалась. Может, мы сами виноваты… Валентин, муж мой, он человек хороший, добрый, но очень… вспыльчивый. Нервный очень, особенно когда выпьет. И Анечка никогда нам ничего заранее не говорила. На работу когда устроилась, только тогда нам и сказала, а как искала эту работу, как нашла — мы и не знали. И с мальчиками. Раз привела одного — она тогда школу заканчивала, а он постарше был, не местный, москвич, в институте учился. А Валя дома был, выпимши. Ну и начал ругаться… Парень и ушел. А Анечка на отца только так долго-долго посмотрела. И больше мы ни одного ее парня не видели и не знали, как зовут. Знали, что встречается с кем-то, а кто такой — неизвестно. Валя все ругался на нее…
Она часто заморгала, и я увидела, что ее глаза наполнились слезами.