Вакуумные цветы

Это был тот же самый человек. В конце линии Ребел еле успела ухватиться за перила, так как; вытянув шею, напряженно, но тщетно, искала его лицо.
Ребел прошла за полной женщиной в раздевалку. Подражая движениям женщины, сложила скафандр, сунула его в шлем вместе с трусами и выданным ей набором ручных и ножных браслетов и бросила все это в отверстие чистящей машины. Затем она нырнула в душ. Помылась пропитанным мылом полотенцем, сполоснулась мокрым и вернулась в раздевалку.
Раздевалка была в форме пятиугольника, шкафы занимали все стены. Ребел парила среди веселых, болтающих женщин и силилась вспомнить, где ее шкафчик. К счастью, память хранила все, пусть Ребел и не могла по своей воле ею воспользоваться. Тело знало, что делать. Ребел позволила ему идти куда оно захочет и оказалась у шкафчика, который открылся от прикосновения ее пальца. Внутри лежала ее одежда и только что вычищенные рабочие принадлежности.
Зацепившись ногой за вделанное в пол кольцо, Ребел натянула трусики и магнитные браслеты. И наконец влезла в наколенники и заглянула в зеркало. На нее смотрело все то же недоумевающее курносое лицо.
Женщины вокруг одевались и перепрограммировали себя, раскрашивая лица в соответствии с новой личностью. Комната наполнилась многочисленными «Мэрилин» и «Поллианнами», изредка попадалась «Зельда» и даже «Сьюзи Вакуум». «Ксавьера», видя застывшую в нерешительности Ребел, перестала на миг красить губы в ярко-розовый цвет и предложила ей психосхемную плату.
— Ну, давай, милочка. Попробуй, только потом держи ноги пошире…
Ребел залилась румянцем и отвернулась, женщины прыснули со смеху. Ребел схватила одежду и бросилась бежать, лицо ее осталось чистым, как у новорожденного младенца.
* * *
На улице какой-то мужчина дернул Ребел за локоть, и она, не долго думая, стукнула его кулаком в живот. Мужчина согнулся пополам и отлетел назад с выражением крайнего изумления на лице.
Тут Ребел увидела у него на лице рисунок из звезд и поняла, что перед ней тот самый незнакомец, которому она недавно звонила. В полном смущении Ребел протянула руку, чтобы его притормозить, но он уже сам уцепился за перила и следил за ней внимательным, осторожным взглядом.
— Послушайте, мне очень жаль, — проговорила Ребел. — Я не хотела вас ударить. Простите, что я вас вызвала. Давайте пожмем друг другу руки и разойдемся.
Незнакомец пристально ее рассматривал.
— Значит, ты больше не Эвкрейша?
Она спокойно встретила его взгляд. Глаза у мужчины были зеленые.
— Нет.
Лицо его на какое-то время стало непроницаемым, он будто спорил с самим собой. Потом лицо прояснилось, и он сказал:
— Послушай, я живу на постоялом дворе короля Джонамона, резервуар четырнадцать. Если ты в бегах, лучше места, пожалуй что, не найти. Там есть несколько свободных хижин. Пойдем со мной, первую неделю я за тебя заплачу.
— Зачем это вам для меня стараться? — подозрительно спросила Ребел. — И вообще, кто вы такой?
— Я?.. Ну, старый знакомый. Товарищ по работе. — Он постучал пальцем у себя за ухом, и Ребел увидела маленький круглый участок потертой кожи. — Нам, испытателям психосхем, нужно держаться вместе, разве не так?
— Я… — Ребел получше завернулась в накидку. — Вот что. Простите меня. В последнее время все мной интересуются. Я об этом никого не прошу. Мне это не нужно.
— Ну что ж… — Он пожал плечами и отвернулся.
И тут откуда-то со дна души Ребел прорвалось отчаяние и она закричала:
— Подождите!
Мужчина повернулся назад. Лицо настороженное. Ребел покраснела: она не знала, что заставило ее закричать. Чтобы скрыть смущение, она сказала:
— Возможно, я поторопилась. Мгновенная смена выражения, и мужчина уже хохотал от души:
— Ты меня рассмешила, солнышко!
— Не называйте меня так!
— Хорошо. Тогда Эвкрейша.
Лицо ее стало суровым и угрюмым.
— Меня зовут Ребел, — проговорила она. — Ребел Элизабет Мадларк.
— Уайет.
Он смущенно улыбнулся и пожал плечами, как бы извиняясь, что другого имени у него нет.
* * *
До резервуаров они добрались паромом, набитым так, что не вздохнуть, не выдохнуть. Группа воздушных резервуаров плавала в тени контейнера Лондонград, соорудили их лет пятьдесят назад. Эти огромные цистерны были достаточно велики, чтобы вмещать — под давлением, конечно — воздух для целого города. Впоследствии их оборудовали примитивными шлюзами и стыковочными устройствами. По краям шлюзов, там, где над металлом витали тонкие струйки просачивающегося кислорода, видны были следы ржавчины.
— Господи, как здесь жарко, — сказала Ребел. — Нужно было лететь в скафандрах самим.
— Что такое? — спросил Уайет. Ребел повторила, и он усмехнулся:
— В резервуарах нет магнитных подушек. У нас тут трущобы.
Водитель маршрутного парома, пришвартовавшись, пролаял:
— Резервуар четырнадцать. Ребел и Уайет протиснулись к выходу. В шлюзе было темновато, а за его пределами — так и вообще темно. Ребел и Уайет плыли по забитому людьми коридору; слева и справа рядами тянулись убогие халупы — каркасы из металлических труб, обшитые ржавой жестью. Запахи гниющего мусора, прокисшего вина и человеческого пота мешались в воздухе с нежным ароматом жимолости. Слышался визг играющих детей и несмолкающий гул голосов. Все строения были опутаны цветущими лианами, среди которых жужжали пчелы. Вдоль коридора тянулся зеленый трос, и Ребел с Уайетом держались к нему поближе, время от времени цепляясь за него, чтобы увернуться от спешащих навстречу людей. Затем зеленый трос пересекся с оранжевым. Оранжевый вел в глубь резервуара.
По тросу съезжала какая-то сумасшедшая, и люди шарахались от нее в сторону. Уайет схватил Ребел и оттащил ее с дороги. Они с грохотом ударились о жестяную стену. Безумная женщина промчалась мимо, и все двинулись дальше.
То здесь, то там из дверей лился свет, иногда гирлянда фонарей обрамляла скопление лавчонок и баров, где хозяева предлагали домашние вина и другие продукты. Повсюду росли лианы, густые и пышные, и усеянные светящимися цветами. Кое-где эти цветы были единственным источником света.
— Ужасно, — сказала Ребел.
Уайет огляделся по сторонам, словно пытаясь понять, какой изъян она выискивала в его мире.
— А что это так?
— Это как карикатура на мою родину. Я хочу сказать, что люди, знакомые с биотехнологиями, не должны допускать такого убожества. У меня на родине города…
— Какие? — спросил Уайет.
Вот это-то Ребел как раз и забыла, как ни горько ей было в этом признаться. Забыла начисто. Она старалась вспомнить название родного города, лица друзей, детство, чем она занималась — и все напрасно. Прошлое превратилось в пейзаж кисти художника-импрессиониста: яркие краски, эмоции, и ни одной четкой линии.
— Не знаю, — откровенно ответила Ребел.
— Солнышко, твои ответы не более содержательны, чем твое молчание. — Уайет коснулся ее руки. — Приехали!
Он схватился за трос, притормозил, отскочил в сторону и влетел в щель между жестяными хибарками. Ребел старалась не отставать.
Из окошка хибарки выглянул худой как скелет старик.
— Привет, Джонамон. Как твои почки? — поприветствовал старика Уайет. Сейчас его лицо смеялось. — Вот, привел тебе новую постоялицу.
— И тебе привет. — Кожа старика была бледной, как рыбье брюхо, на лысой макушке цвели красные пятна. — Завтра срок платить за комнату. — Затем он заметил Ребел, и губы его недовольно поджались. — Деточка, ты веришь в Бога?
Ребел покачала головой.
— Тогда где твоя краска? — Старик ткнул костлявым пальцем в красноватую потертость у Ребел за ухом и сказал Уайету:
— Ты поставил на ней метку! Устраивайте бардак где-нибудь в другом месте! Здесь честное заведение: никаких пьяниц, никаких шлюх, никаких шахер-махеров, никакого перепрограммирования. Твои оправдания и объяснения меня не интересуют. Господь не любит…