Пир Валтасара
Александр Шалимов
Пир Валтасара
Часть первая
ЦЕЗАРЬ — НАСЛЕДНИК ЦЕЗАРЯ
Переговорный динамик на столе, молчавший со среды, неожиданно ожил. Послышалось знакомое покашливание.
— Стив?
— Я…
— Загляни-ка ко мне.
— Сейчас?
— Ну, если занят, можешь попозже… Но сегодня.
Стив бросил взгляд на часы. Четырнадцать десять. До конца работы еще два часа. «Хочет дать возможность собраться с мыслями… и с духом?.. Так сказать, проявляет гуманность… Проклятый лицемер! Тянет третий день… Хотя и так все ясно… С того момента, как шеф наложил вето на мой материал… Стадо подонков! Ни к чему тянуть эту канитель».
— Зайду сейчас?..
Получилось что-то среднее между вопросом и просьбой. Стив стиснул зубы. Не следовало торопиться… Старик расценит это как признак слабости. А он не должен казаться слабым, когда его собираются выгнать.
Из динамика послышался неясный шелест. В кабинете у Старика кто-то есть, кто-то, с кем он сейчас советуется. Может быть, сам шеф… Стив склонился к экрану. Ничего не разобрать — только шелест. Эта аппаратура, как и все в редакции «Калифорния таймс», абсолютно надежна. Обеспечивает прямую связь главного с его армией, но не подслушивание.
Динамик снова кашлянул:
— Жду через десять минут, Стив.
— О’кей!
Итак, через десять минут он — Стив Роулинг, отдавший десять лет жизни и труда «Калифорния таймс», — услышит, что его услуги владельцам газеты больше не нужны… И все только потому, что в критический момент его подвело профессиональное чутье. Азарт преследования! Хотелось проследить нить до конца. А она завела слишком далеко… На разоблачения тайн большого бизнеса хозяин «Калифорния таймс», конечно, не пойдет. Свобода печати, черт бы вас всех побрал!
Стив неторопливо поднялся. Отодвинул листки бумаги, на которых последние дни рисовал замысловатые лабиринты и голых девочек. Придав лицу возможно более безразличное выражение, вышел из своей застекленной клетки в узкий коридор. Из соседних стеклянных ячеек на него глядело множество глаз. Он физически ощущал эти взгляды. В них были любопытство, настороженность, безразличие, злорадство. Только Мэй выглядела встревоженной. Она испытующе посматривала на Стива и, когда он, проходя мимо, подмигнул ей, печально усмехнулась в ответ и подняла вверх большой палец, как всегда запачканный чернилами, — у Мэй постоянно подтекала авторучка.
Стив, насвистывая, выбрался из стеклянного лабиринта огромного зала, в котором под неусыпным оком главного корпели над очередными репортажами сотни сотрудников «Калифорния таймс». Пока Стив был одним из них. Он на мгновение задержался перед ступеньками, ведущими в кабинет Старика. Когда через несколько минут он спустится по этим ступенькам… Он печально усмехнулся. Каждый, кто сидит сейчас в огромном, разделенном на стеклянные клетки зале, рано или поздно должен будет пройти через то же самое, что предстоит ему. Он резко распахнул дверь.
Секретарша главного — мисс Перш — сверкнула из-за своего стола сиреневыми стеклами больших очков и, скривив ярко накрашенные губы подобием улыбки, молча кивнула в сторону двери, ведущей в кабинет Старика.
Через десять минут Стив вышел обратно. Он снова задержался на ступеньках, ведущих в зал. Теперь на Стива были устремлены сотни глаз из всех стеклянных клеток, расположенных внизу. Однако его худое, темное от загара лицо оставалось непроницаемым. Из-за его плеча поблескивали сиреневые очки мисс Перш. Секретарша что-то говорила, и Стив небрежно кивал, не оборачиваясь. Потом он неторопливо спустился в зал и, насвистывая, направился к своему месту. Проходя мимо клетки Мэй, он опять подмигнул девушке и в ответ на ее тревожный, вопросительный взгляд процедил сквозь зубы, но так, чтобы услышали в соседних ячейках’
— Завтра лечу в Акапулько. Ответственное задание…
И по притихшему залу пронеслось как вздох:
— Остается… Акапулько… Ответственное задание… Остается… Ответственное задание…
Вечером того же дня в маленьком кафе на Приморском бульваре Санта-Моники Стив говорил Мэй:
— Понимаешь, дорогая, даже не знаю, как все это расценить… Желание ли дать мне последний шанс, или расчет на то, что у меня ничего не получится, и уж после этого выгнать на законном основании. Может, шеф опасается скандала, если уволит меня сейчас?.. К сожалению, оригиналы документов остались у него. Теперь он их из рук не выпустит, если уже не уничтожил…
Мэй, дожевывая пирожное, несмело возразила:
— Едва ли он решится, Стив. Он должен предполагать, что у тебя есть копии…
— Копии почти ничего не значат, дорогая… Хотя… — Стив задумался. — Как бы не получилось, что эта поездка снова выведет на тропу ОТРАГа… Ты запомни это слово, Мэй, — ОТРАГ… Весьма странная западногерманская компания. На ее американских связях я и погорел… Обязательно сохрани копии… до моего возвращения.
— Разумеется, Стив. В воскресенье отвезу их на ранчо матери.
— Да, пожалуй, так будет лучше.
— Послушай, Стив… — Она снова принялась за пирожное. — Твое новое задание… Что он за человек — этот Цезарь Фигуранкайн?
— Загадочная личность…
Стив протянул Мэй сигареты, но она отрицательно тряхнула головой. Тогда он закурил сам, глубоко затянулся и устремил взгляд в открытое окно, возле которого они сидели. За окном угасал закат. Небо и полосы облаков у горизонта еще отливали красновато-оранжевой медью, но океан уже потемнел и казался свинцовым. С берега доносился тяжелый гул наката…
— Цезарь Фигуранкайн — загадочная личность, — задумчиво повторил Стив. — Один из богатейших людей Америки. Может быть, самый богатый… Мультимиллионер, но никто не знает точно, сколько он стоит и даже как выглядит. Иногда снисходит до интервью, но дает их в слабоосвещенных помещениях, где его фигура и лицо почти неразличимы. Год назад Роберт Смит — из бостонской газеты — попытался во время интервью снять его в инфракрасном свете. Там оказались какие-то хитрые детекторы, и проделка Роберта обнаружилась. Он отделался сравнительно легко — сломанным ребром. Подал в суд на охранников Фигуранкайна, но, разумеется, впустую. Вдобавок сам заплатил штраф за попытку обмануть. После этого, насколько мне известно, Фигуранкайн не встречался с представителями прессы. Завтра он прилетает в Акапулько. Я должен любым способом повидать его и взять интервью… Вот так… Роберт говорил, что Фигуранкайн — вздорный старикашка, от которого воняет обезьяньей мочой, ревностный католик и ненавидит коммунистов…
Мэй медленно помешивала маленькой серебряной ложечкой кофе. Спросила совсем тихо:
— Сколько же времени он пробудет в Акапулько, Стив?
— Задай вопрос полегче, дорогая. Фигуранкайн никогда не афиширует своих намерений. Может прожить и месяц в одном из самых фешенебельных отелей Акапулько, а может исчезнуть завтра же.
Она печально улыбнулась:
— Ничего себе задачка. Но я понимаю нашего шефа. Никому, кроме тебя, такое не под силу.
— Спасибо, Мэй, но… прозвучало это почти как некролог.
Она испугалась:
— Ой, что ты говоришь! Какие вещи! Сейчас же постучи по дереву. Ну пожалуйста, постучи, Стив.
Он рассмеялся:
— Поблизости нет ничего деревянного. Металл и пластик…
— Есть! Вот.
Она схватила его руку и постучала ею о поручень кресла. Он продолжал смеяться:
— Не уверен, что это настоящее дерево. А впрочем, какая разница. Важно верить… Не так ли?
— Конечно… Верить и не сомневаться…
Мэй отпустила его руку и сосредоточила внимание на пирожных. Покончив еще с одним, она отхлебнула кофе и взглянула на Стива:
— О чем же тебе предстоит спрашивать твоего мультимиллионера?
— Старик подкинул целый список вопросов. Обычная чепуха. Но в нее вкраплены две зацепки. Первая — намерения Фигуранкайна в связи с его последней покупкой. Он недавно приобрел у правительства Бразилии около ста тысяч квадратных километров амазонской сельвы близ границы с Венесуэлой. Совершенно нетронутые места, недоступные, неизученные и, по-видимому, почти безлюдные. Покупка загадочная, учитывая ее немалую стоимость. И вторая — какой-то не менее загадочный исследовательский центр или полигон в Африке. Работы там финансируются Фигуранкайном. Именно оттуда, по словам Старика, Фигуранкайн прибывает завтра в Акапулько.